Читаем без скачивания Звезда заводской многотиражки (СИ) - Фишер Саша

— Заметано, — согласился я.

«Петушок»... Легендарное место, даже я его застал во студенчестве. Изначально это было кафе-мороженое рядом с кинотеатром, но вместо детей его оккупировала альтернативно настроенная молодежь. Именно тут зародился и вырос будущий костяк новокиневского рок-клуба. В девяностых кафешка скинула маску детского кафе и превратилось в бар. И получило неофициальное название «Яйца». А советскую вывеску с него сняли уже в двухтысячных, когда новый хозяин помещения решил разогнать бездельников, привыкших тусоваться в козырном месте, и открыл там итальянский ресторан.

— А вчера что случилось, вспомнил? — спросил Веник, разливая кофе по маленьким фарфоровым чашечкам.

— Увы, — я развел руками. — Понятия не имею, где мое пальто. Да и кошелек тоже. Так что у меня из денег только счастливый пятак.

— Нда, надо бы что-то придумать с твоим пальто... — Веник задумчиво почесал в затылке, разлохмачивая и без того растрепанную шевелюру. — Сейчас кофе попьем, гляну, что у нас есть на антресолях.

— Случшай, я же тебе так до сих пор спасибо не сказал, — я осторожно взял чашечку за тонюсенькую дужку. — Ты же меня спас, можно сказать.

— Да ладно, не о чем говорить, — Веник махнул рукой и смущенно улыбнулся. Даже слегка покраснел. — Все люди братья и должны помогать друг другу.

— Вообще-вообще ничего не помнишь? — спросил Веник. — Ты же говорил что-то про завод...

— Слушай, я тогда только очнулся и был немного... эээ... не в себе, — я поморщился.

— Но зачем ты на Новые Черемушки поехал помнишь, хоть? — Веник отпил одним глотком половину своей порции кофе.

«Новые Черемушки» — это где вообще?! А, кажется, вспомнил. Это народное название пяти «цветочных» улиц — Сиреневой, Тюльпановой и прочих трех. В восьмидесятом, должно быть, вообще выселки с голыми коробками новостроек. Рядом с автобарахолкой. Это место так и не стало респектабельным, как ему ни пытались придать лоск. Даже когда вместо стихийного рынка построили стеклянный торговый центр, возвели всякие там школы, больницы, стадион и прочие удобства, там так и остался «цветной» квартал, куда приличному человеку лучше не соваться.

— Веришь-нет, не помню, — я развел руками. — Помню, как с поезда вечером сошел, а дальше — как в тумане. Очнулся уже в морге.

— Наверное, тебе адрес на вокзале бабка какая-нибудь дала, — задумчиво проговорил Веник. — Они постоянно там приезжих караулят, а в Новые Черемушки всю Нахаловку переселили из бараков. Ну и там тебе по башке кто-то и стукнул.

— Наверное так и было, — согласился я. Хороший человек Веник. Но я пока что не готов делиться с ним откровением, что я пришелец из будущего, вселившийся в тело младшего брата двух парней, которые через лет пятнадцать утопят Новокиневск в кровище своими разборками.

— Это тебе еще повезло, что сумку нашли и документы, — разглагольствовал Веник. — Могли запросто все растащить.

— Факт, — покивал я. А сам подумал, что если меня все-таки не случайно сбросили с высотки, то надо быть осторожнее. Те, кто это сделал, вполне могут пожелать закончить начатое, узнав, что я чудесным образом воскрес. Надо осторожнее... Хотя я плохо себе представлял, как именно мне надо проявить эту самую осторожность. Соцсетей для отслеживания активности здесь нет. Банковскую карту тоже не отследишь, как и мобильник. Разве что мой гипотетический убийца может столкнуться со мной нос к носу.

Веня вскочил и принялся наводить на кухне порядок. Помыл чашки из-под утреннего чая, тарелку от колбасы и кофейные чашечки. Расставил все по местам в шкафчиках. Вытер крошки со стола, оглядел кухню еще раз, нахмурился на кофеварку, потом махнул рукой.

— Потом помою, пойдем-ка проведем ревизию антресолей!

Через полчаса я уже был при параде. Антресоли в коридоре оказались прямо-таки пещерой Али-Бабы по части всякого старого и не очень хлама. Стопки отрезов ткани, старые простыни и пододеяльники. Пачки журналов, коробки с обувью и даже детские игрушки. Хотя единственному ребенку было уже далеко за двадцать. Веник откопал среди этого всего неплохо сохранившееся югославское коричневое пальто. Оно несколько слежалось, конечно, но выглядело в любом случае лучше, чем одежка фрекен Бок, в которой я шел от морга. Оттуда же появилась кофта на пуговицах и черная ушанка из кролика.

— Пальто, правда, осеннее, но в кофте не замерзнешь, — нахлобучивая мне на голову шапку, сказал Веник. — Тут недалеко идти.

«Я знаю!» — чуть не ляпнул я, но вовремя остановился. Я приезжий. В городе первый раз. Никого не знаю.

«Почувствуй себя на месте шпиона, Жан!» — сказал я мысленно сам себе, разглядывая свое отражение в зеркале. Пальто было чуть великовато, но не особо критично. Смотрелся этот «ансамбль», конечно, лучше предыдущего. Но на Джеймса Бонда я ну никак не тянул.

На улице еще не стемнело, но уже висели серые сумерки. С низкого пасмурного неба летел мелкий снежочек, кое-где уже включили фонари. Машины ехали, не включая фар. Я уже отвык, что так бывает. И, черт, как же мало машин! Более или менее уверенный поток только по улице Ленина. Переулки пустые. Никакого ряда припаркованных одним колесом на тротуаре автомобилей. Мы снова вышли к ЦУМу. В будущем он станет на пару этажей выше и обзаведется стеклянной облицовкой и здоровенным экраном. Сейчас на серой коробке главного магазина Новокиневска были электронные часы, которые показывали без двадцати пять.

До кафе «Петушок» нам надо было пройти пару кварталов вниз по центральному проспекту, миновать «Грампластинку» — круглую площадь напротив института культуры. И почти дойти до кинотеатра «Россия». Который перестал существовать как кинотеатр еще в самом начале девяностых.

Эту версию вывески я видел только на старых фотографиях — округлые светящиеся буквы и силуэт леденцового петушка, который по задумке тоже должен был светиться, но, видимо, что-то там перегорело, а чинить его никто не торопился.

Кафе занимало весь первый этаж. Та его часть, которая выходила на улицу, была полностью стеклянной, как витрина. Другая покрыта резными деревянными квадратами и ростовыми портретами всяких сказочных героев, которых рисовал художник весьма сомнительного таланта. Буратино так вообще превратился в культовые локальный мем по мотивам «А если найду?»

Обстановка была детской, а вот публика — не очень. За круглыми столиками сидели парни с патлами, как у Веника, в джинсах или клешах. И девчонки в коротких юбках и с облаками химических кудрей на головах.

Венику помахали сразу с двух столиков, он тоже помахал. Мы вошли под неодобрительный взгляд тетенек с раздачи.

— Так, ты пока усаживайся, я пойду возьму нам тару, — сказал Веник и направился к витрине с мороженым.

— Ваня? — вдруг сказала одна из девушек, блондинка с симпатичной родинкой над верхней губой. — Ваня Мельников?

Глава седьмая. Чужие грехи

— Эээ... привет! — сказал я на всякий случай, чтобы не тупо пялиться на.

— Надо же, какие люди! — девушка встала из-за стола. Прическа дурацкая. Да и одежда тоже. Короткое платье сидело как-то криво, явно, как и венины клеши, не было продуктом зарубежного фабричного производства, каким пыталось казаться. Явно было сшито по картинке из какого-то каталога. Впрочем, девушка от всего этого не перестала быть миловидной. И я ее, разумеется, совершенно не помнил.

— Да, занесло вот попутным ветром, — сказал я и принялся расстегивать пальто.

— Что это на тебе надето? — девушка презрительно оттопырила губу, оглядывая меня с ног до головы.

«Далась им всем эта „Рила“, — подумал я. — Не было в Союзе культа вещей, ага, как же...»

— Чуваки, я сейчас вам такую историю расскажу, сдохнуть можно! — к столу широкими шагами приблизился Веник, держа в руках две чайных кружки, белых в красный горох. — Лизавета, что у тебя с лицом?

— Это ты у него спроси, — девушка с родинкой гордо вздернула подбородок, шапка светлых химических кудряшек затряслась.