Читаем без скачивания Книга пощечин, или Очередная исповедь графомана - Валерий Михайлов

– Да не буду я смотреть, я не хирург… – пресекла мама его попытку вручить ей свое богатство.

– Я как похожу пешком, что-то выпирает и болит. Я уже и бандажик сделал из фанерки, как Макаровна говорила, все равно болит. Я ложусь на спину, задираю ноги на стену, вправляю все обратно, обвяжусь бандажиком и иду. Макаровна говорит, что это грыжа с защемлением, – продолжил он.

– Что вы несете со своей Макаровной. Нет у тебя никакого ущемления. Ты бы встать не мог от боли.

– Хирург говорит…

– Мало ли что этот дурак скажет. Ты меньше по больницам таскайся, а то точно что-нибудь подхватишь. Болит – выпей Но-шпу. И потом, сколько тебе лет?

– Какая разница, сколько мне лет. Сколько бы ни было – болит.

– А ты хочешь, чтобы в твоем возрасте ничего не болело?

– Макаровна говорит, операцию делать надо.

– Чтоб там она понимала, твоя Макаровна.

– Она же лечит.

– Что она лечит? Что? Она торгует своей отравой, а ты, дурак, это пьешь. От этих ее добавок вред один. Их во всем мире запрещают. Везде же пишут, что нельзя их принимать.

– Это врачи от зависти. Они только и могут, что взятки брать, а сами ничего не понимают.

– Зато вы с Макаровной все понимаете. Чего же она тебя до сих пор не вылечила?

– Если бы не эти лекарства, меня, может быть, и не было бы давно. А вы только и знаете, что людей таблетками пичкать.

– Что ты тогда ко мне приперся? Иди к своей Макаровне и лечись.

– Ты посмотри…

– Не хочу я ничего смотреть. Я тебе свое мнение сказала. Болит – прими Но-шпу или Баралгин. Операцию надо делать только в крайнем случае, если совсем плохо станет. Еще не известно, как будет после операции. Это дело такое.

– Я и так не могу терпеть. Стоит куда пойти…

– А ты меньше шляйся.

– Дядь Вань, у тебя денег много? – решил вмешаться я.

– Зачем? – насторожился он.

– Да мне не надо. Тебе есть чем за операцию платить?

– Не надо ничего платить. Мне как ветерану труда должны…

– Мало ли что тебе должны. Кому ты нужен?

– Как кому? Это их работа, они обязаны…

– Ты в какой стране живешь? Кого здесь волнует, кто что обязан? Сам подумай: Мама человек добрый, отведет тебя куда надо. Ей не откажут. Но посмотрит на тебя хирург и скажет: «привели мудака на халяву». Ты же кроме своей старой немытой пиписьки, которая работала в последний раз еще при царе Горохе, хрен что им покажешь. У тебя песка в Сахаре не выпросишь. Он тебя и лечить будет, как мудака-халявщика. Халявщиков никто не любит. Отрежут тебе первое, что подвернется, да куда-нибудь пришьют, и иди нахрен. А мать им еще и должна останется.

– Ты не то говоришь. У них работа такая, они должны людям помогать. Они же клятву Гиппократа давали.

– Ну и что? Гиппократ далеко, с такой зарплатой вообще не до Гиппократа, а тут еще всякие мудаки на халяву лезут. Вместо того чтобы с нормальным клиентом работать, надо тебе там что-то пилить.

Как и предполагалось, в больнице Макариусу не понравилось. Подержали его там всего три дня. Ко всему прочему, там у него давление прыгнуло, или сердце кольнуло, так даже ЭКГ не сделали. Аппарат у них не работал.

– А ты заикался о благодарности или оплате? – спросил я.

– Вот еще! Что им трудно было на другой этаж…

– Нахрен ты им нужен, на халяву по этажам с тобой бегать. Тебе пипиську отрезали – отрезали. Что тебе еще нужно? Радуйся, что живым от них ушел.

– Я лежу, мне плохо, медсестры вечно нет. Этот, что делал, даже не зашел ни разу.

– Слушать надо, когда говорят.

– Почки мне застудили.

– Как?

– На холодный стол положили, вот я во время операции и застыл. Я еще говорю им, что стол холодный, простыну, а они смеются.

– Это тебе Макаровна сказала про почки?

На этот раз Макаровна помогла ему на самом деле. После операции ходить надо, чтобы спаек не было, а он лег и лежит – больно ему. Лежать тоже больно – ноги разъезжаются. Так он, чтобы они не разъезжались, придумал связывать их ремнями. Пришла Макаровна его проведать – давно добавки не покупал. Видя такое дело, сказала она, как Иисус Лазарю:

– Встань и иди.

Встал тогда он и начал ходить.

Так вот, напросился он с мамой в Старочеркасск. Нарубил там немного дров, сделал еще что-то по дому, а потом, после демонстрации своей хозяйственности толкнул речь о том, что раз он одинокий, мама одинокая, почему бы им не жить вместе? После этого мама его окончательно невзлюбила.

Незадолго до смерти у Макариуса съехала крыша. Начал он на Вовину жену кидаться, из дома ее гнать. Однажды, когда Вова за нее заступился, чуть не бросился на него с топором. Стал Макаровне жаловаться, что они над ним издеваются, что не кормят. Обычные, в принципе, жалобы при маразме. Макаровна же вместо того, чтобы его урезонить, принялась еще больше его на Вову натравливать.

Мы уже решили, что она хочет у него дом выдурить, домовладельцем был Макариус, но оказалось, ее планы были не настолько наполеоновскими. Она заняла у Макариуса его сбережения и постаралась об этом забыть.

Вскоре после его смерти Вова заметил, что у их пса выражение лица стало практически таким же, как у Макариуса в последние недели жизни. А еще чуть позже у пса появились макариусовские повадки, словно он после смерти вселился в собаку.

Вторым претендентом на мамину любовь был татарин Николай, безобидный алкоголик с 5 этажа. При встрече с мамой он всегда раскланивался, а если видел, что она выносит мусор, выхватывал у нее из рук ведро (пакетов тогда еще не было). Однажды, набравшись смелости, он признался маме в любви, и сообщил, что стоит ей только сказать, и он тут же бросит семью и сойдется с ней.

– А не пошел бы та на хуй, – ответила ему мама.

Он сначала впал в ступор, а потом сказал:

– Не думал, что вы такими словами можете говорить.

– Я еще и не то могу, – ответила она.

Следующим женихом был паромщик Иван. До того, как была построена прямая дорога в Старочеркасск, чтобы добраться туда из Аксая, надо было переправиться на пароме через Дон. Когда мы в очередной раз переправлялись, Иван отозвал маму в сторону. Сначала спросил, как дела, а потом, как бы, между прочим, выдал:

– Я здесь на мотоцикле. Не хочешь отдохнуть? Я знаю замечательные кусты.

Мама ответила ему про свиное рыло и калашный ряд.

– Он что, совсем не соображает? – возмущалась она. – Как он вообще себе это представляет, чтобы я с ним на мотоцикле в люльке через весь Старочеркасск ехала в кусты… Да и вообще, кто он, а кто я?..

Попробовал себя в роли жениха один ее старый друг. Несколько лет назад он умер, но его жена еще жива, поэтому назову его П. Помню, в детстве мне нравилась дразнилка:

Дайте ложку, дайте вилку,

Я зарежу П (там в рифму).

Как оказалось, возникла она не на пустом месте.

Напросившись в гости, он заявился с шампанским и конфетами. Выпив для храбрости, он признался маме в любви. На этом первое свидание закончилась. Несмотря на его относительную невинность мама чувствовала себя неловко: она была в хороших отношениях не только с П, но и с его женой. А жена у него была ревнивой и дурной в своей ревности. В молодости она периодически заявлялась к П на работу, он был довольно-таки большим начальником, и если обнаруживала в его окружении привлекательную молодую женщину, устраивала ему разнос прямо там.

Через неделю он заявился вновь. Опять с шампанским и конфетами. Они (он с мамой, а не шампанское с конфетами) проговорили весь вечер, вспоминая молодость. Третье свидание было последним. Решив, что пора переходить от слов к делу, П попытался маму поцеловать. Ей стало плохо и, оттолкнув его, она бросилась в туалет блевать.

– Не думал, что я до такой степени тебе противен, – сказал ошарашенный П.

– Не в тебе дело, – ответила мама. – У меня такая реакция на мужиков вообще.

Затем к маме клеился довольно-таки состоятельный буржуин. Они несколько раз попили вместе чаю, на этом все и закончилось.

Единственным полезным воздыхателем был Мальчонка – так прозвал его Коля. Бывший фронтовик, бывший мамин больной и хронический алкоголик. Заявившись к маме на прием, он начал ее расхваливать, потом пожаловался на сына, алкаша и оболтуса, и сказал, что не хочет, чтобы сыну досталась его квартира, поэтому он собирается подарить ее маме. Мама сначала отказалась, ей было неудобно принимать такой подарок, но вовремя вмешался Коля.

– Ты же у него ее не отбираешь, – резонно решил он, когда мама рассказала нам о Мальчонкином предложении. – Не хочешь брать ее себе, пусть подарит мне.

Мальчонка согласился на Колино предложение и вскоре оформил на него дарственную. Позже он потребовал квартиру назад, но Коля, не будь лохом, оставил ее себе. Мальчонку, надо сказать, он не притеснял, никогда не пытался выставить из квартиры, платил за коммуналку и приносил ему какие-то продукты. Однажды, Мальчонка напился и навеки уснул с сигаретой.