Читаем без скачивания Вечерний круг - Аркадий Адамов

— Местные. Один Володька, кличка Дачник. Другой Гошка, кличка Горшок.

— Горшок? — встрепенулся Лосев.

— Да. А что?

— Это вроде тот самый, который вместе с Витькой за Шухминым шёл. Ты давно его выгнал?

— Полчаса назад.

— Эх! Где же он сейчас может быть?

— Да где хочешь. Он табель не снимает.

— А где живёт?

— Это известно. Я записал. В Сокольниках.

— И нигде не работает?

— Как так! Числится за аттракционами, которые у нас тут на набережной. В качестве рабочего по посадке в эти люльки, видел?

— А сейчас его где искать, там?

— Что ты! Он уже небось освобождение отмечает. — Филипенко, усмехнувшись, махнул рукой. — Его сейчас с собакой не найдёшь.

— Ну, хоть как он выглядит, на всякий случай опиши.

Филипенко, как мог, описал симпатичную и щеголеватую Гошкину внешность, отметив при этом недобрый, вороватый взгляд его прищуренных, небесно-голубых глаз.

— Вот что, Николай, — задумчиво произнёс Лосев, глядя в окно. — Пришла мне в голову одна идея. Сегодня вечером я… — И Лосев коротко изложил свой план.

Филипенко, выслушав, покачал головой.

— В войну это называлось «вызвать огонь на себя», так, что ли?

— Именно. И тем демаскировать противника. Вот такая идея.

— Опасно всё же. Ведь ты небось захочешь один идти?

— Иначе нельзя.

— А группа прикрытия?

— Исключается, сам понимаешь.

— Ладно, договорились.

— Тогда я двинул. Вечером жди. — Он приветственно взмахнул рукой.

Лосев всё же решил ехать на работу. Но уже по дороге, на перроне станции метро, он передумал. Ему вдруг пришла в голову новая мысль. Ведь дела с Витькой Коротковым далеко ещё не закончены. И не потому только, что не всё удалось у него узнать, не во всём он признался, но и сам Витька заинтересовал Лосева. Ну, осудят его. Но через два, три года, даже пять лет он, как и другие, ему подобные, всё равно снова вернётся домой. Домой! Каким же он вернётся? И когда прививать ему что-то новое, хорошее, когда начинать? Потом? После суда? В колонии? Нет-нет. Виталий уже успел в этом убедиться. Потому что самые мучительные, самые страшные часы такой «новичок», как Витька, переживает сейчас, сразу после ареста.

Вот о чём подумал Лосев на шумном, суетном перроне метро, когда подошёл уже поезд и раздвинулись дверцы вагонов. А что, если заехать домой к Витьке, прямо сейчас? Виталий мельком взглянул на часы. Время есть. Ну, мать, возможно, на работе. Так просто посмотреть на двор, на дом, зайти в квартиру, поговорить с кем-то, оглядеться, посмотреть на сестрёнку хотя бы.

Виталий уже знал, как много говорит о человеке его жильё, если, конечно, уметь смотреть.

И потому подземный маршрут Лосева решительно изменился и в конце концов привёл его на станцию метро «Сокольники». Дальше следовало уже сесть в троллейбус, который вскоре и довёз его до нужной улицы.

Обширный двор, куда он через минуту зашёл, был полон суеты, звонких детских голосов.

За жидкой стеной зелёного кустарника виднелся дом, всего в три этажа, совсем старенький, обветшавший.

Лосев поднялся на второй этаж и сверился с номерами квартир. Судя по спискам жильцов на каждой из дверей, квартиры в доме были коммунальные, на несколько семей, и к Коротковым, например, требовалось звонить три раза.

Высокую, тяжёлую дверь, обшитую по краям войлоком, открыли сразу, не успел ещё прозвенеть третий звонок. На пороге Виталий увидел маленькую, черноглазую девчушку в зелёном платьице, пухленькие руки и щёки у неё были вымазаны чем-то сладким и клейким. Она с удивлением задрала вверх голову, чтобы рассмотреть Лосева, и важно объявила:

— Я таких длинных ещё не видела.

— Я длинный, а ты Лялька, верно? — улыбнулся Виталий.

— Верно. Это у тебя такая кличка, Длинный?

— А разве у всех должна быть кличка? — спросил он.

— Не, — закрутила головой девочка. — Это только у Витькиных ребят.

— А мама дома?

— Не. Она в магазин пошла. А ты к ней?

— К ней.

— В очередь ста-ановись! — весело и заученно закричала девочка и звонко рассмеялась беззубым ртом.

— А за кем? — поддержал шутку Виталий.

— За дядей Севой, вот за кем!

— Ладно. Я маму дождусь, можно?

— Пойдём, — охотно согласилась девочка и добавила озабоченно, явно подражая кому-то из взрослых: — Соседей никого нет, слава богу, зараз этих.

— Почему же «зараз»? — удивился Виталий, заходя в просторную переднюю и прикрывая за собой дверь.

— Дядя Сева их так называет.

— А Витя?

— Не. Он дядю Севу только так называет. — Она понизила голос и погрозила Виталию пальчиком. — Только ты не говори это никому. А то дядя Сева драться будет.

«Весёленькая тут ситуация, — подумал Виталий. — И девчушка в курсе всех дел».

Девочка между тем провела его в комнату возле самой входной двери. Комната оказалась большой, с одним широким окном. Громоздкий платяной шкаф делил её в глубине, возле окна, пополам, и обе эти половинки отгораживала от остальной комнаты тёмная, глухая занавеска. Получалась как бы общая столовая и две спальни.

— Ты где спишь? — спросил Виталий, подсаживаясь к столу.

— А вот здесь, около стола, — ответила девочка и взялась обеими руками за банку с джемом, стоявшую на столе (этим джемом она, вероятно, и перепачкалась).

— А мама разрешила его сейчас есть? — укоризненно спросил Виталий.

— Ха! — насмешливо усмехнулась Лялька, точно так, как утром усмехался Витька. — А это её? Вот так. Усёк?

Она повторяла Витькины словечки.

— А что же мне надо усечь? — улыбнулся Виталий.

— А то. Это Витька мне купил. Хочешь, угощу?

— Нет, спасибо.

Девочка забралась на стул и, потянувшись за ложкой, спросила, считая, видимо, нужным развлечь гостя:

— Ты кошек боишься?

— Нет.

— Я тоже. Но у Ритки такой кот — испугаешься. Глаза горят, сам чёрный, и одно ухо рваное. Интересно, он мальчик или девочка?

Виталий между тем незаметно оглядывал комнату. Длинная занавеска была сейчас отдёрнута, чтобы дневной свет проникал на эту половину комнаты. Было ясно, что в одной спаленке, на широком небрежно застеленном байковым одеялом матраце спала мать со своим, очевидно временным, мужем, а за шкафом спал Витька. Там на четырёх ножках стоял узкий матрац, тоже прикрытый одеялом. На стенке шкафа — дверцами он был повёрнут к спальне матери — висел на плечиках Витькин синий выходной костюм, а рядом кнопками были прикреплены в ряд три разной величины фотографии. Виталий пригляделся: на одной из них, самой большой, была снята футбольная команда после матча, один ряд игроков сидел на корточках, второй стоял, а перед ними на земле красовался большой кубок. Лица ребят сияли.

— Где тут Витька, ты знаешь? — спросил Виталий, кивнув на фотографию.

— Пустяки дело, — важно объявила Лялька, облизав ложку, и сползла со стула.

Виталий вслед за ней подошёл к фотографиям.

На совсем маленькой, паспортной, фотографии, которую он не мог разглядеть издали, была снята девушка. Фотографию эту Витька почему-то обвёл широкой чёрной рамкой, нанесённой, видимо, тушью прямо по стенке шкафа. «Умерла эта девушка, что ли?» — с недоумением подумал Виталий.

— Вот он, Витька, гляди, — сказала Лялька, приподнимаясь на цыпочки и тыча перепачканным пальцем в фотографию.

И Лосев сразу узнал Витьку среди стоящих во втором ряду футболистов, хотя вообще-то узнать было непросто, таким счастливым выглядел здесь Витька, так беззаботно, так заразительно он смеялся, обняв за плечи двух стоящих рядом товарищей.

Кнопки были прикреплены только сверху, и Виталий, приподняв нижний край фотографии, прочёл на обороте: «Виктору Короткову. Футбольная команда второй лиги „Сокол“ с кубком городского совета общества. Успехов тебе, Витя. От тренера В.П. Соколова. Сентябрь 1978 года». Виталий постарался слово в слово запомнить эту надпись. Надо будет, и он разыщет и это общество, и этого тренера. Тот, конечно, помнит Короткова, ведь прошло всего немногим больше двух лет, как команда завоевала тот кубок.

— А кто эта девушка, знаешь? — спросил Виталий, указывая на маленькую фотографию в траурной рамке.

— Пустяки дело, — снова важно сказала Лялька. — Это Катя.

— Она что, умерла?

— Во даёшь! — засмеялась Лялька. — Просто Витька на ней крест поставил.

— Поссорились?

Лялька в ответ беззаботно махнула рукой и пропела:

— Я не знаю, я не знаю, но что хочешь отгадаю. Тра-ля-ля, тра-ля-ля…

Девочка начала кружиться вокруг стола, хлопая в ладоши. Потом спросила:

— А ты можешь меня поймать?

— Нет, — серьёзно ответил Виталий. — Я свалю шкаф, стол, стулья, сломаю ногу, а ты убежишь.

Лялька расхохоталась.

А Виталий небрежно приподнял край маленькой фотографии, но надписи там не оказалось. И Виталий стал рассматривать третью фотографию. Она была сделана, очевидно, в парке, на открытой площадке, возле отрады какого-то огромного аттракциона, фантастические конструкции которого отрубались верхним срезом карточки. Витька стоял, прислонясь спиной к ограде из металлической сетки, с папиросой в зубах, а возле него, шутовски изогнувшись, стояли ещё двое парней. И Витька, и парни были явно выпивши и, глядя в объектив, глупо и нагло ухмылялись. Рядом с фотографией счастливых футболистов эта выглядела как пародия на веселье. Оба парня рядом с Витькой производили неприятное впечатление, хотя одеты были весьма щеголевато, особенно один из них, с копной светлых волос. На нём были дорогие, в кожаных нашлёпках, джинсы и явно заморская матроска с полосатым отложным воротом и косыми звёздами на животе. Второй парень был безобразно толст и неповоротлив. Виталий приподнял и эту фотографию. На обороте было написано: «Гопа, Жопа и я у печатного станка. Сзади главная борода, сволочь». Виталий снова посмотрел на фотографию и в самом деле заметил среди людей за оградой невысокого бородатого человека в тёмном костюме, с портфелем, который сердито оглянулся на снимавшихся парней. Виталий разглядывал эту фотографию с особым вниманием.