Читаем без скачивания В море – дома! Славный мичман Егоркин - Ф. Илин

– Но-но! Раскритиковались! Дорастите сначала, потом будете кадровую политику перестраивать! – возмутился Тихов.

– Ну да, в святая святых… куда нам, сирым, с суконным-то рылом – да в калашный ряд!?

«Распалился Папа! В море он вообще никого не боится – форменный царь, Бог и воинский начальник! Здорово!» – восхитился Андрей, – «Сам решает, сам отвечает! Нет, как, все-таки, как верно, что в море капитанам запрещают брать жен – советоваться-то теперь не с кем! И никто тебе не говорит, куда рулить и что кому сказать! И не одергивают, когда «понесет по бездорожью» супротив начальства! Ага! А если бы? Тогда эти ощущения были бы у отцов-командиров не совсем полные, и даже – горько испорченные. Всё – только с оглядкой! Жены, говорят, даже декабристам испохабили всю каторгу!» – подумал Крутовский. – «У меня-то с женой – все, как надо! Но, может быть, только пока?» – честно усомнился он в себе.

– А что вы сами-то скажете, Крутовский? – спросил начальник штаба, созревший, видимо, в своем решении.

– Мне бы на своем корабле! Если можно… Нет, я тоже думал о командной линии. Тут не сомневаюсь! Но разрешите подумать? – скромно ответил Андрей.

– Ну, думайте, только быстрее! – с видимым разочарованием и даже с обидой разрешил Тихов. – В другой раз могут и не предложить!

– Так! – сказал повеселевший Караев. – Сейчас учиться будем! К вешке в открытом море все вахтенные офицеры у меня уже подходили самостоятельно. Теперь – к причалу! В натуре, без декораций! Сегодня швартоваться будет… – тут командир для виду протянул, будто действительно выбирая, хотя уже всем было ясно – кто будет.

– Капитан-лейтенант Крутовский! – закончил он, и сразу перешел к инструктажу: – Значит, так… швартоваться, конечно, будем кормой!

– Ага! Причалы как раз починили и покрасили! Теперь можно и долбать! – громким шепотом завистливо сказал Журков. Тихов погрозил ему кулаком и три раза постучал по дереву – чтобы не сглазил!

«Вот вредный мужик!» – ругнулся про себя Андрей, глядя на Журкова. «Ну, погоди! Попросишь и ты у меня водички в знойный день! Мстя моя будет страшной и жестокой! Но – к черту! Потом! Надо сосредоточиться! Уж радости каким-либо ляпом я тебе не доставлю! Надо сосредоточиться на швартовке. Кормой так кормой!» – пожал плечами Андрей, как обычное дело! Сколько раз видел со стороны и даже критиковал… кое – кого. А сам…

А меж тем в узкой Противосолнечной дул заметный отжимной ветер. Причалы бригады приближались. Навстречу «Бесшабашному» со всей губы Противосолнечной несло пустые, пластиковые и даже – стеклянные бутылки. Их было невероятно много.

– Блин! – возмущенно сказал Меркурьев, – такое впечатление, что вся утонувшая Великая Армада бросила нам свои приветы в бутылках! За неимением другой связи!

К удивлению офицеров, на корне родного причала столпились женщины, встречавшие корабль.

– Однако! Громяковский решил сегодня устроить возвращающимся героям торжественную встречу! С женами, детьми, цыганами, медведями и шампанским! – иронично протянул Тихов. Ему такая встреча не угрожала – жена была даже не во флотской столице, а где-то на далеком юге вместе с детьми – отпуска, как часто бывает, опять не совпали…

Скопление людей на причале вызвало живейший интерес у стаи бродячих собак, которые всегда обретались на территории бригады. Громадный Мишка с «Бесшабашного» был у них в признанных вожаках и пользовался большой любовью у всех местных разномастных и разнокалиберных сук. Пёс приветственно и радостно взлаивал на юте, размахивая пушистым хвостом как сигнальным флагом, хвастаясь морскими подвигами, радуясь своему пестрому гарему и предвкушая встречу.

– Как настоящий моряк! – одобрительно покивал головой Петрюк, наблюдая собачью радость. – Готов осчастливить всех и немедленно! Вот только всегда не получается…

– Так он же не нахлебается до срабатывания блокировки и падения фэйсом в салат! Каждый раз! – подключился Палыч, – у него может быть все и выйдет – если всерьез озадачиться!

– А сам-то? Кто бы подкалывал! – огрызнулся главный кок.

– А я что? Я тоже такой же, как и ты! Что, лучше, что ли? – примирительно, с сожалением, вздохнул Егоркин.

Первый подход был неудачным, инерция погасла раньше, чем рассчитывал, а обрадованный ветер, дуя прямо в высокий борт, тут же оттащил корабль от причала. Можно было бы подать концы и подтянуться на шпилях, но Караев отрицательно покачал головой и коротко сказал: – Галс вышел тренировочный, пошли на второй заход.

Черт! Получилось почти все нормально, но с реверсом опоздал. И пришлось отрабатывать обратно. Тихов не проронил ни слова, и соблюдал спокойствие. А уж как хотелось ему все прокомментировать и поучить Крутовского уму да разуму… Журков, знавший нрав начальника штаба, оценил это про себя как его личный подвиг!

Между тем, гражданская публика на причале заволновалась. Не понимая происходящего, Громяковский, внутренне закипая, тихо сказал флагманскому штурману:

– Не мог Караев устроить показательную швартовку как-то в другой раз! Макаренко, понимаешь!

Собаки на берегу подняли лай, спустившись к самой полосе осушки между причалами. Мишка тревожно бегал по палубе, туда-сюда, не останавливаясь, иногда нетерпеливо подвывая и взлаивая.

А Караев на крыле мостика незаметно для себя растер между пальцами уже вторую сигарету.

– Ну, Бог любит троицу! – сказал он минеру. С Богом! Еще раз!

Андрей чувствовал, как по его спине, по груди течет противный липкий пот, и стекает куда-то вниз, только этого и не хватало! Лоб тоже взмок. Да, теперь на продуваемом холодным, с моросью, ветром ходовом он чувствовал себя как в Сахаре! Вытер с лица пот пилоткой, он стиснул зубы, взялся за микрофон и отдал первую команду.

«Так идут на дуэль или в атаку!» – подумал Тихов, который, к его собственному удивлению, тоже вспотел от переживаний. Он-то сейчас ничего не боялся. Просто сочувствовал – и Караеву, и Крутовскому.

Взвыли турбины, пыхнуло в небо сизым дымом. Вскипела вода за винтами. А когда корабль дал ход, вновь удаляясь от причала, пёс укоризненно, трижды гавкнул охрипшим лаем в сторону мостика и… бросился в воду с борта.

– Да, потерял Мишка всякую надежду и веру на минера! А любовь, блин, сильнее служебного собачьего долга оказалась! – резюмировал Егоркин, покачивая головой.

– Паша! – обратился он к Петрюку. – Ты может быть, тоже… того… не дожидаясь, пока трап-то подадут? А то когда еще Крутовский… Правда, такой шубы, как у Мишки, у тебя нет, но… Тут совсем не глубоко! Гребанешь своими грабками раз двадцать и твоя Елена примет тебя прямо в распростертые объятия!

Послышался дружный смех. Петрюк привычно беззлобно ругнулся в адрес старого приятеля…

На берегу уже несколько под уставшие зрители тоже оживились, послышались смешки. Мишка плыл к своим друзьям и подругам спокойно и уверенно, оправдывая «водолазное» русское название своей породы. А стая дворняжек, радостно повизгивая и взлаивая, приветствовала своего вожака, уже добравшегося вплавь до берега и своего личного гарема. Суки радовались, нетерпеливо облизывая соленую воду с роскошной черной шубы-мантии своего повелителя…

Третий раз корабль ошвартовался лихо, красиво и даже где-то – легко.

– Как на картинке! – наконец, прервал свое молчание Тихов. – Молодец, Крутовский!

– Не многим хуже меня! – похвалил и Караев, обычно не больно-то щедрый на похвалу. – Замечания потом разберем, сам, видно, понял, что к чему! А в целом – неплохо! – заключил командир и облегченно вздохнул.

На палубе уже вовсю распоряжался старпом. Моряки ставили трап, заводили дополнительные концы, приводили в порядок шпили и швартовные устройства.

На борт поднялись комбриг и Громяковский, приняли доклад командира. И вот тут уже разрешили подняться на борт встречающим. Караев незаметно подозвал к себе Нетребко и тихо сказал: – Давай. Михаил Васильевич, готовьте с Пашей Петрюком «натриморд» у меня в салоне, и личному составу – праздничный обед. Офицеры, по возможности на берег сойдут… а впрочем… Аппетит после трех дней шторма будет зверский! Выдержат его твои запасы-то?

– Опять обижаете, товарищ командир! – делано возмутился помощник по снабжению. – Все уже давно сделано! А насчет запасов – так не первый и не последний день служим! – хвастливо сказал офицер и довольным жестом разгладил свои рыжеватые усы.

Тихов прислушивался к веселой суете, краем глаза наблюдал за молодыми офицерами и мичманами, и чувствовал себя каким-то лишним на этой радостной встрече. Он вспоминал, когда его раньше тоже радовали и возбуждали такие моменты… И где-то завидовал! «Да, утратил я уже, видно, «вкус халвы»! Вернется ли он еще в этой жизни? – устало подумал он.

Известие о том, что за ним давно уже из дивизии выслана машина, не вызвала у него никакой реакции. «Ну, часом раньше, ну, часом позже – в пустую квартиру, где даже кошка не ждет? Соседям отдал, чтобы с голоду не спятила! Завтра-послезавтра заберу. Если опять в море не «зарядят»! Завалиться, что ли, к кому из друзей, без предупреждения?» – обдумывал он варианты. Тихов, по обыкновению, открыл было рот, заготовил ругательства и… закрыл, вспомнив про женщин и детей. «Одичал в «мужчинском» обществе-то!» – нашел удобную причину утраченного самоконтроля Тихов, и обреченно потопал в каюту командира, где его точно ждали, и где-то даже были рады.