Читаем без скачивания Избранное - Юрий Скоп

— Погоди, Иван, — остановил его Кряквин. — Не мешай умным людям. Вы что — серьезно решили это? — спросил он у Тучина.

— Категорически!

— О-го… — Кряквин вытащил из кармана носовой платок. При этом он все время внимательно разглядывал Тучина. Потом вдруг размашисто хлопнул его по плечу:

— Молодец, Пашка! Я бы до этого ну ни в жизнь не додумался!

— Да я бы тоже… — шевельнул усами Тучин. — Дефицит помог.

Кряквин расхохотался:

— Ну ты и зараза же!.. Видишь, не зря по рудничку полазили. Не зря…

Григорий лежал на кровати и курил. Над ним на стене, улепленной всякими фотографиями и картинками, круто выгибались похожие на лопасти, ладно отделанные сохачьи рога. На них, колбасным кругом, — патронташ и потасканная централка. Рядом с кроватью на табуретке хрипел магнитофон.

В комнате, узком пенальчике на одно окно, в привычном для хозяина беспорядке стояли стол с разобранным радиоприемником, хилая этажерка с небольшим количеством книг, и, пожалуй, все…

Пепел Григорий стряхивал в пустую бумажную гильзу, что придерживал одной рукой на груди. Порвалась пленка, и Григорий не сразу остановил магнитофон. Полежал еще, косо наблюдая, как салатит кассета, но все-таки решил склеить разрыв. Склеил и снова запустил пленку с начала, а сам принял прежнее положение под раскидистыми сохачьими рогами. Теперь он смотрел в потолок, двигая глазами по трещине в штукатурке, и думалось ему про разное, так, короткими вспышками возникало то одно, то другое…

…Огнепроводный шнур, по которому совсем и неторопливо ползла, выедая обмотку, точка огня…

…Серега Гуридзе… Быт ил нэ быт? Вот в чем вапроз?..

…Нелька Чижова… Стройная, в обтянувшем ее плотную, рельефную фигуру купальнике, она откачнулась посильнее на конце подкидной доски и, взлетев, изогнулась, расправила как-то по-птичьи руки и — пошла, соскальзывая по плавной дуге к воде, оставляя высоко-высоко над собой площадку трамплина. Вот уже утопились ее сложенные руки…

После смены, выходя на рудничный двор, Григорий видел, как она, веселая, усаживалась в «газик» Тольки Юсина, начальника комбинатовского отдела техники безопасности…

…Зинка Шапкина… Ее коричневые от загара ноги…

Хрипел и хрипел магнитофон, а за окном густо накопилась темнота, пробитая огнями от соседнего дома. Григорий резко сел. Ткнул, выключая магнитофон, в клавишу пальцем. Соскочил с кровати. Надел ботинки и вышел из комнаты. Здесь вкусно пахло жареным мясом — мать готовила чего-то на кухне. Григорий сорвал с вешалки полушубок, услышал, как мать окликнула его вопросом «ты куда?», не обратил внимания и выбежал на лестничную площадку.

Стеклянная дверь в телефоне-автомате была разбита. На аппарате настыла горка снега. Григорий набрал цифры, приспособил к уху ледяную трубку и подул на снег.

— Нижний? Это диспетчерская? Привет, Люся! Я тебя по голосу… Ага. Не говоришь, а поешь… Кто-кто? Гаврилов. Только Гришка. Поняла? Ну, ладно, ты мне это… кто там сегодня на водопое стоит — Дерюгина или Шапкина? Шапкина? О’кэй. Работай, работай… — Он повесил трубку, сгреб с аппарата ладонью снег и, выжимая из него капли, вернулся домой.

— Ты что это? Из дому позвонить не мог? — спросила мать, появившись на стук из кухни. — Сейчас ужинать будем.

— А-а… — отмахнулся Григорий. — Дай мне червонец.

— На что?

— Надо.

— Собираешься куда?

— Спросила она встревоженно, — перехватил интонацию Григорий, — и в глазах ее засияла скупая слеза.

— Болтун, — сказала мать.

— А кто чо возражает? Но, понимаешь, и болтунам червонцы трэба.

— На водку, что ли?

— Еще не знаю.

— Тогда садись ешь, я тебе налью. Что шляться-то? Отец придет скоро.

— Это хорошо, мать. Но — понимаешь… Не тот случай. Мне опять не повезло в любви, и разговор, стало быть, выйдет сама знаешь какой, так что буду кирять в одиночку, как поступают настоящие алкаши. Тебе это не усечь. Ты, мать, женщина.

— Куда уж нам… — Она вздохнула. — И ночевать, поди, не придешь?

— Приду.

— Сказал бы уж, чо у тебя, а? Все спокойнее…

— Потом. Летом. Все же нормально. Не бойся. А я поплыл, ладно?

— А деньги?

— Обойдусь. Это я так — проверить тебя… На жмотство, — Григорий подмигнул матери, поправил шарф и шапку, вышел, гулко прихлопнув за собой дверь.

Он еще не знал, о чем станет говорить с Зинкой. Но — во всяком случае — уж не скулить. То, что ему сообщил Серега, было, конечно же, неожиданно. Даже совсем как-то не так… У Зинки ребенок? От него? Чешуя!.. Сидя в пустом автобусе, Григорий кисло соображал, и что-то явно не склеивалось в его соображениях… Во-первых, он ей ничего не сулил, как некоторые… Нагородят бабе с три короба, а после суетятся. У них было все как обычно. Гитара, то-се, песенки, поцелуйчики. Не впервой такое, и сама же и ускорила близость. Он ее на озеро не тянул, пришла, намекнула, а он намек понял — поехали… Ну а то, что она оказалась не тронутой до него, так он-то при чем тут? Сказала бы если б с ходу, что, мол, так и так — он бы и не полез. Точно. А когда уж пошло — разве остановишься?.. Тут уж за тебя кто-то другой думает… И по времени опять же липа получается. Это когда все было-то, а она — на тебе — вспомнила и понесла… Он уж и позабыл, когда они в последний раз… У баб же никогда ничего не поймешь. То им хорошо, а после, от этого же хорошего, — плохо…

Григорий расколупал ногтем уже затянувшуюся наново ледком смотровую дырочку на стекле и совсем ненужно уставился в нее глазом. Ему вдруг припомнилось, как пахли Зинкины волосы… Хорошо! Каким-то луговым, солнечным ароматом… Привиделась и грудь ее — соски стояли поврозь, твердые-твердые. Он еще сказал ей — как молоденькие маслята, шляпенциями вперед… А под животом шрам, напоминавший туго затянутую шнуровку волейбольного мяча. «Аппендицит это… — сказала Зинка. — Еще бы маленько опоздай — померла. Знаешь, как больно было?..» А Сыркину он, точно, паяльник начистит. Это он, сортирный писатель… Ничего. Нельку тоже не жалко. Пущай теперь с Юсиным жмется. Он — начальник. От него горячее… А с Серегой они уладят. Уладят… Как-никак — кореша. В одной эскадрилье служили, тянули до дембеля. Чо вот только Зинке-то говорить? Хрен ее знает.

Был бы он ну хоть вот столечко виноват — другой коленкор. Уж не слинял бы… Кого бояться? А тут как обухом по затылку. Может, жениться на ней, а? И все чин чинарем?.. Во матушка бы обрадовалась! «Тебе же пора, — говорит. — Двадцать восемь уже… Смотри — измылишься…» «Мать у меня человек, — думал Григорий. — Душа… С ней хоть об чем толковать можно. Все усекает… А может, плюнуть и вернуться домой? — Григорий снова прицелился глазом в дырочку и по мельканию огней догадался, что уже въехали на рудничную территорию. — Ладно… — решил он. — Чего мандражить… Потолкуем с Зинкой. Хуже не будет. Послушаем, что она ему… А потом, с какой такой стати ему в пакостниках ходить? Все должно быть путем…»

— Здорово! — сказал Григорий. Голос его слышно раскатился по безлюдному коридору бытовки.

Шапкина, не глядя и без ответа, наполнила стакан газировкой. Стукнула им о прилавок.

— Не промахнись, Асунта!

Зинка подняла глаза на сказавшего эти смешные слова из названия фильма и… вздрогнула. Как в портретной раме стоял перед ней Григорий Гаврилов. Широкоплечий, скуластый, красивый…

— Вот такие, значит, пироги! — Он не спеша, со вкусом выпил воду, крякнул и вытер губы курчавым обшлагом. — Здорово, говорю…

Она неуверенно шагнула к окошечку, а Григорий как стоял, так и стоял, утвердив локти на влажном прилавке. Вертел пустой стакан и в упор разглядывал Зинаиду. Ожидаемого им вздутия на Зинкином животе он не приметил сразу, и в общем это его успокоило совсем.

— Фрагмент известной картины «Его не ждали». Фамилию, кто рисовал, не помню. Чо молчишь?

— Обожди, — сказала Зинка.

— Жду, — сказал Григорий.

Грохнулась книзу деревянная задвижка, и через несколько секунд Зинка появилась в коридоре. На ходу набросила пальто и шаленку.

— Пошли отсюда.

Вышли на рудничный двор, довольно ясно освещенный огнями. Молча дошагали до Доски почета…

— Зачем пришел? — хмуро спросила Зинка.

— А так… Вспомнил, понимаешь, одну штуку из своей молодой жизни, а потрепаться не с кем. Дай, думаю, к Зинке съезжу, с ней потреплюсь…

— Трепись.

Люминесцентный свет от Доски почета был несильным. Григорий стоял перед Зинкой высокий, намного выше ее ростом. Лицо резкое, похожее на отцово. Глаза в глубоких впадинах.

Она отвернулась и… в упор… встретилась тоже со взглядом Григория… В белом своем норвежском свитере этот Григорий улыбался с большой фотографии на Доске почета.

— Ну дак правда, что мне Гамлет наплел?.. Будто ты от меня…

Зинка вдруг странно хмыкнула, закрыла лицо руками и прижалась лбом к груди Григория…