Читаем без скачивания Наследник мухи Цеце - Дмитрий Щеглов

Мой дружок неожиданно насупился и исподлобья посмотрел на свою обидчицу.

– Значит, ты считаешь, что это номер счета в Кэш Банке и на нем лежит два с половиной миллиона?

– Да!

– И любой, кто знает номер счета, может получить по нему деньги?

– Да!

– А ну дай сюда ведро!

Данила грубо выхватил из Настиных рук медное ведерко и спрятал его за спину! Я ничего не понял. Что за резкая смена настроений? Нет, чтобы радоваться, что мы нашли ключ к разгадке тайны, он еще злится и хамит.

– Ты чего? – недоуменно спросил его я.

– А нечего деньги в чужих карманах считать!

Это надо было видеть, с каким высокомерием было сделано это идиотское заявление. Данила смотрел на Настю сверху вниз. Смотрел так, как будто действительно у него боров ест на серебряном блюде. Обычно не знаешь, что и сказать в подобной ситуации. Женщины лучше приспособлены ко всяким неожиданностям. Настя нашла емкое и точное определение.

– Дурак! Причем круглый!

Я тоже вступился за Настю. Мне показалось несправедливым обвинение моего дружка. Наши подружка провела такую титаническую работу, расшифровала эти китайские иероглифы, разложила все на блюдечке, разжевала можно сказать нам с Данилой смысл этих непонятных записей, и ответ такая неблагодарность.

– Спасибо сказал бы!

Настя не стала дожидаться благодарности и, фыркнув, как ошпаренная кошка, не попрощавшись, вылетела в открытую дверь. Данила стал оправдываться.

– Представляешь Макс, вовремя я сообразил, что нельзя ей знать номера счетов, где деньги лежат! Вот ведро и отнял. Бабы, народ ведь какой, им в Цюрих смотаться ничего не стоит. Повезло нам с тобой, что у Насти память дырявая, а то пришлось бы выбивать из ее головы все эти цифры.

– Как выбивать?

– Молча!… Головой о стенку!

Я посмотрел на этого варвара. Неужели он всерьез говорит? Похоже, Данила не шутил. Только ради чего он так старается? Ради денег или родственных отношений? За бабку свою он никогда так не вступался, а тут не успел объявиться отец, который его еще толком и не признал, как он кинулся грудью на амбразуру. Чужой кошелек ему дороже старой дружбы с Настей. Я ему так и заявил:

– Извиниться бы тебе Данила перед Настей не мешало!

– Извиниться никогда не поздно, – сразу согласился он, – а вот запудрить мозги ей не мешало бы. Мне кажется, нам надо куда-нибудь в книжку этот шифр записать, а на ведре стереть. И тогда, только мы с тобой будем знать, где деньги моего папашки лежат. Во, где он у меня будет! – Данила сжал кулак!

Так мы и сделали. Перенесли эту запись один к одному в толстенную книгу Мишеля Нострадамуса. Эта книга была Данилина самая большая ценность. А дно ведерка зашкурили наждачной бумагой. Теперь мы с Данилой сидели, как собака на сене. И сами не можем воспользоваться деньгами и другим шиш дадим. Никто кроме нас не знает номера счетов в иностранных банках. Красота! После того как мы натерли дно ведерка до зеркального блеска, Данила заявил.

– Вот теперь можно в гости идти хоть в кирзовых сапогах, Настя права, придется перед ней извиниться. А бабке я пока ничего сообщать не буду.

– Почему?

– А то еще пристанет к зятьку чтобы прикупил пару коз. Деньги есть, тот возьмет и купит. Что тогда делать? Тут с одной не знаешь куда деваться, а если будет стадо? Я что, в пастухи нанимался? И так бабка уже намекала насчет палатки. Поставь, мол, ее на берегу озера, чего добру зря пропадать? И от солнца и от дождя спасение. А я тебе еду буду приносить. Поэтому Макс, я пока помолчу.

Железная логика, скажу я у моего приятеля.

Глава 5. Праздничный обед

Солнце хоть и медленно катилось по небу, но в пробках не стояло. Мы еще послонялись немного, потом я сходил домой, переоделся и в шесть часов как штык предстал перед Данилой.

– Готов для рандеву?

Можно было и не спрашивать. Мой дружок, тщательно прилизанный, в наутюженных брюках и белой сорочке стоял передо мною. Видок так себе, ничего, а вот с обувкой у него были большие проблемы. Самый шик сейчас кроссовки, но они денег стоят, с бабкиной пенсии на них не выкроишь.

Вот он и перебивался все лето кедами. Чтобы придать им благообразный вид, мне кажется, он подбелил их зубной пастой.

– Как я? – крутнулся он передо мною.

– Сынок олигарха!

– То-то! Порода сама за себя говорит! – удовлетворенно заявил он.

Путь наш лежал мимо Настиного дома. Она на улице разговаривала с подружкой. Специально стоит, дожидается, хотя и делает вид, что не видит нас, подумал я. Ее спина подобно флюгеру четко фиксировала наше передвижение и выражала безразличие и презрение. Но разве мы могли пройти молча мимо нее? Я толкнул Данилу в бок.

– Проси прощения.

– Сейчас!

Настя отлично слышала наш разговор, но не повернула головы. Мой дружок стрельнул в меня плутоватыми глазами и обратился к ней.

– Настя, ты извини меня, пожалуйста.

Чьему самолюбию не льстит, если перед тобою падают ниц, склоняя повинную голову. А то, что Данила просил прощения в присутствии подружки, повышало ценность просьбы вдвое. Признать свою вину, значит отдать себя на милость победителя. Лежащих в пыли не добивают, им даруют жизнь. Настя источала великодушие:

– Пожалуйста!

Данила небрежно отряхнул несуществующую пыль с колен и вероломно, острым и длинным, как меч языком, поразил ее в самое сердце:

– Настя, ты извини меня, пожалуйста, я бы тебя тоже с собой позвал, но не могу! Там, куда мы с Максом идем, сама понимаешь, соберется весь цвет нашего общества, а ты боюсь, шокировать всех будешь. Как-нибудь в другой раз, мы тебя пригласим, ладно?

Подружка, рядом с которой стояла Настя, с интересом нас рассматривала. О Даниле видно и шел у них до нашего появления разговор. Разве могла утерпеть Настя и не сообщить, что у него объявился отец? И главное, кто? Теперь ее собеседница не сводила с моего приятеля глаз. А он, стервец, при посторонних, так уел Настю.

– Научись сперва вилкой есть! – воскликнула оскорбленная благодетель. – Сам опозоришь кого хочешь.

Дом Владлена Петровича, управляющего банка, находился в той части города, где строила дома местная знать. Высокий берег озера, корабельные сосны, величественные лиственницы, а впереди аквамариновая водная гладь озера. И вот в этой заповедной, природоохранной зоне вознеслись вверх луковицами и остроконечными шпилями несколько вычурных особняков. В городе наперечет было известно, где чей дом. Этот мэра, этот Хвата-Барыги, а этот, еще дальше, занимающий территорию бывшего пионерского лагеря, управляющего банка – Дуста Владлен Петровича. Дома эти стояли, особняком захватив дальний конец озера. Мы с Данилой обычно туда не ходили. Да и местные, тоже, не баловали тот край своим вниманием. Там запросто можно было напороться на кобеля бойцовской породы, а что у того на уме, поди, разберись.

К воротам мы подошли без десяти минут семь. Данила нажал на кнопку звонка. За высоким забором послышались неспешные шаги. Открылась калитка. Я собирался увидеть качка с золотой цепью на груди, а перед нами в шитой золотом ливрее, застегнутой на все пуговицы, стоял представительный мужчина.

– Проходите! Меня предупредили! Я мажордом!

– А я Данила! – поспешил представиться мой дружок, протягивая ладонь для рукопожатия. На мой толчок он не обратил внимания. – Мы, это…э…на щуку!.. Все дома?

Мажордом улыбнулся.

– Все дома, и ваш папа, – он сделал ударение на втором слоге, – и ваша новая мама. Наконец то собрались вы все вместе. Я провожу вас!

Мажордом шел немного сбоку и впереди нас. Лицо его было бесстрастно. Я окинул взглядом территорию огромного участка и обратил внимание, что вдалеке тянется к небу исполинский дуб. Начали, по-моему, подтверждаться гениальные Настины догадки. Я старался вспомнить число, соответствующее слову ДУБ. По-моему, оно было пятизначным.

А впереди встречал нас белыми колоннами старинный особняк. Царская усадьба. В центре был главный дом, по бокам флигели, еще парадный двор, сад, службы. Здание дома-усадьбы оседлало холм, и было фасадом развернуто в сторону озера. А склон холма превращен в небольшой пейзажный сад. На раскрывающуюся перед домом панораму, убегающую вдаль озера, можно было смотреть с крыши, с видовых площадок, а также с бельведера[1].

Главный фасад был соединен с боковыми флигелями одноэтажными арочными перекрытиями. По ним запросто мог проехать автомобиль. Ничего подобного до этого мне не приходилось видеть. Мажордом распахнул перед нами двери дома и повел по парадной, мраморной лестнице затянутой мягким ковром, на второй этаж. Мы прошли большую залу. Пол, выложенный узорчатым паркетом, был натерт до невообразимого блеска.

– А где тапки? Переобуться надо! – зашептал мне в ухо Данила.

– Ходи так. Здесь не принято!

Данила крутил головой по сторонам. Дом был построен в странном стиле. В его архитектуре переплелись влияния французского классицизма и последние архитектурные изыски «новорусского стиля». За стрельчатыми окнами шли круглые иллюминаторы. Смешение разных стилей крикливой цыганкой бросалось в глаза.