Читаем без скачивания Анубис - Вольфганг Хольбайн

— Может быть, нам лучше войти в дом? — предложил Том.

Никто не возразил. Даже Грейвс торопливо развернулся и пошел прочь, Могенс последовал за ним с той же поспешностью. Сделав пару шагов, он остановился и повернулся к мисс Пройслер, но Том его опередил. Он подошел к ней, поднял лампу высоко над головой, другой подхватил мисс Пройслер под руку и повел. На долю секунды Могенс ощутил укол в сердце, вроде совершенно нелепого укола ревности, за которую ему тут же стало стыдно. У него не было на то ни права, ни причины. Том, единственный из них, повел себя в этой ситуации по-мужски, хотя мужчиной в полном смысле еще не был.

Могенс сосредоточился на том, чтобы не отстать от Грейвса, что оказалось делом нелегким. Количество слизняков было больше, чем показалось вначале. Могенс инстинктивно избегал того, чтобы наступить на жуткие создания, однако оказалось почти невыполнимым найти достаточно большой свободный от них клочок земли, куда можно было поставить ногу. Мерзкие твари лопались с тошнотворным хлопком, и он чувствовал, как за подметками его ботинок тянутся клейкие нити, когда он поднимал ногу для следующего шага. Его желудок взбунтовался, а глубоко в печенках поднимался страх, который был древнее и архаичнее всех известных ему страхов и не поддавался никакой логике или здравому смыслу. Могенс чуть не помешался от этого страха и был на грани срыва и сил и разума, когда наконец добрался до хижины и одним прыжком перемахнул на нижнюю из трех деревянных ступеней перед входом. Возможно, его удержала от истерики лишь единственная причина: мисс Пройслер была в нескольких шагах позади него, и перед ней он не мог позволить себе подобной слабости.

Грейвс между тем открыл дверь и исчез за нею. Могенс собирался с поспешностью последовать за ним — и в этом была насущная необходимость, поскольку мисс Пройслер уже дышала ему в затылок, и создавалось такое впечатление, что она не намерена останавливаться только потому, что совершенно перепуганный профессор из ее родного города легкомысленно загородил дорогу, — и все же он замешкался, чтобы наклониться и выскользнуть из своих ботинок как можно скорее.

Успел он как раз вовремя. Мисс Пройслер среагировала на живую баррикаду, как он и ожидал, — то есть никак, — и Могенс в последнюю секунду проскочил в открытую дверь, прежде чем она ворвалась вслед за ним. Том давно отстал от нее, он бежал с дистанцией в четыре-пять шагов и, так же как Могенс, взлетев на нижнюю ступеньку, остановился и повернулся, но не дом того, чтобы снять обувь, а чтобы еще выше поднять лампу над головой. Ее луч осветил хороший кусок площади перед домом.

То, что Могенс увидел в ее бледном свете, скрутило его желудок и все потроха таким приступом тошноты, какого он не знал ранее.

Насколько хватало взгляда, вся поверхность земли пробудилась к липкой, кишащей, ползучей жизни. От воронки водоворота не осталось и следа, но он значительно подкорректировал число безмозглых тварей в сторону увеличения. И вообще, он уже не был уверен, что сотрясение, которое он недавно ощутил, было на самом деле. Копошащаяся масса этих жутких тварей показалась ему достаточной, чтобы взять в расчет, что их подъем из недр мог вызвать содрогание земли.

— О Боже, Боже, — бормотала мисс Пройслер. Она смотрела из-за его плеча на площадь. — Что это? Доктор Грейвс, что это за ужасные создания?

— Не знаю, мисс Пройслер. — Грейвс снова обрел самообладание. Из голоса исчезла дрожь с трудом подавляемой паники, а лицо приняло прежнее надменное выражение. — Я исследователь древности, моя дорогая, а не биолог.

— Вы только что говорили, что знаете… — Мисс Пройслер откашлялась и приступила заново совсем другим тоном: — Не надо, не обманывайте меня. Вы знаете, что это значит.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — ответил Грейвс. — Но, даю вам честное слово, не знаю. Какой-то вид улиток или червей, или подобных животных, могу сделать предположение.

— В таком количестве? — мисс Пройслер покачала головой. — Не могу поверить.

Прошло время, прежде чем Грейвс заговорил снова, а когда заговорил, Могенсу почудился в его голосе особенный, задумчивый и в то же время озабоченный тон.

— Должно быть, землетрясение вынесло их на поверхность.

— Землетрясение?

— Да, — подтвердил Грейвс, а через пару секунд добавил едва слышным голосом: — Или что-то другое.

Хотя в палатке горели сразу две лампы, по-настоящему светло не было. Жесткий белый луч от обоих фонарей некоторым образом разогнал тьму, которая, подобно стае испуганных крыс, разметалась по углам, схоронилась за камнями и в трещинах. Он размыл все контуры, линии и грани, лишая предметы узнавания, но все они были здесь в наличии, смутными тенями и где-то на грани видимого и невидимого возникало давящее чувство, будто ноющий зуб, который можно вырвать, но боль из памяти никогда не истребить полностью. Тьма была здесь. Она притаилась на трепещущей границе, обозначенной бледным лучом света, и подстерегала на том конце шахты, в непосредственной близости от них. Там царство тьмы приготовилось всосать их или попросту поглотить. Мысль вступить в единоборство со всепоглощающей тьмой, которая, может быть, поджидала с тех времен, когда времени еще не было, казалась смехотворной и внушала страх.

— О чем задумались, профессор?

Могенса словно неведомая сила вырвала из мрачных размышлений, но ему потребовалась всего лишь секунда, чтобы распознать голос мисс Пройслер, и еще одна, чтобы понять, с какой стороны он идет. Сколько же времени он размышлял? Возможно, она не один раз задавала этот вопрос, прежде чем ее голос пробился через стену страха, воздвигнутую его подсознанием. Он с трудом повернул тяжелую голову и посмотрел на нее.

Мисс Пройслер сидела, как еврейский портной, на том конце маленькой палатки, возможно, по воле случая так далеко, насколько позволяло небольшое пространство, и смотрела на него взглядом, полным тревоги. Она переоделась, и сейчас на ней было простое платье из грубой хлопчатобумажной ткани, без каких-либо украшений, даже без легкомысленных рюшей и оборок, которые могли бы стать помехой при лазанье или в которых можно вообще запутаться. К нему простые полусапожки и широкополая шляпа, скорее подходящая для английского ипподрома, чем для экспедиции к центру земли; Вообще-то она должна бы выглядеть смешно в этом наряде, но ничего подобного не было, напротив, весь ее облик излучал спокойную уверенность, словно впитал в себя жесткость света двух рудничных ламп, распространявшегося с едва улавливаемым шипением.

— Ни о чем, — ответил Могенс с некоторым опозданием.