Читаем без скачивания Музыкант и модель - Полина Поплавская

Чтобы не отстать, наблюдательница сделала размашистый лягушачий толчок ногами, и у нее чуть не соскочила ласта. Не зная, что предпринять, Люсия попыталась поправить положение и потянулась к ноге. О ужас! Все слилось в ее глазах в бурлящий ад: она выпустила дыхательную трубку. Только бы не умереть! Господи, почему я не рыба? Как трудно сдерживать дыхание. Тони! Я сейчас умру, помоги же мне!..

Первое, что она увидела, придя в себя, были его руки – сильные, мускулистые. Кисти у него часто как-то смешно и неестественно выпрямлены, точно он ставит преграду между внутренним и внешним или уверяет: «Все в порядке». Тони держал ее за плечи, едва касаясь, боясь сломать, как цветок. Там, в воде, было совсем по-другому: она словно впервые почувствовала силу его рук, его крепкую хватку.

Не переставая кашлять, Люсия подняла голову, посмотрела своему спасителю в лицо и расплакалась. Внутри жгло. Только бы не приставали с расспросами… Вот так сидеть и молчать подольше. Кроме них, на катере никого не было.

– Дурочка моя! Что с тобой случилось? Ты же могла умереть!

Она молчала. Слезы сдувал с ее щек ветер. Тони был взволнован:

– Хорошо, что мы не успели уйти глубоко. Я ужасно перепугался.

– Ласта… – Кашель снова сдавил ей горло.

– Что ласта?

– Слетела.

– Ну и что? Зачем же трубку выплевывать?

Ее измученное личико оросили очередные слезные потоки.

– Тони, какое это имеет значение?!

Он погладил ее по голове, по растрепавшимся волосам, ставшим от воды темно-русыми сосульками.

– А что бы я делал, если бы не смог тебя вытащить? Как бы я жил без тебя?

Недалеко от берега показались Том и Марта – долговязая американская пара. Заядлые путешественники. Люсия вытерла слезы. Ей были непонятны эти вечно улыбающиеся люди. Им, видимо, удается всякую минуту находить предмет для умиления и восторга. Если такого предмета не найти, сколько ни старайся, они наверняка не сомневаются, что он ждет их где-нибудь за ближайшим поворотом, и потешаются над кознями судьбы. «И так уже лет пятьдесят, как минимум», – подумала она, косо посмотрев на их приближающиеся лица.

А какой я буду, если проживу еще больше, чем уже прожила? Неужели мне, как и им, будет наплевать на морщинки у глаз? Я бы на их месте лучше вообще не улыбалась, чтобы не морщить лишний раз лицо. Хотя мама тоже говорит, что это не главное. Главное – огонь внутри. Но какой же огонь нужен, чтобы компенсировать старость? Скорее всего, человек считает эстетичным то, что похоже на него самого. Может быть, этому верзиле Тому кажется, что с годами его жена только хорошеет. Или он вообще не замечает в ней изменений. Улыбка явно не сходит с его засушенной физиономии, даже когда он рассматривает старые снимки в заплесневелых рамочках. Счастливчики. Я так не смогу. Мне бы не хотелось жить долго. Конечно, сейчас в воде было страшно, но если бы такое случилось лет в пятьдесят, я бы не расстроилась.

– Что же вы так мало поплавали? – затараторила в своем обычном стиле Марта, расплетая рыжую косу.

Тони вопросительно посмотрел на Люсию. Она, делая вид, что роется в сумке, отделалась виноватым: «В первый раз страшновато». Ситуация, впрочем, начинала ее забавлять. Посмотревшись в зеркальце, она почувствовала себя увереннее и начала переводить Тони реплики американцев.

– Там, метров тридцать под воду, – Том показал рукой, – нос затонувшего корабля, а корма – все восемьдесят. Судно стоит отвесно, как скала. – Он изобразил всем своим вытянутым телом вертикаль и засмеялся.

У Тони заблестели глаза. Поерзав на лавке, он обратился к Люсии:

– Спроси, чей корабль, как выглядит.

«Ну совсем как ребенок», – подумала она и перевела вопрос.

– О, кто ж его разберет! Весь зарос кораллами, а внутри… – Том замахал руками, – рыбы-бабочки. – Бывалый путешественник наклонился, как подъемный кран, сложил вещи, посмотрел на часы. – Вы бы еще успели. Джек проторчит под водой, как минимум, минут двадцать.

– Его оттуда за уши не вытащишь, – добавила об инструкторе Марта.

Наверное, они все были давно знакомы. Тони занервничал. Ему хотелось спросить, по чему ориентироваться и как долго плыть до корабля, но Люсия была не очень-то настроена общаться. Как бы сообразив, в чем дело, лукавая Марта продолжала интриговать:

– Песок на дне совсем белый, как и сами кораллы…

– Да, это очень красиво, мы видели, – активно поддержала ее Люсия, к которой внезапно вернулось состояние восторженности.

– А бордовые и оранжевые цепи – чуть дальше. Сначала – розовые, а потом – все темнее и темнее, – довольно потер бороду Том.

Люсия повесила нос: если Тони уплывет без нее, ей будет неуютно в такой компании. Они, конечно, очень милые, но их обаяние сковывает ее по рукам и ногам. Тони посмотрел на хрупкие плечики, слегка порозовевшие от солнца, так неуверенно торчащие из-под мокрой, отяжелевшей копны волос, – и решил никуда не плыть.

– Хорошего понемногу, – объявил он, прижав к себе Люсию и неестественно широко растянув губы в знак дружеского расположения к попутчикам.

Молодые люди успели обследовать берег и окончательно успокоиться, пока команда аквалангистов собиралась в обратный путь.

Солнце клонилось на запад. Стало красочно, безветренно, жара перешла в ласкающее тепло. Вода, впитавшая в себя за день всю солнечную энергию, теперь щедро делилась ею с теми, кто скользил по ее глади. Белый катер шел медленно, тихо, будто боясь спугнуть еще не осевшие в памяти впечатления. Молчали. Ибо всего не расскажешь, да и зачем рассказывать? Прожитое вместе яркое мгновение позволяет еще какое-то время понимать друг друга без слов. Люсия почувствовала приятную усталость и положила голову на колени Тони. На горизонте темнели облака. Сочетание красного и синего будило в ней легкую, необъяснимую тревогу. Тело становилось ощутимее, и движения облаков отображались в душе едва уловимым покачиванием ее невидимых крыльев. Люсия вытянула руку. На сгустившем краски небе – тонкая кисть, серый контур в наступающей темноте. Больше легкости, непринужденный изгиб, указательный палец чуть в сторону. В ее воображении зазвучал несложный напев. Где-то она слышала такую последовательность нот – как бы кружащуюся. Словно рассматриваешь любимый предмет с разных сторон и видишь в нем при каждом повороте что-то новое. Пытаешься рассмотреть его получше, запомнить на всю жизнь очертания, а он – скользит, убегает, боится потерять загадочность. Но даже досконально изучив его: выяснив, из чего он сделан, подобрав точное название для его цвета, с линейкой и циркулем измерив формы, – не приблизишься к его познанию ни на йоту, потому что его суть – движение. Рука, если она устала извиваться в танце и лениво висит вдоль тела, – просто какое-то некрасивое образование: выпуклости косточек, овалы ногтей – и все. Но стоит отправить ее в свободный полет, смысл которого не сводится ни к какой практической пользе, ни к какому удобству, – и она превращается в птицу.