Читаем без скачивания Чужая осень (сборник) - Валерий Смирнов

Я помог телочке подняться, бережно придерживая ее за плечи, и она только слабо вскрикнула, чуть отстранившись, когда я рванул блузку. В квартире Марины два прекрасных двуспальных дивана, один даже разбирать не нужно. Но я предпочел распять эту девочку на полу, возле журнального столика. Она отвернула лицо в сторону, прошептала традиционное для каждой женщины «Не нужно…», а я чуть покрепче сжал руками ее бедра и, прежде чем приступить к столь необходимой мне разрядке, вдруг понял, почему инстинктивно решил делать это на полу. Камолов умокнул меня Бренном, однако все-таки, хоть не велика честь, я победил его. Но этот самый Бренн и все его последователи после победы первым делом насиловали жен поверженных врагов. Причем, не на мягких подушках, а в пыли, на каменных плитах, где придется, словом. Жены Камолова мне даром не нужно, впрочем, как и собственной, так что будем считать эту телку наложницей поверженного врага. Быть может, он догадается, что я делаю с его секретаршей, не нарушая данного обещания. Тогда его настроение еще больше улучшится. А моя победа будет полнокровной и традициям соответствовать.

Сам того не замечая, я прикусил кожу на ее груди, девушка вскрикнула и стала отчаянно извиваться подо мной. Эти движения меня вполне устраивали, а потом она снова застонала, но по другой причине.

33

Все течет, а что это меняет, подумал я, когда спросонья нащупал бедро девушки. После того, что она со мной вытворяла ночью, Камолову можно выражать свои соболезнования не только по поводу его нынешнего душевного состояния. Кто бы мог подумать, что под этой тоненькой телесной оболочкой, скрывается такая этна нерастраченных чувств; к тому же телочка — блондинка, а как я давным-давно убедился, беленькие девочки ведут себя в постели несколько сдержанней, чем темноволосые. В общем, отдувался я за, по всему видать, не сильно устраивающего девичий темперамент Камолова на всю катушку и не сдавался до тех пор пока телочка не простонала: «Я сейчас, кажется, умру», а потом быстро заснула. Конечно же, признаться ей, что я близок к такому же состоянию, не собирался — мужчина обязан хранить свое достоинство молча, особенно, если у него от переутомления еле язык поворачивается. Ну, Камолый, и тут досадил, раннее утро, а у меня уже такое впечатление, что все тело проутюжили танками.

Видимо я невольно пошевелился, телочка инстинктивно пододвинулась вверх по груди, так, чтобы моя рука, лежащая на ее бедре, опустилась чуть ниже. Потом она открыла глаза, провела пальцами по старому шраму и спросила:

— Откуда это?

Дежурный вопрос. Почти каждая женщина его задает после того, как любовное блаженство сменяется у меня блаженством отдыха.

— Это нож, — честно признаюсь девушке, но вряд ли ее интересуют подробности былого приключения, потому что голова телочки скользит по груди, ее рабочие неутолимые губки начинают намекать мне, что между нами не все еще кончено. Хоть бы Марина пришла, подумал я, искренне желая любовного волшебства. Вот закрыть бы глаза, потом открыть, а телки рядом уже нет. Это было бы настоящим чудом…

Но кто сказал, что чудес не бывает? Телочка вовсю дергалась на мне, прогибаясь, собственноручно массируя свою грудь, но тут произошло чудо. В комнате появилась Марина.

— Извините, я без стука, — заметила моя секретарша.

Девушка, казалось, не замечала, что у нас появился зритель; я даже не подал вида, как обрадовался приходу Марины, и небрежно спросил:

— Третьей будешь?

А сам с ужасом тут же подумал: вдруг Марина согласится, тогда мне точно труба. Но моя секретарша почему-то не захотела присоединяться к нам, хоть свечку святым ставь по этому поводу. Она села в кресло у журнального столика и заявила:

— Согласно договору, директор «Аргуса» привез на фирму какой-то контейнер.

Я обрадовался до такой степени, что чуть ли не простил Камолову боевые подвиги его дочернего предприятия.

— Все, девочка, кончай, собирайся, тебе пора. А то шеф твой подумает, что я не держу слова.

— Сейчас, — простонала телка, продолжая свои быстрые движения, — сейчас, о…

— Не сейчас, а уже, — чуть ли не обозлился я.

— Потерпи еще полминуты, — вмешалась в любовное таинство Марина. Представляю себе, что она сотворила с Рябовым.

— Мариночка, подбери что-то девочке из одежды, — пробормотал я, когда, наконец, эта телка в изнеможении откинулась на спину. — Только побрякушки свои замечательные на нее не навешивай. А я… две минуты, Марина…

Я проснулся от легкого прикосновения к груди, инстинктивно сжался в комок и только потом раскрыл глаза. Телочки в комнате уже не было, а надо мной стояла верная секретарша с чаркой-бадьей, из которой подымался легкий парок, распространяющий кофейный аромат.

— Не везет тебе, — печально заметила Марина. — То тебя бьют, то насилуют.

— И не говори, Марина, — принял я из ее рук ежедневный допинг. — Чего только не терпишь ради престижа фирмы. Даже к ментам с заявлением обращаться не буду. А что Рябов?

— Рябов повез твою любимую в офис. Он ведь со мной приехал. Ты поторопись тоже. Студент телефон оборвал.

— Тогда давай поедем к нему. Видимо, раскопал что-то необычное.

— Сперва пообщайся с Сережей, — стала навязывать мне свою точку зрения на деловые встречи Марина.

— Марина, скажу тебе честно, я всегда догадывался, что интимные отношения между сотрудниками фирмы недопустимы. Вот видишь, ты уже стараешься, чтобы с Рябовым я встречался в первую очередь.

Марина сперва поджала губки, а потом от души рассмеялась, подняла валяющийся под торшером «Маузер» в плечевой кобуре, протянула мне и сказала:

— Одевайся.

Я молча посмотрел в ее чуть припухшие глаза и понял, что в первую очередь встречусь именно с Рябовым.

34

Внутри моего дома гулял ветер недоверия. Стоило мне заявиться, как Сабина, привыкшая за последние дни к нашему семейному образу жизни, проатаковала меня не хуже, чем я покойную «Ромашку». Разве что из подкрепления болтался в открытых дверях кабинета безоружный Гарик, строя до того радостно-гадостные гримасы, что я тут же решил не позволить ему развлекаться за счет собственных нервов.

Не обращая внимания на вопли супруги, я подошел к своему единственному наследнику и нежно процедил сквозь зубы:

— Пшел вон, придурок.

Гарик тут же показал мне кукиш и выдал свою дежурную фразу:

— Иди в жопу!

Я не стал с ним пререкаться, а незатейливо отпустил сыночку хорошую затрещину, чтобы лишний раз доказать Сабине: ее муж не стоит в стороне от воспитания ребенка.

Гарик с диким воплем побежал вниз по лестнице, затем остановился и послал меня уже не в задний проход, а куда подальше.

— Убью! — заорал я Сабининым голосом и драгоценный сынок, мгновенно перепугавшись по-настоящему, включил такую сирену, будто его уже потрошат. Сабина была слишком занята мной, чтобы прийти на помощь своему сокровищу, так что пришлось Гарику солировать воплями в своей комнате еще несколько минут. Потом он понял, что маме не до него, заткнулся и включил видеомагнитофон, который тут же заорал предсмертными визгами не тише, чем это умеет делать Гарик.

Я плотно прикрыл дверь и новая лавина женской ярости обрушилась так, что всем цунами рядом делать нечего.

— Посмотри на свой вид… — орала Сабина. — Как ты ведешь себя с ребенком! Опять у суки своей был! Я эту Марину прибью. А ты…

Я покорно закивал головой, но потом невольно усмехнулся, представляя себе, как Сабина, для которой подвиг десятикилограммовую сумку поднять, будет прибивать Марину. Выражение моего лица привело супругу в такой восторг, что она добавила оборотов. Я старался не слушать ее, заранее соглашаясь нести ответственность за что угодно — от отношений с Мариной до недорода картошки в Курской области. И стоило Сабине начать сбиваться, как я тихо прошептал:

— Сабина, дорогая, ты снова делаешь нашу жизнь невыносимой. Почему я после такой тяжелой травмы должен еще получать травму моральную, ты не знаешь?

— Да тебя дубиной не добьешь, — чуть тише продолжала свой бенефис Сабина. — Столько лет вместе, кто тебя лучше меня знает, скотина. Весь в шрамах, половина — укусы бабские. Супник! Второй год стараешься спать отдельно, я тебя знаю, фокусы твои… Сейчас справку из кармана вытащишь о том, что импотентом заделался, блядун проклятый! Думаешь, я не знаю…

— Что ты знаешь, любимая? — еще тише говорю я. Если хочешь, чтобы тебя внимательно слушали, никогда не повышай тона. И собеседник волей-неволей прекратит напрягать свои голосовые связки — это я давно понял.

— Так что ты знаешь, Сабина? Не делайся дурочкой, будто не понимаешь, почему живешь так, как всем бабам в этом городе не мечтается. Ты хоть знаешь, сколько у тебя уходит на врачей знаменитых, тряпки, побрякушки? Сколько мне нужно вкалывать, чтобы за это рассчитываться.