Читаем без скачивания Морпех. Зеленая молния - Иван Басловяк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубоко вздохнув, я встал, несколько раз перекрестился, достал из-за пазухи и поцеловал свой нательный крест. Опустил его обратно и стал рассказывать:
– Как молния ударила – я не видел. Но вот рассеялся туман в моих очах, и узрел я, что стою пред вратами дивной красоты. А встречают меня Архангел Михаил с огненным мечом и Архангел Гавриил, знающий все грехи и добродетели человека. Апостол Пётр открыл Врата золотым ключом и впустил меня внутрь. Но не увидел я за Вратами ни садов прекрасных, ни ангелов, не услышал и музыки божественной. Всё за туманом скрывалось. И вдруг пропал туман, и увидел я Его! Отца нашего небесного! Сидит на троне хрустальном и смотрит на меня. Пал я на колени, уткнулся лицом в небесную твердь, а из груди стон скорбный вырвался: за что! За что ты, Господи, меня до срока призвал! Не вижу я пред Тобой вины и кары Твоей не понимаю! Но то мысли мои были, не слова. Говорить я не мог. Вдруг в голове моей прозвучал голос Его:
– Встань, негоже воину на коленях стоять, даже пред Богом. Дело у меня к тебе есть, важное. А иного способа встретиться с тобой, как к себе призвать, у меня нет. Не мне же на землю сходить, поймут не правильно. Испей нектара, твоему телу поддержка нужна.
В руках у меня появилась чаша малая, которую я и опростал единым духом, не почувствовав ни вкуса, ни запаха. Чаша тут же пропала.
– Как ваше время быстро течёт, – опять в голове раздался голос Его. – Уже сутки прошли.
– Так меня сейчас, наверное, уже хоронят! – воскликнул я.
– Не бойся, будет место, куда твоей душе возвратиться, в целости. Я знак дал слуге своему, и молитвы его и ещё многих о твоём исцелении слышу. Любят тебя товарищи твои, дорог ты им и нужен. А будешь ещё нужнее, как принесёшь им слово Моё. Но не оракулом или ещё одним пророком ты будешь. Достаточно их уже, да мало к ним кто прислушивается. Ты будешь сосудом, наполненным многими знаниями, которые Я желаю подарить любимому Мною народу.
Горько мне вдруг стало. И спросил я, не убоясь гнева Господнего:
– Если мы, русичи, твой любимый народ, то ПОЧЕМУ на нас столько бед каждый год, почему враги кругом, а Ты как будто мольбы наши не слышишь…
Рассмеялся Господь и ответил:
– Есть у вас умная поговорка: на Бога надейся, а сам не плошай! Помнишь? Потому-то вы и любимые, что из всех бед достойно выходите, мало что прося и много чего делая по своему разумению, а не по чьей-либо подсказке. Ты воин, ты знаешь, как закаляют стальной меч, чтобы крепок был. Гнулся, но не ломался. Так и народ русский Я закаляю. Закалитесь – никакие беды страшны не будут, под всеми ударами выстоите. Перегорите, согнётесь, значит, Я в вас ошибся. Исчезнете с глаз Моих, прахом осыпетесь, и забвением покроется имя ваше. Придут на смену другие. Я их так же закалять буду. Мне нужен могучий народ, много чего он сделать должен по слову Моему. Всё понятно?
Я кивнул головой, не в силах даже мысленно что-либо сказать после Божественной отповеди.
– Так вот, раб Мой Илья. В далёкие земли отправились вы. Трудно вам будет. Но верю Я в вас, и помочь желаю. Потому и тебя призвал. В твою голову вложены многие знания о землях тех далёких и людях, их населяющих. Донеси их до людей своих, чтобы готовы были к новым испытаниям. Кто предупреждён – тот вооружён! Это подарок от Меня для вас всех. А для тебя особый подарок, на части поделённый. Постепенно получать будешь. Заодно он и епитимьей будет, наложенной на тебя Мною. За дерзость. Не несёт Бог ни перед кем отчёт, а ты с Меня его стребовал. И, как ни странно Мне самому, получил его. Свободен!
И Он ткнул меня пальцем в грудь. А далее – туман, туман, туман…
Я почувствовал, как кто-то суёт мне в руку бокал, и машинально отхлебнул. Терпкий вкус вина вырвал меня из прострации. Рядом стоял князь и очень удивлёнными глазами смотрел мне в лицо.
– С тобой всё в порядке? – спросил он.
– А что? – в свою очередь спросил я его и обвёл взглядом каюту. Мля! Картина Репина «Приплыли».
Князь, отец Михаил, боярин Жилин, Пантелеймон, полусотник Вторуша – все стояли и в упор смотрели на меня. Кто с испугом, кто, как князь, с безмерным удивлением, но крестились все. Неужели моя импровизация настолько удалась? Не замечал за собой, откровенно говоря, актёрских способностей.
– Присядь, боярин. Вот, ещё винца выпей, – отец Михаил наклонил над моим бокалом кувшин. Его руки мелко дрожали.
– Да что произошло-то? – воскликнул я, ставя бокал на сундук.
Отец Михаил посмотрел, как бы ища поддержки, на князя. Тот кивнул и, отойдя от меня, сел на свой сундук. Священник заговорил:
– Я не знаю, как это назвать, и что это было. Чудо? По моим впечатлениям, так чудо. Ты начал рассказывать. А мы слушать. И вдруг заметили, что икона святого Николая Чудотворца сиять начала! И с каждым тобой произнесённым словом сияние это становилось всё ярче и ярче. И ты сам вроде как тоже засветился, но не внешне, а как бы изнутри. И сияние это было цвета ярко-зелёного, как листва весенняя! Кроме, как чудом, это и назвать-то иначе невозможно.
Достал из-за пазухи крест. Камень в нём продолжал, хоть и не ярко, светиться. Все смотрели на него зачаровано.
– Он ткнул меня пальцем в грудь, – произнёс я, – в крест нательный, вот в этот, когда уйти велел.
Отец Михаил дрожащим голосом сказал:
– А ведь крест у тебя другой был, меньше и без камня. Явно знак Божий, что слова твои правдивы, и доверять им можно и надо. Сам Господь Бог подтверждает! Теперь это святыня, береги его, боярин!
Последние слова отец Михаил произнёс в полный голос и широко перекрестился на икону. Его бас перебудил, наверное, если не весь корабль, то его спящую на верхнем деке половину – точно. За дверью послышались голоса, шум начинающейся перебранки. Князь, быстро пробравшись по тесной каюте, вышел на палубу. Несколько властных фраз, и шум затих. Пока он отсутствовал, сияние притухло, а когда я спрятал крест, исчезло совсем. Похоже, на сегодня мои рассказы закончились.
Обратно князь вернулся уже не один, а с помощником капитана, доном Педро, и юнгой. Последний держал в руках бочонок литров на пятнадцать. Дон Педро, широко улыбаясь, произнёс:
– Господа, тысяча извинений. Услышал, что у вас вечеринка, и решил зайти. С вахты сменился, спать не хочу, а выпить не с кем. Нас, офицеров, всего двое на этой посудине, я да капитан. Да боцман и корабельный плотник, но они не офицеры. Хотя боцмана тоже приходится использовать как офицера, а то мы с капитаном помрём на квартердеке, сменяя друг друга. А пить одному скучно!
Юнга поставил принесённый бочонок на мой сундук и, получив в награду подзатыльник, выскочил за дверь.
Ну, что ж, не выгонять же нужного человека! Хоть и припёрся он не вовремя, заставив скомкать наше секретное совещание. Присутствующие в каюте задвигались, заговорили в полголоса. Вторуша с Пантелеймоном незаметно исчезли. Отец Михаил, несколько раз перекрестившись на икону и пробормотав, что уже поздно, а ему рано вставать, тоже покинул каюту. А нам, троим, деваться было некуда, пришлось принять пятнадцатилитровый удар!
Дальнейшее помню смутно. Нервное истощение и алкоголь без закуски сделали своё дело. Я отключился. Утро принесло чудовищную головную боль. Гораздо сильнее, чем даже после удара молнии. Со стоном повернувшись на бок, я увидел сочувствующий взгляд Пантелеймона.
– Худо, Илья Георгич? – спросил он и сам же ответил, – худо. Тебе сейчас рассолу капустного бы, али огуречного, так нет ни того, ни другого. На, вот, водички попей, глядишь и полегчает.
С жадностью я припал к большому деревянному ковшу и высосал его полностью. Чуток действительно стало легче. Я откинулся на подушку и вдруг вспомнил анекдот. Как раз в точку! Рассмеялся, тут же застонав от пронзившей виски боли.
– Ты чего, боярин? – тут же озаботился дядька.
– Да вот, сказку одну вспомнил. Как раз про похмелье, – ответил я.
Понятия «анекдот» на Руси ещё не знали. И я заменил его на более распространённое в этом времени слово.
– Расскажи, Илья Георгич, будь ласков!
– Слушай, – я, кряхтя и охая, с помощью дядьки сел на кровати. – Это письмо одного дона, в царство Московское по делам приехавшего, своему другу в Гишпанию. И пишет он следующее: «Доехал хорошо, приняли прекрасно, пил с русскими вино – едва не помер». Пишет далее: «Сегодня с русскими опохмелялся, уж лучше бы я умер вчера!»
В каюте раздался дружный хохот. Меня, оказывается, слушало всё население убогой каморки. На своих сундуках заворочались и князь, и боярин Жилин. Именно его голос произнёс:
– А ведь правда в этой сказке. Нашего дона после восьмой чаши уносить пришлось! Как бы действительно не помер!
– Не помрёт, он в таких битвах закалён, – произнёс князь.
Помяни чёрта – и он на порог! Распахнулась дверь, и в каюту шагнул дон Педро, держа под мышкой бочонок. Здоровый и улыбающийся.
– Опять? Ещё один? – в тихом ужасе пробормотал я.
– Да нет, это вчерашний, недопитый, – мне на ухо тихо проговорил дядька. – Он вчера уснул с ним в обнимку, так и выносить пришлось. Крепко держал. Не уронил, пока его до каюты тащили. И не отдал, когда в кровать положили, так с ним и спал, видимо.