Читаем без скачивания Лебединая дорога - Мария Семенова

Отроки потихоньку брели к городу пешком. И Лют вдруг схватил Видгу за руку:

— Смотри!

Мир только что содрогнулся от чудовищного удара. Видга посмотрел туда, куда указывал Лют, и увидел ком яркого пламени, скользивший над землей на уровне груди человека.

Ком был величиной с коровай и летел со стороны леса, быстро приближаясь.

Ледяной страх приковал отроков к месту.

— Змей огненный! — дрожащими губами выговорил Лют. — Кому серебро-золото несешь, батюшка, нам или нет, а только не тронь!

Перепуганные кони заржали и забились, но заклинание подействовало.

Огненный клубок легко взмыл кверху, перескочил молодых воинов и поплыл себе прямехонько в Кременец. Лют и Видга следили за его полетом, не смея двинуться дальше.

Когда шар поднялся над стеной, Лют сказал:

— К боярину полетел! Стало быть, правду люди говорят!..

Змей и впрямь сел на острую маковку терема, что был хорошо виден во всем городе и вокруг. Покачался туда-сюда на неудобном насесте, а потом вдруг соскочил и стремглав кинулся вниз.

Знать, не встретил его Вышата с парным молочком, не вынес всегдашней яичницы из сорока яиц! Грохот раздался такой, словно к боярину во двор ненароком залетел сам Бог-громовик. А следом взвилось высокое пламя: у Вышаты начался пожар…

Пожаров, затеянных молнией, унимать не смели от века. Разгневанные Боги не терпят препон. Когда отроки вбежали во двор, половина крыши боярской конюшни, несмотря на хлеставший дождь, полыхала неудержимым огнем. Ополоумевшая челядь металась вокруг. Кто-то пытался сбить замок. А сам Вышата Добрынич, полуодетый — собирался на пир, — потрясал кулаками, крича:

— Сметанку! Сметанку мне спасите!

Внутри горящей постройки визжали и бились запертые лошади.

Лют и опомниться не успел, когда Видга бегом бросился вперед. Кошкой взлетел на крышу, увертываясь от огня. Расшвырял корье — и прыгнул вниз, в водоворот крутившегося дыма…

Лют кинулся следом, но его перехватили:

— Стой, боярич, куда!

Холопы, возившиеся с уже накаленным замком, намертво стиснувшим ключ, злее застучали обухом. Но все зря. Замок, добротно сделанный на посрамление вору, поддаваться не желал.

— Сгорит ведь княжич, — сказал кто-то огорченно. — Вот сейчас и столб огненный появится…

Огненный столб восходит над пожаром, когда гибнет человек.

С княжеского двора прибежал сам Чурила и начавшие сходиться гости. Крыша конюшни пылала уже вся. Лют яростно бился в руках у дюжих боярских слуг и кричал:

— Пустите! Витенег там!

Халльгрим прибежал вместе с князем. Услыхав про сына, он переменился в лице. Кашлявшие от дыма рабы едва успели отскочить: Халльгрим с разбегу нацелился в двери плечом.

Кое-кто после говорил, будто конюшня чуть не раскатилась по бревнышку.

Так ли, нет, а двери с петель слетели, Видга успел-таки отвязать всех коней.

Они лавиной ринулись наружу из-под рушившейся крыши, одичалые от дыма и жалящих искр, с опаленными гривами и хвостами… Сына было не видать.

— Видга! — крикнул Халльгрим, и его услышали даже за гулом пожара. И он бросился было прямо в огонь — но тут по упавшим дверям простучала копытами любимица Вышаты Сметанка… Отсветы огня змеились по серебристой шубке красавицы, голову плотно окутывала кожаная куртка. Она вслепую бежала за остальными и волоком тащила Видгу. Вцепившись в повод, тот висел мешком. Одежда на нем местами горела…

— Видга! — вновь крикнул Халльгрим. В три отчаянных прыжка догнал кобылицу, схватил сына и покатил его по грязи, спасая от огня.

К ним уже торопился Вышата, бежал Лют, дружинные люди, слуги. Видга открыл глаза. Смотреть на него было жалко и страшно. Светлые волосы скрутило огнем, на лице надулись пузыри, рубашка отставала от тела с клочьями кожи…

Однако он поднялся. Зашатался и сумел устоять.

Вышата хотел обнять его… но не решился притронуться, опустил руки.

— Все отдам! — сказал он, и голос срывался. — Что хочешь за Сметанку проси!

Сказанное дошло до Видга с заметным трудом. Наконец он ответил по-словенски:

— Просить не привык. А чего хочу, знаешь. Боярин глянул оторопело, потом сообразил, обернулся:

— Смиренку сюда! Да пошевеливайтесь, лежебоки!

Двое слуг бегом притащили ее под локти. Бросили перед Видгой на колени.

— Еще! — крикнул Вышата. — Еще проси! Сражаясь с болью, Видга нагнулся к плачущей Смиренке и крепко взял ее за руку. Больше ее никто у него не отнимет.

Она поглядела в его обезображенное лицо, и слезы полились еще пуще. Поднялась и встала у его плеча не то обнимая, не то поддерживая.

— Все, ярл, — сказал Видга. — Благодарю тебя.

Это он пробормотал уже на своем языке, потому что думать обо всем сразу сделалось трудно. Потом он повернулся и направился к Чуриле. Мимо Халльгрима прошел, как мимо пустого места. И проговорил, слегка запинаясь:

— Конунг, я, как видно, не смогу послужить тебе на пиру.

Чурила отпустил с ним и Люта:

— Довезешь…

За всю дорогу домой Видга открыл рот всего однажды. И то не затем, чтобы пожаловаться.

— Лютинг, — сказал он. — Может быть, твоя мать согласится удочерить мою Смэрну? Тогда бы я заплатил тебе мунд и взял бы ее в жены по закону…

Он держал Смиренку за пояс, и его рука была тверда. Но лесная тропа тянулась мучительно долго. Когда они въехали во двор, Люту пришлось звать мать и деда Вышку и сообща вынимать Видгу из седла.

Его уложили на полатях — там, где недавно еще отлеживал бока простуженный Скегги. Маленький скальд все старался хоть чем-нибудь помочь. Пока Смиренка с Долгожданой снимали с Видги одежду, он взял палочку и тут же вырезал на ней магические руны, отгоняющие болезнь. Добыл из пальца капельку крови, окрасил руны и засунул их ему под подушку.

Женщины обмыли Видгу от грязи и копоти и до пояса обмазали кислым молоком, заживляющим ожоги. Видга покрылся гусиной кожей и начал дрожать: ему было холодно в натопленной избе. Его уложили и закутали потеплее, и он медленно погрузился в какую-то полутьму. Ее, словно дымную тучу, пронизывали языки кусавшегося огня. Они больно впивались в обожженную кожу. Видга вздрагивал под одеялом, закусывая губы. Он не стонал. Викингу не подобает стонать.

Но потом облако понемногу рассеялось… Чья-то рука гладила его по голове, утешая, помогая терпеть… Смэрна, подумал он сразу. Однако понял, что ошибся: эта рука была больше и тяжелей. Видга приоткрыл глаза.

Над ним сидела Долгождана. Сидела, подперев щеку, и думала о чем-то своем. И ведь не сын — получужой отрок лежал перед нею. Даже не словенин…

Видга давно уже никого не звал матерью, забыл, как выговаривается это слово. Губы его шевельнулись…