Читаем без скачивания Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и полыхает! Ни дать ни взять всесожжение — небось газетчики так и назовут. Лучшая потеха для простонародья.
— Как думаете, потушить смогут?
— Исключено, слишком разгорелось. Жаль, при вас не оказалось того садового шланга…
Джилл остановилась как вкопанная, вытаращив глаза.
— Что?
— Неужто вы не помните? Я вот до сих пор чувствую, как ледяные струйки по спине текут.
Память, что вечно тащится по обочине и наверстывает упущенное лишь в самый последний миг, наконец осчастливила Джилл. Набережная преобразилась в солнечный сад, а январский вечер — в июльский день…
Мужчина смотрел на ошарашенную девушку с загадочной лукавой усмешкой, которая сегодня была приятной, но в те далекие времена казалась издевательской и враждебной. Джилл всегда считала, что он насмехается, а в двенадцать лет это выводило ее из себя.
— Неужели вы Уолли Мейсон?!
— Я уж гадал, вспомните ли вы когда-нибудь.
— Но… в программке было другое имя — какой-то Джон…
— Всего лишь коварная уловка. Уолли Мейсон — мое единственное и подлинное имя… Черт возьми, теперь я и вашу фамилию вспомнил — Маринер! Кстати… — Он еле ощутимо запнулся. — Она не изменилась?
Глава 4. Последний из Руков спешит на помощь
1
Джилл толком и не осознала, что он задал вопрос. Ею на миг овладело то чувство нереальности, что отматывает время назад и возвращает нас в далекое детство.
Логикой разума она понимала, что в самом факте нет ничего особенного: Уолли Мейсон, который все годы оставался для нее мальчишкой в костюмчике Итонской школы, вырос и повзрослел. Однако его преображение все равно казалось каким-то магическим трюком. Дело было не только во внешности, но и в поразительном изменении личности.
Уолли был настоящим бичом ее детства, и эпизод с садовым шлангом она неизменно вспоминала с удовлетворением. Сколько бы ни оступалась она в ранние годы на тесной дорожке праведности, но в тот момент поступила верно. А теперь вдруг Мейсон оказался ей симпатичен! Легко заводя друзей, она все же редко так сразу испытывала приязнь к незнакомцам. Вражда юных лет уступила место теплому чувству товарищества, и Джилл неожиданно ощутила себя безнадежно взрослой, как будто пропало важное звено, соединявшее ее с детством.
Она окинула взглядом набережную Темзы. По левую руку нависал мост Ватерлоо, темный и массивный на фоне серо-стального неба. Переполненный трамвай простучал по рельсам, сверкавшим тем морозным блеском, что кажется предвестником снегопада. На другом берегу реки таинственную тьму разрывали лишь случайные фонари да тусклые очертания причалов.
Вид нагонял тоску, и Джилл пришло в голову, что обездоленным, которые ночуют на скамейках, он кажется еще тоскливее. Она зябко поежилась. Внезапный разрыв с детством принес с собой ощущение брошенности и одиночества в изменившемся мире.
— Холодно? — спросил Уолли.
— Немного.
— Давайте пройдемся.
Они двинулись к западу. Ввысь указующим перстом нацелилась Игла Клеопатры, а внизу, на безмолвной воде, застыли причаленные гребные лодки, похожие на гробы. В просветах древесных крон блеснули на миг, будто подвешенные к небу, часы на башне Парламента и вновь скрылись. Издалека, со стороны Баттерси, донесся гудок баржи, скорбный и зловещий. Наступила тишина.
Джилл снова поежилась, досадуя, что не может, несмотря на все старания, рассеять непрошеную печаль. Непонятно откуда возникшее чувство, будто очередная глава в книге ее жизни завершилась, никак не желало уходить.
— Поправьте, если я ошибаюсь, — заговорил Уолли, нарушая молчание, длившееся уже несколько минут, — но вы, похоже, замерзаете на ходу. С самого приезда в Лондон у меня сложилась привычка гулять по набережной, чтобы развеяться, однако середина зимы — не самое приятное время для единения с ночью. «Савой» тут рядом, не станем от него уходить. Как насчет отметить нашу встречу легким ужином?
Уныние Джилл исчезло как по волшебству, живой темперамент взял верх.
— Огни! — воскликнула она. — Музыка!
— А также пища! — добавил Уолли. — Эфирному созданию вроде вас эта реплика может показаться вульгарной, но я еще не обедал.
— Бедненький! Почему?
— Так волновался.
— Ах да, понимаю! — Огненная интерлюдия заставила Джилл позабыть о его причастности к событиям этого вечера. Теперь вспомнилось и кое-что из разговора в театре. — Уолли… — Она запнулась в смущении. — Наверное, «мистер Мейсон» было бы приличнее, но я всегда думала о вас как…
— Конечно, Джилл! Зови меня Уолли, мы же не совсем чужие. Не захватил свой учебник по этикету, но, думаю, десяток-другой галлонов холодной воды, вылитой за шиворот, вполне сойдут за формальное знакомство. Ты что-то хотела сказать?
— Ты говорил Фредди о вложенном в пьесу состоянии. Это правда?
— В эту кошмарную пьесу? Да, все оплатил я, до последнего цента. Иначе никто не соглашался ее ставить.
— А зачем тебе?.. Ну, то есть… не знаю, как сказать…
— Зачем ее ставить? Может показаться странным, но, честное слово, до сегодняшнего вечера я считал этот бред шедевром. Когда несколько лет подряд пишешь одни мюзиклы, душа рано или поздно поднимает голову и говорит: «Довольно, мой мальчик, ты способен на большее!» Так сказала моя душа, и я поверил. Ну и, как оказалось, старушка меня попросту надула.
— Выходит, ты потерял большие деньги?
— Обобрал себя до нитки, прости за невольную патетику, и увы, негде взять старого честного слуги, который нянчил меня на коленях, чтобы явился и предложил мне свои сбережения. Вот беда, в Америке таких слуг просто не бывает. О моих простых нуждах там заботилась одна шведка, но интуиция подсказывает, что в ответ на просьбу раскошелиться в пользу молодого хозяина старушка вызовет копов. Однако я приобрел опыт, а он, как говорят, дороже денег. Так или иначе, заплатить по счету у меня хватит, так что давай поужинаем!
Как и ожидалось, в ресторане отеля «Савой» не было недостатка в еде, огнях и музыке. Час, когда публика обычно покидает театры, еще не наступил, и большой зал был едва заполнен наполовину.
Отыскав свободный столик в углу, Уолли погрузился в выбор блюд со всей сосредоточенностью голодного клиента.
— Извини, что я так увлекся меню, — сказал он, когда официант принял заказ и отошел, — но ты не представляешь, что значит в моем состоянии выбирать между тушеным цыпленком en casserole и почками a la maître d’hôtel. Рыцарь на перепутье, да и только!
Джилл весело улыбнулась ему через стол. Едва верилось, что испытанный друг, с которым она прошла через все опасности этого вечера и теперь собирается пировать, оказался зловещей фигурой, омрачавшей ее детство. На вид он явно не был способен
