Читаем без скачивания Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

Андроник заявил разгоряченному народу, только что дравшемуся на улицах столицы, что ему, рядовому сыну отечества, власть не нужна, однако для обязательного благоденствия народа необходимо прекратить влияние, очень, конечно, вредное на маленького императора его матери-регентши. Народ, сгоряча не подумал и согласился с явной ложью, и недавняя союзница прожженного интригана отошла от государственных дел.

Андроник чрезвычайно подло устранил всех оставшихся конкурентов на византийский трон, использовав, в качестве отвлекающего маневра, временную отмену двух самых непосильных налогов и перемещение с места на место самых одиозных сановников.

Влиятельных родственников маленького императора внезапно арестовывали по фальсифицированным обвинениям и они также неожиданно быстро умирали в тюрьмах, само собой, от свои старых болезней. Если родственники сразу не умирали, их тут же приговаривали к смерти на однодневной судебной пародии и, не мешкая, казнили.

Когда вокруг вожделенного трона возникла подготавливаемая пустота, Андроник заявил, что мать императора расстроилась из-за потери влияния на имперские дела и поэтому хочет убить сына-базилевса, и даже уже, кажется, пыталась это сделать. Но надежный дядя мужественно спас божественного племянника. Подставные свидетели в разных слоях общества рассказывали, что Мария Антиохийская уже почему-то не божественная, шпионка многих европейских государств, особенно этого страшного католического Ватикана. Сформированное общественное мнение потребовало судить императорскую мать, и суд мгновенно, исследовав никакие доказательства, приговорил бывшую регентшу к смертной казни, милосердно не разрешив проливать при этом ее недавнюю божественную кровь. Мальчик-базилевс испуганно утвердил приговор своей невиновной маме. Когда Марию Антиохийскую душили в тюрьме, садист Андроник с наслаждением до самого смертного конца держал перед глазами задыхающейся матери приговор с подписью ее сына.

Не успело смениться даже время года после казни Марии Антиохийской, как несколько счастливых от резко наступившего народного благоденствия подданных обратились к регенту Андронику Комнину с предложением принять божественный венец базилевса Византии, который вдруг, кто бы мог подумать, оказалась слишком тяжел для его маленького племянника, совсем утомленного царствованием. Само собой, Андроник публично отказался, но по столице Византийской империи прошла даже маленькая демонстрация, просившая регента не отрекаться от императорского венца.

Просьбы народа всегда священны и Андроник с усилием согласился на коронацию. Во время торжественного акта Андроник так заотказывался от мантии и короны, что приближенным пришлось буквально подталкивать его с подиума на престол. На троне новый базилевс, конечно, расплакался на всю империю и наконец заявил, что покоряется народной воле, выраженной так явно и настойчиво. Прямо на троне Андроник поклялся, что день и ночь будет помогать править маленькому племяннику до его совершеннолетия.

Через три дня после клятвы и вступления в должность соправителя, по его приказу десятилетнего мальчишку зарезали. Его голову Андроник поставил на главный императорский стол и почти месяц любовался ею, приговаривая: «Отец твой был лжецом, мать – развратницей, а ты – трусом».

Для того, чтобы жизнь не проходила обыденно и тускло, базилевс Византии Андроник Комнин, избранный вопреки своему желанию волей народа, не уставал совершать преступление за преступлением, за которые по действующим законам полагалась смертная казнь на костре. Когда через несколько лет крестоносцы из Европы атаковали Константинополь армией на порядок меньше даже столичного гарнизона, они легко взяли Великий город, который никто не хотел защищать и на месте Византии создали собственную Латинскую империю.

Сотни византийских базилевсов за тысячу лет совершили море ужасных и кошмарных преступлений против человечности, но девятый вал заговоров часто накрывал их совсем не за это. Унимать божественных не очень пытались, больше стараясь подражать с наслаждением несусветной жизни. Когда в 1261 году Михаил Палеолог опять восстановил Византию, он не смог подобрать из своих сановников министров, которые согласились вставать по утрам, хотя бы к девяти часам и начинать рабочий день, хотя бы в двенадцать. Само собой, новый базилевс сказал народу, что на высшие должности в государстве назначил только самых достойных людей. Лицемерная паутина лжи висела над этой отвратительной империей зла всегда.

Осаду Константинополя 1453 года огромной турецкой армией султана Мехмеда II ожидали в империи давно. Из казны заранее были выделены колоссальные средства на усиление армии, флота и крепостей. Деньги, по обыкновению, тут же разворовали государственные сановники во главе, естественно, с первым министром. За несколько дней до полной блокады Константинополя, его правители ухитрялись продавать неприятелю военные корабли целиком. В армии по императорскому отчету все было усилено, но солдат в ней не было вообще, поскольку их жалованье украли и за вчера и за завтра. Крепостные стены великой столицы тысячелетней империи так и остались в запущенном состоянии со времен Крестовых походов.

Император знал все, но ему было все равно, потому что он никого не наказывал. Свои услуги по обороне Константинополя ему предложил самый талантливый артиллерист XV века венгр Урбан, но его жалованье украли, а последнему Палеологу сказали, что он продался туркам. Разъяренный Урбан сумел уйти к Мехмеду II, который тут же дал ему втрое больше от византийцев и совсем скоро полутонные ядра урбановских пушек разнесли так и не отремонтированные стены Константинополя, в проломе которых был зарублен и сам император Константин Палеолог».

Богдан Хмельницкий прекрасно понимал причины гибели Византийской империи, в которой ангажированный весь без исключения суд день и ночь увеличивал и без того сумасшедший разрыв между островком богатых и морем бедных, чиновники полностью продажны, а власть хамски пренебрежительна к подданным, особенно на окраинах государства. Пленный чигиринский казак писал: «Нельзя, чтобы благо несусветной империи выдавалось за всеобщее благо всех подданных. Нельзя, чтобы империя определяла право на жизнь всех подданных. Нельзя, чтобы народ был для власти как пыль на ветру». Хмельницкому пока нравился шляхетский лозунг: «Государство – это все» и он пока осуждал девизы окружавших Речь Посполитую деспотий: «Государство – это все». Совсем скоро ему пришлось выбирать между плохим и очень плохим государственным благом и другого пути для спасения родины у Богдана Великого не было.

Богдан из Чигирина досконально изучил историю Турции, поражаясь, как из маленького княжеского бейлика в северо-западной Анатолии выросла и достигла огромного могущества «Высокая Порта». Гениальный казак, конечно, не знал, что через несколько десятилетий эту зверскую империю будут называть «больным ребенком Европы», но ясно предвидел неизбежный и быстрый могущественный закат государства, построенного на том, на чем строить нельзя совсем.

«На тридцатом году государственной независимости султаната Османа, его сыновья Алаэддин и Орхан создали новое войско ени чери, собрав в него обращенных в ислам христианских детей и юношей. Это пехота без родины и семьи стала страшным оружием в руках османов, давшим своим янычарам знамя цвета крови, в середине которого серебрился полумесяц и меч первого султана. Когда первый пятидесятитысячный янычарский корпус с кавалерией из спагов на одном фланге, и нерегулярной конницей асинджи на другом, шел в свою неостановимую атаку, его удар был почти неотразим.

В 1354 году султан Орхан и его первый визирь Алаэддин из Малой Азии шагнули в Европу, захватив на ее берегу у Дарданелльского пролива стратегический город Галлиополи. Ключ к Балканскому полуострову был получен, через тридцать лет османы взяли столицу Болгарии Софию и нанесли сокрушительное поражение Сербии на Косовом поле.

Янычары помогли османам в 1396 году отбить мощное франко-венгерское контрнаступление и скелет будущей Турецкой империи был создан. Почти на полвека османов остановил сокрушительный разгром войск султана Баязида I армией великолепного Тамерлана 28 июля 1402 года под Агорой, но после распада его собственной империи, натиск Османской Порты на Европу возобновился.

Султаны заявляли европейским государям: «Наши права – оружие османской армии – посчитайте его. Мы повлечем ваших императоров и королей за своими победными колесницами и накормим наших коней на алтаре святого Петра в Риме».

Взятие в 1453 году византийского Константинополя сделало Турцию могущественной державой, способной выставить войско в четверть миллиона человек. Султаны, столетие проливавшие людскую кровь как воду, никогда не соблюдали собственные законы. Когда византийскому завоевателю Мехмеду II на гарантиях государственной неприкосновенности для спасения окруженного войска сдался храбрейший полководец Венеции, султан приказал распилить его надвое живым, заявив: «Я обещал пощадить его голову, а не туловище».