Читаем без скачивания Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

В 2 часа ровно прибыл на клипер Степан Степаныч, невысокого роста, широкоплечий, подвижный старик хохлацкого типа с белыми усами, черными большими глазами и черными густыми бровями. Он быстро обошел фронт, поздравил с приходом, обежал весь клипер до трюмов включительно, на ходу задавая отрывистые вопросы. Своим орлиным опытным глазом он успел все рассмотреть и, вызвав команду наверх, объявил командиру, что клипер в отличном порядке. Дал 5 дней сроку на отдых и приказал быть готовыми взять адмирала Асланбекова и с ним обойти порты Японии и отправиться во Владивосток. Офицеры с судов эскадры сообщили нам известия из России, говорили о переговорах с Китаем, о готовности эскадры к войне, о дружественном отношении к нам Японии и прочее.

Приехал наконец и наш русский консул (в Нагасаки был консул штатный, т. е. правительственный чиновник, он был очень рассеян и неаккуратен, не знал русских судов, перепутывал почту и вообще обладал всеми качествами, не подходящими блюстителю интересов русских подданных в иностранном государстве), привез нам давно ожидаемую почту, но, к сожалению, не нашу, а адресованную на клипер «Джигит», ушедший во Владивосток. Он по своей обычной рассеянности нашу почту отослал во Владивосток, и мы, не получая писем от выхода из Бреста (февраль), получим их, благодаря нашему консулу, только через два месяца во Владивостоке.

Вернувшись к нам вторично, японские торговцы с низкими поклонами приветствовали нас и заполнили кают-компанию, устроив в ней выставку своих изящных изделий: тут были золотые и серебряные кортики, броши, сабли, черепаховые веера, портсигары, рамки, гребенки, вазы фарфоровые и клоазоне, сервизы, лаковые чашки, пепельницы, тарелки, старинные японские сабли и прочее, и прочее… У нас глаза разбегались, и все хотелось купить, но офицеры с эскадры удерживали нас, советуя не торопиться набрасываться в первый же день на эти «дрова», что за долгое пребывание в Японии мы успеем осмотреться и всего накупить с основательным выбором и, наконец, что все японские изделия в Иокогаме в большем выборе и гораздо дешевле и лучше.

На клипере не сиделось, и нас потянуло на берег повидать Нагасаки и хотя бы пообедать в хорошем отеле, так как наш судовой повар, задержанный смотром адмирала, еще не вернулся с берега с провизией и не успел бы к сроку приготовить обед. На набережной нас обступили десятка два рикшей и с криками «рус», «рус» брали нас с боем и, посадив в коляски, помчались без оглядки в кильватер друг другу по узким улицам города. Уже стемнело, в дверях магазинов мерцали бумажные фонари, и на порогах сидели торговцы, поджавши ноги, обмахиваясь веерами и вглядываясь пристально в наш быстро мчавшийся кортеж. Мы ехали долго; проехав весь город, передний рикша, а за ним и весь отряд, круто завернув в окраинную улицу, остановился как вкопанный у ряда домов, ярко-освещенных. Все выскочили из колясок, спрашивая друг друга, зачем нас привезли в чайные (публичные) дома? Ведь мы ехали в ресторан обедать. Но оказалось, что на головном рикше сидел наш офицер-новичок, не бывавший в Японии, а его возница, не спросивши его, поскакал прямо за город, полагая, что русским молодым офицерам некуда больше ехать, как в чайные дома. Недоразумение выяснилось, и мы поехали в один из лучших ресторанов.

После обеда поехали посмотреть гейш, а затем за город, в чайные дома.

Хозяйка ресторана, приветливая японка, угостила нас даже настоящею водкой и русскими закусками: икрой, балыком, огурцами и проч., приобретаемыми у буфетчиков Добровольного флота, привозящих эти продукты из Одессы. После обеда поехали посмотреть гейш, а затем за город, в чайные дома. Гейши — это молоденькие мусумэ, разодетые в богатые киримоны с необычайно сложной прической и ярко накрашенным миловидным детским лицом. Под заунывный шамшин музыканта они танцуют с веером в руках и гнусаво тянут однообразную мелодию; на ногах короткие чулки (мужские носки) с большим пальцем и сандалиями. Танцы совершаются на бамбуковых циновках и состоят из разного топтания на одном месте. Обыкновенно несколько гейш изображают какую-нибудь пантомиму. У каждой гейши имеется обычно свой постоянный обожатель из городской буржуазной молодежи; ему гейша верна до тех пор, пока он ее не покинет; после чего она переходит к другому. Зрители рассаживаются кругом на циновках, пьют сакэ или оча (чай) и едят миканы и разные сласти. Нам, новичкам-профанам, гейши не понравились, но в Японии между европейцами есть много любителей этого своеобразного балета.

Чайные дома расположены за городом, занимая целый квартал. В каждом доме десятка два молодых девиц, по-японски красивых и миловидных; они обыкновенно сидят на выставке в широком окне, выходящем на улицу, и изображают неподвижную живую картину, но при нашествии компании посетителей вся эта ватага девиц срывается со своих мест и, окружив гостей, приветливо и мило ухаживает за ними, угощает чаем и фруктами, а затем разыгрывает под музыку одну из пантомим, в конце которой все танцовщицы оказываются в костюме Евы. Такой спектакль нашей молодежи понравился гораздо больше, чем гейши.

Город Нагасаки расположен у подножия гор, окружающих одну из живописнейших в мире бухт; это совершенно закрытая от океанских волн бухта длиною около 3 миль и шириною полмили. На правом берегу расположен собственно город, а левый берег застроен доками, портовыми мастерскими и пресловутой деревней Иносой (русская колония). Над городом амфитеатром разбросаны в горах живописные японские домики и коттеджи консулов и всех тех богатых жителей, кои не обязаны по роду своих занятий тесниться в низколежащем старом городе с узенькими улицами и густо скученными торговыми конторами и рынками. Много магазинов с японскими изделиями из фарфора, черепахи, слоновой кости, дерева, шелка и проч. При каждом съезде на берег невольно глаза на них разбегаются и что-нибудь купишь. Подробно описывать город нет надобности, так как он много раз описан путешественниками. Лучше проехать в Иносу и посмотреть, как живут на дачах русские молодые офицеры со своими «временными женами».

Подплывая на шлюпке к Иносе, вы невольно обратите внимание на несколько десятков японских фунэ (шлюпки), теснящихся у самой пристани, это собственные «экипажи», нанятые помесячно каждым офицером для постоянного сообщения своего корабля с берегом, где проживает на даче «супруга».

Далее, выйдя на берег, вы попадете в деревню, состоящую из 40–50 маленьких японских домиков, раскинутых в живописной зеленой роще у подножия обрыва невысокой горы, на верхней площадке которой недавно образовалось русское кладбище с часовней и караулкой, в которой проживает японский бонза (священник). После 5 часов вечера, когда на судах окончена служба, офицеры съехали уже на берег, жизнь в Иносе в полном разгаре; проходя мимо домиков, вы невольно натыкаетесь на трогательные сцены: в раскрытых комнатах (стены в домах раздвигаются) и на верандах молодые мужья, переодетые в легкие киримоны, кейфуют со своими «супругами» и добросовестно проводят медовые месяцы. Здесь офицеры ночуют, если ночью не надо на вахту, и возвращаются на корабль утром к 8 часам. Причем супруга провожает его на шлюпке до самого борта.

Вернувшись домой, молодая жена обычно укладывается спать и отсыпается весь день до приезда супруга. Хозяйством ей заниматься не приходится, так как для этого имеются в Иносе два ресторана, которые кормят всех жен.

Рестораны содержатся двумя известными японками Ойе-сан и Оматсу-сан, бывшими в свое время «женами» нынешних (1880 г.) уже старших офицеров. В жены они сами больше не поступают, имея солидных покровителей, и занимаются хозяйством в своих ресторанах, кормят всех офицерских жен и имеют большой штат молоденьких прислуг (мусумэ), кандидаток в жены для вновь прибывающих офицеров, ищущих «супружеского» счастья. За содержание жены офицер в то время платил всего 40 иен (японских долларов) в месяц и за дачу платил 20 иен. Итак, за 60 рублей офицер имел дом и жену. С уходом корабля из Нагасаки супружества обыкновенно расстраивались, и жены поступали в резерв одного из этих ресторанов, если сейчас не находилось непосредственного преемника-кандидата на дом и жену ушедшего офицера.

Окрестностей Нагасаки нам в этот раз осмотреть не удалось, так как мы скоро ушли с адмиралом Асламбековым по портам Японии. На одном рейде было три адмирала, и Лессовскому хотелось разгрузить рейд от такого обилия, а главное, отделаться от назойливого и совершенно не плававшего берегового адмирала Асламбекова, про которого на эскадре рассказывали массу забавных анекдотов. Простояв в Нагасаки не более 10 дней, мы взяли Асламбекова с музыкой (в 30 чел.) и двумя флаг-офицерами (Фридерикс и Абаза) и пошли по японским портам.

До своего неожиданного назначения на Тихий океан Асламбеков много лет командовал 8-м флотским экипажем, страстно любил свою экипажную музыку и превратился в сухопутного командира. Назначенный сменить адмирала Штакельберга на Тихом океане, он прежде всего озаботился забрать с собой экипажный оркестр и, прибывши с ним на «Азии» в Нагасаки, возился с ним как с писанной торбой. Наш маленький клипер был очень стеснен нахлынувшими 34-мя лишними пассажирами; адмиральские ящики с накопленными долларами (в то время жалование выдавалось исключительно серебряными мексиканскими долларами, монета очень громоздка и неудобна для хранения) и музыкальные инструменты отняли у команды половину жилой палубы.