Читаем без скачивания Последний полустанок - Владимир Иванович Немцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть пока отдохнут. А мы займемся техникой.
Для осмотра «Униона» пришлось облачиться в защитные костюмы. Если кабина для людей была надежно изолирована от космических частиц и вредных излучений атомных двигателей, то в других отсеках диска могли сохраниться следы этой опасности.
В составе комиссии были также и биологи. Хотя телеметрические приборы и показывали, что подопытные животные чувствовали себя неплохо, но все же лучше всего убедиться в этом собственными глазами, и не на расстоянии, а непосредственно обследовать своих питомцев. Погладить их, приласкать. Они этого заслужили.
Даже крохотную амебу, видимую только под микроскопом, хотелось погладить стеклянным волоском — скальпелем микрохирурга. Она тоже участвовала в космическом полете, и на ней можно было проследить, как в условиях невесомости происходит деление клеток.
Набатников и Дерябин прежде всего пошли в сектор биологов, чтобы выяснить подробности гибели Тимошки и найти метеорит, который пробил стенки камеры. Неужели он падал не сверху, а действительно, как предполагает Борис Захарович, летел по орбите вроде спутника?
У дверцы Тимошкиной камеры сняли пломбу, повернули ключ в замке и осторожно вытащили труп. В боковой стенке темнело обугленное отверстие, похожее на пулевое. А на противоположной стороне — дырка с рваными краями. Видимо, метеорит застрял в термоизоляционной обшивке, так как в соседней камере отверстия не оказалось.
Борис Захарович попробовал по привычке протереть очки, но рука его скользнула по поверхности прозрачного колпака.
Прежде чем вскрыть обшивку, Афанасий Гаврилович приказал сфотографировать внутренность камеры, чтобы потом учесть все подробности, необходимые для определения траектории полета метеорита.
И вот наконец метеорит лежит в стеклянной баночке.
— Да, кажется, ты, Борис Захарович, прав, — сказал Набатников, передавая баночку Дерябину. — Это спутник. Только сиротский.
— И к тому же пакостный.
Сквозь стекло можно было рассмотреть обыкновенный стальной шарик вроде как от подшипника. Он уже покрылся окалиной и, видимо, скоро бы сгорел или распылился, если бы не встретился с «Унионом».
— Идем узнаем, наверное, остальные шарики тоже достали, — сказал Дерябин и заторопился к выходу.
Он не ошибся. Опытные механики специальным инструментом вытащили вредных «спутников» из могучего тела «Униона». Ранение не опасное, но кто знает, будь у них масса побольше, что бы тогда случилось. Ведь их много — не увернешься.
В ожидании, пока врачи разрешат встретиться с космическими путешественниками, Набатников и Дерябин сидели в кабинете начальника аэродрома и обсуждали столь странное появление чужих спутников на орбите «Униона».
— Я помню, — говорил Борис Захарович, все еще с удивлением рассматривая баночку с шариками, — что после запуска наших первых спутников американцы посылали такие шарики, ибо ничего более солидного запустить не могли. Но сейчас-то зачем чепухой заниматься? — Он сердито отодвинул банку.
Афанасий Гаврилович слушал, и улыбка блуждала у него на губах. Конечно, он ничего не понимает в горючих смесях, которые применяются в ракетной технике. Но почему этим горючим заинтересовались даже американские корреспонденты, не говоря уже о специалистах. Вполне вероятно, что успешный запуск советских спутников во многом определялся горючим. И здесь возникает единственный вопрос: не смогли ли американские ученые, которые исследовали остатки упавшей ракеты-носителя, разгадать, что входит в состав этого горючего? Ведь существуют методы тонкого химического анализа. Ими можно определить мельчайшие вкрапления тех или других элементов, что проникли в стенки ракеты-носителя.
Это было личное мнение профессора Набатникова, но, не считая себя компетентным в данном вопросе, он никому его не высказывал.
Он взял баночку с шариками и, поворачивая ее так, чтобы рассмотреть со всех сторон, проговорил с усмешкой:
— Тебя удивляет, Борис, почему люди занимаются всякой чепухой? А вдруг это те же самые шарики, что запущены при первых опытах? Не хотят они сгорать. Не хотят подчиняться законам физики. Волшебные шарики.
— Эдак можно много мусора набросать в космос. Потом придется его расчищать, как моря от плавающих мин… Но я одного не пойму. Почему именно на орбите «Униона» появились эти минные заграждения? Ты обратил внимание, что шарики разные, их масса не одинакова. Один будет лететь ниже, другой — повыше… А если их сотни, тысячи вывести на орбиту?
— Заранее известную, — подчеркнул Набатников.
— Вот именно. Так чем же ты объясняешь это нарушение всех международных норм?
— Ошибкой, — снова усмехнулся Афанасий Гаврилович. — Американцам долгое время не удавалось запустить настоящую космическую ракету. Спутники часто не выходили на орбиту. Ну, а сейчас… Небольшое отклонение. Не сумели, простите, пожалуйста.
Дерябин погрозил ему пальцем.
— Нет, друг, ошибаешься. У американцев прежде всего реклама. Запуская ракету или спутник, кричат на весь мир. А сейчас промолчали. Почему?
— Научились у нас скромности. Вот и все. А кроме того, надо еще доказать, откуда эти шарики запущены. Может быть, этим занимается такое государство, как Люксембург?
Борис Захарович задумчиво протирал очки.
— Так-то оно так. Но, видно, много набросали этой дряни даже на самую близкую орбиту.
— Не уверен, — с сомнением произнес Набатников. — Здесь уже начинают действовать силы тяготения. Сложный расчет.
— Тогда я не понимаю, почему Серафим пошел на посадку. Черт его знает, что там могло случиться на другом полушарии.
— Потерпи, Борис. Скоро все выяснится.
Однако терпеть пришлось довольно долго. Врачи продолжали исследовать космонавтов и никого к ним не допускали. Наконец, отчаявшись, Набатников и Дерябин уехали к себе в институт, чтобы завершить неотложные дела.
Только через два часа Поярков и Багрецов могли показаться в институте. Надо ли упоминать, что Серафим Михайлович прежде всего отыскал Нюру, а Вадим — Бабкина.
К сожалению, о полете рассказывать было нельзя, и вот по каким причинам…
* * *
Поярков и Вадим пришли в кабинет к Набатникову, где, кроме самого хозяина и Бориса Захаровича, никого не было.
Набатников запер дверь, крепко обнял и расцеловал друзей, поздравил их с благополучным возвращением.
— Ну, а теперь рассказывай, Серафим, — проговорил он, плотно усаживаясь в кресло.
Нервно закусив губу, Поярков молчал, как бы собираясь с мыслями, наконец сказал:
— Поймите, Афанасий Гаврилович, у меня не было другого выхода.
— А я в этом и не сомневался, — ободряюще улыбнулся Набатников и, передавая Пояркову банку с шариками, спросил: — Тут, значит, главная беда?
С любопытством рассматривая шарики, Поярков покачал головой.
— Нет, потом мы с ними уже не встречались.
— Понятно. — В голосе Набатникова послышалась тревога. — Ведь мы не могли следить за полетом на другом полушарии. Неужели
