Читаем без скачивания История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике - Джордж Фрэнсис Доу

2 октября, четверг. С двенадцати часов вчерашнего дня до двух ночи мы двигались на север с голыми мачтами и скоростью четыре мили в час. К этому времени поставили и зарифлили новый бизань, приладив его к поднятому и закрепленному рею. Затем отвязали порвавшийся грот-парус, с большим трудом и хлопотами привязали другой, зарифлив и закрепив его. Около четырех часов приладили выступ фок-паруса и подняли бизань-стаксель, чтобы держаться к ветру и по волне. Идти было ужасно трудно. В двенадцать часов прошлой ночи сила шторма стала спадать. Мы поставили грот-парус и до появления дневного света шли под ним и бизанью. Когда корабль немного выправился, к моей великой тревоге и удивлению, обнаружилось, что фок-мачта поднялась на три фута выше партнерсов на полубаке. Трещины стали очень большими, и пазы разошлись больше дюйма, на что я смотрел с болью в сердце. Поискав, мы обнаружили, что примерно так обстоит дело везде, корабль в этом месте стал непригодным почти до основания. Поэтому я собрал офицеров посоветоваться о том, что можно сделать для исправления этой неожиданно возникшей ситуации. Однако, по их мнению, с такой мачтой продолжать вояж было невозможно и лучшим стало бы возвращение в Плимут, пока мы еще находились недалеко от него. Я счел необходимым подавить эти настроения в корне и заявил, что решил не возвращаться в Англию и продолжить рейс, даже если и придется поставить временную мачту. Затем я велел своим плотникам укрепить мачту, заключив ее в ворот с четырьмя новыми, надежно прибитыми рычагами из хорошего дуба длиной девять дюймов в том месте, где она приподнялась, а потом прикрепил к ней четыре хороших вулинга. Мачта встала прочно, а мы тем временем приближались к области хорошего климата. По поводу мачты больше не было жалоб в течение всего путешествия. Вчера утром, когда, увидев четыре чужих корабля и поспешив на всех парусах поговорить с капитаном Шерли, мы сорвали топ грот-мачты, матросы для прочности связали его с корпусом грот-марса.

18 октября, суббота. Утром обнаружилось, что один из солдат Королевской Африканской компании, направленных для службы в гвинейских крепостях, оказался женщиной под именем Джон Браун. Она была вне подозрений и три месяца на борту пользовалась полным доверием, располагаясь среди других пассажиров и выполняя, как и они, любую работу. Видимо, обман так и остался бы нераскрытым до нашего прибытия в Африку, если бы женщина не заболела. По этому случаю ее навестил наш врач и прописал полоскание рта. Когда пациент приступил к выполнению предписания, врач был удивлен тем, что ему открылось. Он продолжил расспросы и, выяснив ее пол, пришел доложить мне о своем открытии. Из милосердия и уважения к ее полу я приказал выделить ей приватное место, отдельное от мужчин, и выдал портному материал для кройки и шитья женского платья. Хорошенькая брюнетка, лет двадцати, принесла большую пользу в стирке моего белья и другой работе, которой она занималась до тех пор, пока не была доставлена вместе с остальными солдатами в крепость Кейп-Кост.

22 октября, среда. Около четырех утра стало светло, к востоку от нас располагался Тенерифский пик. В это время, находясь у дороги в Оратаву, мы заметили в пространстве между берегом и нашим судном два паруса. В них мы распознали корабль и барку-лонгу. Когда корабль начал движение к нам от берега на всех парусах, мы повернули на другой галс к северу, чтобы выиграть время для приведения своего судна в боевую готовность на тот случай, если перед нами враг. Очень быстро сняли крышки люков, убрали сундуки и гамаки, заняли свои места, привели в готовность орудия и стрелковое оружие. В то же время мы убрали грот-парус и малые паруса, разобрали оружие, приготовили пробки, кранцы, плетенки под бейфуты и, находясь под легким ветром, развернули фок-парус и уменьшили ход до самого малого в отношении неизвестного корабля.

23 октября, четверг. Со вчерашнего полудня до трех часов дул лишь слабый бриз. В это время двигавшийся в нашу сторону корабль, по которому мы произвели неприцельный артиллерийский выстрел, оказался длинным элегантным фрегатом. Теперь мы не сомневались, что это был враг, поэтому, подняв свой флаг, мы дали выстрел поперек его носового дейдвуда. После этого фрегат продемонстрировал английский флаг, но, вопреки всем его уловкам, мы знали, кто это был, и готовились оказать ему достойный прием. До четырех мы медленно двигались под боевыми парусами. На расстоянии выстрела из карабина фрегат выдвинул нижний ряд орудий (чего я не ожидал и чему не обрадовался) по девять единиц с каждого борта. Он спустил фальшивый флаг и поднял французское белое полотнище. Я понял, что он хочет свести с нами счеты. Поэтому, выпив стопку и подбодрив всех, я приказал матросам заняться орудиями, держаться без страха. Мы ожидали от фрегата бортового залпа, который и последовал с дистанции пистолетного выстрела. Он выстрелил мелкой дробью. На его любезность мы дали горячий ответ. После этого он дал упреждающий выстрел, остановился, лег вдоль нашего левого борта и выпалил другой бортовой залп, на что мы дали свой ответ. Затем мы заряжали орудия и палили друг в друга так быстро, как могли, до десяти вечера, пока его фор-стеньга не полетела за борт. Фрегат встал к нам кормой, сделал поворот в подветренную сторону с лодкой на буксире и удалился от нас. Ликуя по случаю избавления от такого неприятного гостя, мы проиграли ему на наших трубах сигнал побудки и произвели прощальный залп теми орудиями, которые оставались заряженными. Я был очень рад тому, что нам, с Божьей помощью, удалось защитить корабль, хотя он был изрядно потрепан в мачтах и такелаже. Грот-мачта получила одиннадцать попаданий, три пробили ее насквозь, и несколько дробин застряли внутри ее на три-четыре дюйма в глубину. Фок-мачта испытала восемь попаданий, два прошли сквозь нее. Грот-марс был разбит вдребезги. Грот-стеньга раскололась посередине. Бегинь-рей был сломан выстрелом надвое, сбиты шпрюйтовый парус, гюйс и гюйс-шток. Наш старый флагшток оказался за бортом, так что большую часть сражения никаких флагов не развевалось над нами, кроме королевского вымпела, под которым я вел бой благодаря своему каперскому свидетельству. Несколько попаданий получили наши реи, на восстановление которых потребуется слишком много времени. Что касается такелажа, то не знаю, что с ним делать, – он был слишком изодран длинными железными болванками. Пришлось вязать основные ванты в четырнадцати местах, а с левого борта остался всего один неповрежденный вант. Мы подвязали фок-ванты в девяти местах. Цепь грот-марса и главные узлы оказались разбиты, так что рей целиком висел на бейфуте и кранце: наши опоры, паруса и канаты были прострелены в нескольких местах, а из бегучего такелажа лишь немногое избежало повреждений от пальбы, которая велась довольно плотно. На корпус нашего корабля пришлось не более тридцати попаданий, четыре из которых – ниже ватерлинии. Фрегат вел огонь большей частью по высокой траектории, по нашим мачтам, реям и такелажу, чтобы сбить их за борт. К счастью, не было сильного марсового ветра, море было спокойно (что необычно для этих мест), легкий ветерок дул до тех пор, пока у нас сохранялась возможность их как-то закрепить при помощи пробок, брасов, подвязывания и сращивания. В корпус фрегата мы били настильно, постоянно заряжали наши орудия малой мощности (все были полукулеврины) двойной и круглой дробью, а орудия на юте – круглой дробью и картечью, полной мушкетных пуль. Мы наверняка побили много людей на фрегате. Наши три шлюпки и грузовые стрелы были пробиты во многих местах, а комплект парусов сильно поврежден, некоторые паруса прострелены так, что выглядели ситом. Мы потеряли было пять человек убитыми и тридцать два ранеными. Среди последних числились мой брат, командор, плотник и боцман. Плотнику прострелили руку, а троим другим – ноги. Пять-шесть моих лучших матросов подорвались ужасным образом из-за собственной беспечности, оставив горящие спички рядом с пороховыми зарядами. Нашему арфисту раздробило мелкой дробью череп, остальные отделались легкими пулевыми ранениями и синяками, сохранялась надежда, что они быстро поправятся. Наш врач, мистер Уильям Гордон, был прилежным тружеником и большим мастером своего дела. Бой длился шесть часов – с четырех до десяти вечера – на расстоянии пистолетного выстрела, при легком ветре, малом волнении моря и скорострельности, какую позволяла быстрота зарядки орудий обеими сторонами. Во время боя мы часто издавали возгласы ликования, они отвечали своими: «Vive le гоу!» Когда же фрегат удалился, их тональность изменилась – я никогда не слышал такого ужасного визга и воя, какие исходили с его борта. Должно быть, там было много раненых. По-моему, этот военный корабль располагал сорока восьмью орудиями. После его ухода мы последовали курсом вест-тень-зюйд при легком северо-западном ветре. Вся ночь прошла в работах по укреплению такелажа, насколько это было возможно. Мы старались приготовиться к новой встрече с фрегатом, если бы он решился нанести нам утром новый удар. Однако наши люди устали за день, лучшие из них были убиты или ранены, мы мало что могли сделать, хотя я, как мог, ободрял их и давал им пить вволю пунша. Утром, когда рассвело, мы увидели противника на расстоянии три лиги. Он удалялся от нас в северном направлении, решив, я полагаю, что с него хватит ночных приключений. Я, без сомнения, обрадовался, ибо не желал больше иметь никакого дела с этим драчливым фрегатом.