Читаем без скачивания Старшая Эдда (перевод В. Тихомирова) - Фольклор

Ньяров владыка,

что в Волчьей Долине

Вёлунд — один,

и вот, ночью скачут

мужи в кольчугах,

ущербный месяц

блестит на щитах.

Ссели с седел

у самого дома,

двери открыли,

все сквозь обошли:

глядь, на лычаги

кольца нанизаны -

всего же семь сотен

сей выковал муж, -

сняли с лычаг

и вновь нанизали

все обручья -

одно лишь взяли.

Вёлунд с ловитвы

из мест далеких,

охотник зоркий,

домой прибежал

и стал медвежью

свежатину жарить;

сухая, как хворост,

сосна полыхает -

дровишки Вёлунду

ветер высушил.

Альвов хозяин

сел на шкуру медвежью,

обручья считает -

ан нет одного!

Подумал: вернулась

Хлёдвера дочерь,

жена младая, -

она и взяла.

Долго сидел он,

пока не уснул он;

не радостным было

его пробужденье:

руки веревкой

накрепко связаны,

ноги тугими

обмотаны путами.

(Вёлунд сказал:)

«Чьи это люди

кольцевладельца

лычагой скрутили,

меня повязали?»

Тут Нидуд крикнул,

Ньяров владыка:

«Откуда у Вёлунда

в Волчьей Долине,

у князя альвов,

золото наше?»

(Вёлунд сказал:)

«Из груза Грани

[6]

здесь злата нет,

и Рейна холмы,

знать, далёко отсюда;

помню, однако,

богатством не меньшим

мы, родичи, прежде

вместе владели -

Хладгуд и Хервёр,

Хлёдвера дети,

и знатная Эльдрун,

дочерь Кьяра

[7]…»

(Жена преумная,

супруга Нидуда,)

вошла в палаты

и вдоль прошла их,

в средине встала,

молвила тихо;

«Из лесу вышедший

другом не станет…»

Конунг Нидуд отдал своей дочери Бёдвильд золотое обручье, снятое им с лычаги в доме Вёлунда; сам же он препоясался мечом Вёлунда. А владычица сказала:

«…клыки он скалит,

как только видит

свой меч, а заметит

на Бёдвильд обручье -

глаза у него, как у змея, горят.

Жилы ему

немедля подрежьте -

пусть сиднем сидит

в Севарстёд!»

Так и было сделано; ему подрезали подколенные сухожилья, а потом поместили на острове, который был недалеко от берега и назывался Севарстёд. Там он ковал для конунга разные сокровища. Никто не смел бывать у него, кроме самого конунга. Вёлунд сказал:

«На чреслах Нидуда

клинок сверкает,

его точил я -

нельзя вострее,

его закаливал,

как мог я, твердо;

мой меч блескучий

навечно утрачен -

к Вёлунду не вернется

в кузне его рожденный;

а Бёдвильд носит

жены моей злато -

еще не отмщен я! -

обручье красное».

Сидит он, не спит он,

все молотом бьет -

скоро скует он

на Нидуда ковы.

А Нидуда дети,

два сына, вздумали

взглянуть на казну,

что на острове Севарстёд;

у скрыни встали,

ключи спросили, -

алчба их сгубила

как внутрь заглянули;

множество, юные

видят, сокровищ

красного злата

и украшений.

(Вёлунд сказал:)

«Еще приходите!

Одни приходите!

И все это злато

вам же отдам я!

Но только ни слова

ни девам, ни слугам,

да никто не прознал бы,

что вы — у меня».

Скоро брат брату,

один другому,

молвят; «Пойдем-ка

на золото глянем».

Встали у скрыни,

ключи спросили, -

алчба их сгубила,

как внутрь заглянули;

головы разом

отрезал детям,

ноги засунул

под мех кузнечный,

а череп каждого,

кожу содравши,

оправил в серебро,

отправил Нидуду;

из глаз же их выделал

самоцветные камни,

послал их с умыслом

супруге Нидуда,

а зубы каждого

узором выложил,

в две гривны вправил,

отправил Бёдвильд.

Сама тут Бёдвильд

…

несет обручье, -

смотри, мол, сломала;

«Кто мне поможет,

если не ты?»

Вёлунд сказал:

«Так я заделаю

в золоте трещину -

даже отец твой

доволен останется,

пуще того

твоя мать возликует,

да и тебе

не меньше понравится».

Пива налил ей

и так преуспел

в деле, что дева

на лавке уснула.

«Теперь отомстил я

за все неправды;

одно же дело

еще не сделал.

Но вот — сказал Вёлунд, -

я встал на крылья,

что воины Нидуда

мне подрезали!»

Смеется Вёлунд,

в воздух взлетает

[8];

Бёдвильд же с острова

прочь, рыдая;

плачет о милом,

отца страшится.

Жена преумная,

супруга Нидуда

вошла в палаты

и вдоль прошла их

(а он на ограду

для роздыху сел):

«Не спишь ты, проснулся,

Ньяров владыка?»

«Не сплю, не проснулся -

на ложе плачу

в печали, как вспомню

сынов пропавших.

Ум мой застыл

от преумных советов!

С Вёлундом ныне

хочу перемолвиться.

Ответь мне, Вёлунд,

владыка альвов,

что сталось с моими

чадами славными?»

(Вёлунд сказал:)

«Сначала сам ты

крепчайшей клятвой -

бортом ладьи, венцом щита,

хребтом коня, клинком меча -

клянись, что деву

казнить не станешь

и не погубишь

супругу Вёлунда

[9],

его невесту,

тебе известную, -

дитя родит она

в твоем же доме.

Пойди в ту кузню,

что сам ты поставил, -

там кожи с волосьями

найдешь кровавые:

головы разом

отрезал я детям,

ноги засунул

под мех кузнечный,

а череп каждого,

кожу содравши,

оправил в серебро,

отправил Нидуду;

из глаз же их выделал

самоцветные камни,

послал их с умыслом

супруге Нидуда,

а зубы каждого

узором выложил,

в две гривны вправил,

отправил Бёдвильд;

а Бёдвильд ныне

в утробе носит -

она же одна

вам дочерь родная!»

(Нидуд сказал:)

«Худшей вести

мне принесть ты не смог бы -

словес наихудших

не услыхать бы, Вёлунд!

Где тот, столь высокий,

что с коня тебя ссадит,

где лучший лучник,

что стрелою достанет,

когда ты плаваешь

в поднебесье!»

Смеется Вёлунд,

в воздух взлетает;

Нидуд в печали,

сиднем сидит.

(Нидуд сказал:)

«Вставай-ка, Такрад,

раб мой вернейший,

зови-ка Бёдвильд,

мою белоликую,

в одеждах светлых

с отцом побеседовать.

То правда ли, Бёдвильд,

что мне сказали, -

ты будто с Вёлундом

жила на острове?»

(Бёдвильд сказала:)

«Правду, Нидуд,

тебе сказали;

то было с Вёлундом

у нас на острове -

а лучше бы не было! -

в час наихудший!

Ведь я перед ним

устоять не сумела -

сил моих не было

ему противиться».

Первая песнь о Хельги убийце Хундинга

О Вёлунде

Здесь начинается Песнь о Хельги, убийце Хундинга и Хедбродда.

Песнь о Вёльсунгах

Древле было,

орлы кричали,

с гор небесных

святы воды текли, -

тогда-то в Бралунде

могучий духом

родился Хельги,

у Боргхильд

[1] сын.

Ночью в хоромах

норны явились,

младу владыке

жребий судили;

ему, сулили,

быть славным князем,

лучшим вождем, мол,

его прозовут.

И так усердно

судьбу спрядали,

что содрогались

в Бралунде стены:

нить золотую

до неба спряли,

до лунных палат,

и там закрепили.

К восходу, к закату

пряжу тянули:

все княжьи пределы