Читаем без скачивания Веер (сборник) - Сергей Лукьяненко

– Убей.

И подбросила куртку в воздух.

Собачка словно распласталась на брусчатке – а потом взмыла в воздух. Может быть, на такой прыжок был бы способен кот – очень сильный, матерый дворовый кот. Но и то вряд ли – собачка вцепилась в куртку на высоте метра в полтора, а то и в два. Вместе с курткой песик рухнул вниз – и клацающий, щелкающий зубами, рычащий комок покатился по мостовой. Во все стороны летели обрывки ткани, я как-то раз видел такое, когда дворник во дворе старой, разболтанной газонокосилкой наехал на какую-то ветошь. Прошло секунд десять – и песик отскочил от куртки.

Впрочем, называть это располосованное на ленточки тряпье одеждой не рискнул бы самый непривередливый бомж.

– Мама родная, – сказал я.

Песик задорно гавкнул и побежал к хозяйке. Та погладила его (не сводя с меня взгляда), потом достала из клоунских штанов кусок сахара-рафинада и дала собаке.

– Если его не оттащить от врага, то он перегрызает позвоночник за десять – пятнадцать секунд, – сказал Марко. – Впрочем, если шея защищена, то он сосредоточится на лице.

– Что вы… как вы сделали это… – прошептал я.

Я люблю собак. У меня у самого скай-терьер Кешью, сейчас он гостит у родителей. Собаки, конечно, не игрушки. В них, даже самых маленьких, кровь волков, и они умеют драться – и за себя, и за хозяев. Но есть собаки-бойцы, есть собаки-охотники, а есть собаки-друзья. Боевой йоркширский терьер – это такой же абсурд, как… как монахиня-спецназовец?

– Их вывели в монастыре в Йорке, где наши отважные гвардейцы учатся защищать Конклав, – сказал Марко, с любопытством глядя на меня. – Истинное добро не должно быть беззащитным, верно?

– Верно, – сказал я. – Ну, то есть я всегда так думал. Но… они же такие милые…

– Девушки?

– Собачки… хотя и девушки тоже… – Я смешался.

– Они остались милыми. Можете погладить, пес вас не укусит… без разрешения.

– А девушки? – спросил я.

Капрал улыбнулась и ответила сама:

– Вот уж не знаю. Но я советую не проверять.

Марко засмеялся.

– Идемте, идемте, Кирилл. Надеюсь, вас не смутило это маленькое представление? Нашим друзьям совершенно не о чем беспокоиться. А вы ведь друг?

– О да, – сказал я, глядя на собачку. – Без всякого сомнения!

10

Есть люди, которые умеют просить. Во-первых, это профессиональные нищие – не согбенные старушки, протягивающие за подаянием руку где-нибудь у магазина, а те, для кого побираться – профессия, занимающие места у церквей и кладбищ, в парках среди гуляющей публики и рядом с ресторанами, где подвыпившие кавалеры не преминут произвести впечатление на даму. Во-вторых, это прирожденные любители ездить на чужой шее – все мы знаем таких, а порой и дружим с ними: списывающими уроки в школе («ты алгебру сделал?»), пропускающими пары в институте («прикрой меня, ладно?»), опаздывающими на работу («скажи шефу, что я с утра тут кручусь»), зовущими нас на дачу («вскопаем огород – и шашлычок с пивком, ага?»). И мы брезгливо морщимся, но все же подаем первым, мы ругаемся вполголоса, но все же помогаем вторым. В конце концов, у нас всегда есть возможность отвернуться от нищего или отказать слишком уж надоедливому приятелю.

Но есть и третья категория профессионалов. Самая ужасная, ибо от нее не скрыться.

Это политики.

«Народ должен поддержать нашу партию!»

«Пенсионеры должны потуже затянуть пояса!»

«Шахтеры должны войти в нашу ситуацию!»

«Партнеры должны учитывать наши интересы!»

«Предприниматели должны подумать об интересах государства!»

И от этих просьб никому уклониться не удается. Народ поддерживает, пенсионеры затягивают, шахтеры входят, партнеры учитывают, предприниматели думают.

Потому что эти просьбы на самом-то деле имеют силу приказа. Это просьба ленивого нищего с пистолетом в руке.

Я никогда не был нищим, не умел списывать и плевать хотел на политику. Но сейчас мне предстояло выступить в роли просителя, причем во всех ипостасях – и нищим, умоляющим о милостыне, и приятелем, жаждущим помощи, и политиком, пытающимся заключить выгодное соглашение.

Не мое это! Совершенно не мое.

Но куда деваться-то?

Единственный мой шанс избавиться от пристального внимания арканцев, отстоять свое право быть собой – это уговорить правителей Тверди помочь нам. И не просто помочь, а помочь бескорыстно, не превратив нашу Землю, наш отсталый Демос, в еще один мир «схоластической теократии». Потому что девушки-гвардейцы с пушистыми убийцами на поводках никак не вписывались в мое понятие счастливого общества.

В Риме я не был, о Ватикане имел представление лишь из какого-то глупого фильма, где злодеи пытались взорвать сердце католической церкви бомбой из антивещества. Так что сравнить, была ли обитель Конклава похожа на обитель Папы Римского, я никак не мог. Но, наверное, сходство было – я уже убедился, что многие вещи в мирах веера остаются неизменными, даже если расхождение миров случилось довольно давно.

Огромный собор походил на собор Святого Петра. Наверное, походил. Но увидел я его лишь мельком, когда меня посадили в большую закрытую карету. В ней я теперь и ехал в обществе двух девиц в мундирах из галлюциногенного сна Микеланджело, двух милых терьеров из кошмарного сна Босха и представителя Конклава Марко.

– Очень рад, что вы появились именно на моем дежурстве, – добродушно сообщил Марко. – Мы нечасто контактируем с функционалами, знаете ли. Я пять лет служу в охране таможни и общался с Андреем раз десять… никак не больше.

– Вы не любите функционалов?

– А вы?

– Не очень, – признался я. – Меня сделали функционалом без спроса. А потом убили мою девушку, преследовали меня… Но это мои личные проблемы. У вас, наверное, какие-то иные основания для нелюбви?

– Конечно. Сугубо практические, то есть религиозные. – Марко задумался на миг. – Вы, наверное, представляете нас какими-то религиозными фанатиками, которые приняли функционалов за бесов?

– Ну… – Я смутился.

– Наверняка именно так и думали. Но вы ошибаетесь. Мы вполне разумные и веротерпимые люди. Да, святая христианская вера – основа нашего общества, она объединяет все государства, служит своего рода… – он прищелкнул пальцами, – сверхгосударством. Идеологическим сверхгосударством.

– А я думал, что у вас одно государство на всю планету.

– Нет, что вы. Это не очень разумно и неудобно для управления. Как силой увязать между собой противоречия экономических интересов, разницу культур, обычаев, нравов? Единая империя, Царство Божье на Земле, может сложиться только постепенно, эволюционным путем, по мере умягчения нравов, смягчения жизненных тягот, растворения между собой народов и языков. Да, это наш идеал, но он еще далек от достижения. Я вас удивлю, но у нас – свобода совести.