Читаем без скачивания Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн

Бен Какстон насторожился сразу же, как только увидел Джилл. Его не обманули ни свет, ни расстояние. Это была Джилл! Она увидела его и улыбнулась. Он краем уха прислушался к литании, одновременно пытаясь примирить свою уверенность, что за спиной Майка находится просто большой стереовизор, с уверенностью, что если подняться по ступенькам, то Джилл можно будет даже ущипнуть.

Он чуть было не поступил так, как хотелось, но это была бы слишком подлая шутка, которая могла бы погубить представление Майка. Придется потерпеть, пока Джилл освободиться…

— Кибела!

Одежда Джилл внезапно стала совершенно другой.

— Изида!

…то же самое.

— Фригг!.. Гея!.. Деви!.. Иштар!.. Мариам!.. Праматерь Ева!.. Mater Deum Magna[296]… Любящая и Возлюбленная!.. Жизнь Вечная!

Больше Какстон ничего не слышал. Джилл была Праматерью Евой, одетой в одно лишь сияние. Свет разгорелся, и Какстон увидел, что она находится в райском саду, а рядом растет дерево, вокруг которого обвивается огромный змей.

Джилл улыбнулась, протянула руку, погладила змеиную голову, затем повернулась к зрителям и широко распахнула объятия.

Все двинулись ко входу в Рай. Вернулась Патти и тронула Какстона за плечо.

— Бен, пойдем, милый.

Какстону совсем не хотелось уходить, напротив, ему хотелось остаться и утолить жажду светлым видением Джилл… ему не терпелось присоединиться к процессии входящих в Рай. И все же он встал и вышел. По дороге оглянулся и увидел, что Майк обнимает женщину, возглавлявшую процессию верующих… Тут Бен снова повернулся к Патриции и поэтому пропустил, как с поцелуем Майка одежда женщины исчезла, не видел, как Джилл целовала первого мужчину, и одежда у того тоже исчезла.

— Мы пройдем здесь, — объяснила ему Патти, — чтобы дать им время добраться до храма. Конечно, мы могли пойти с ними, но зачем мешать Майку, ведь ему пришлось бы снова входить в образ… а он и без того работает безумно много.

— А куда мы идем?

— Забрать Хони Буна. А потом снова в Гнездо. Если, конечно, ты не захочешь принять участие в посвящении. Впрочем, ты пока не знаешь марсианского, и тебе там будет скучно.

— Но… мне бы хотелось повидаться с Джилл.

— О, она велела передать тебе, что забежит наверх и там встретит тебя. Вот сюда, Бен.

Открылась дверь, и Бен увидел, что находится в том самом саду. Когда они вошли, змея подняла голову.

— Ну, ну, деточка, — ворковала Патриция, — иди, иди к своей мамочке! — Она помогла боа-констриктору развернуться и заползти в корзину. — Дьюк принес ее сюда, а мне пришлось сходить и обвить Хони Буна вокруг дерева, а главное, велеть ему не двигаться с места. Тебе повезло, Бен. Перевод в Восьмой Круг бывает очень редко.

Бен нес корзину с Хони Буном и пришел к заключению, что четырнадцатифутовая змея весит совсем немало. Когда они добрались до верхнего этажа, Патриция остановилась.

— Поставь ее на пол, Бен. — Патриция сняла свою тогу, вручила ее Бену и обмотала змею вокруг тела. — Это награда Хони Буну за то, что он вел себя примерно. Для него пообниматься со мной — большая радость. Почти сразу же мне надо бежать в свой класс, поэтому я поношу его на себе до самой последней минуты. Разочаровывать змей не стоит — это нехорошо, они ведь как дети — грокк не во всей полноте.

Они прошли ярдов пятьдесят до входа в собственно Гнездо. Бен помог Патриции снять сандалии и чулки; свои собственные ботинки он снял раньше. Они вошли внутрь помещения, и Патти подождала, пока Бен раздевался до шорт, одновременно уговаривая себя снять их тоже. К этому времени Бен уже полностью понимал, что носить одежду внутри Гнезда не полагается (а, может, даже неприлично), как не полагается носить сапоги с подковами в танцзале. Надпись на входной двери, отсутствие окон, покой Гнезда, чем-то напоминающий покой материнского чрева, полное отсутствие одежды на Пат плюс тот факт, что она предложила ему тоже раздеться, — все это говорило о том, что дома процветал семейный нудизм.

Наготу Патриции он в расчет не принял, сочтя, что у татуированной леди могут быть весьма странные предрассудки в отношении одежды, но, войдя в гостиную, они столкнулись с мужчиной, шедшим в направлении ванных комнат и «малых Гнезд», одетым еще легче Патриции, — ему явно не хватало ее змеи и татуировки. Мужчина приветствовал их словами «Ты есть Бог» и пошел дальше. Было в гостиной и еще одно доказательство — женское обнаженное тело, возлежавшее на диване.

Какстон знал, что во многих семьях нагота поощряется (а ведь это и была семья — братья по воде), и все же никак не мог, хотя бы во имя обыкновенной вежливости, распроститься со своим символическим фиговым листком. Ему к тому же мешала уверенность, что стоит ему раздеться, как в комнату войдут чужие, но одетые люди, и тогда он почувствует себя круглым дураком. Господи, а вдруг он, чего доброго, покраснеет?

— А как бы вы поступили на моем месте, Джубал?

Харшоу высоко задрал брови.

— Вы что же думаете, Бен, меня можно шокировать? Вид человеческого тела часто доставляет наслаждение, нередко вызывает грусть, но никогда не имеет значения per se[297]. Майк в своей семье практикует нудизм. Ну и что? Я должен вопить от восторга? Рыдать?

— Будьте вы неладны, Джубал! Вам-то легко изображать из себя олимпийца! Но мне что-то не приходилось видеть вас в обществе без штанов!

— И не увидите. Однако я грокк, что ваше поведение мотивировалось вовсе не стыдливостью: вы страдали от смертельного страха показаться смешным — есть такой невроз с длинным псевдогреческим названием.

— Чушь! Просто я не знал, какое из моих действий тут могут счесть невежливым!

— Сами вы чушь несете, сэр! Вы прекрасно знали, что вежливо, а что — нет! Просто боялись показаться дураком… а еще вернее, опасались естественного чисто мужского рефлекса… Но я грокк, что у Майка были причины для введения такого порядка, — у Майка всегда есть веские причины.

— О да, мне потом Джилл объяснила.

Бен стоял в прихожей, оборотясь к гостиной спиной и придерживая шорты обеими руками. Он убеждал себя, что пришло время очертя голову броситься в холодную воду, когда чьи-то руки обхватили его талию.

— Бен! Дорогой! Какая радость!

А затем Джилл оказалась в его объятиях, ее теплые жадные губы прильнули к его губам… это заставило его порадоваться, что на полный стриптиз он так и не решился.

Джилл уже не была Праматерью Евой, на ней была обычная