Читаем без скачивания Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

С начала XVII века бесконтрольное и безнаказанное шляхетское сознание безраздельно господствовало в политической, социальной и общественной жизни Речи Посполитой. Особенно панский гонор усилился после того, как Польская Корона использовала Русскую Смуту и начала вооруженную интервенцию в Московское царство, в 1605 году стараниями нобилей Мнишков, Вишневецких и Рожинских усадив на российский трон Лжедмитрия I. Вся Речь Посполитая знала, что Москва присягнула польскому королевичу Владиславу, претендовавшему на ее трон до 1632 года и отказавшегося от него за Смоленск. По всем панским дворам рассказывали о приключениях польского гарнизона в Кремле в 1609–1612 годах, о его грандиозных попойках, во время одной из которых были спьяну утоплены знаменитые царские регалии – держава, скипетр, бармы и даже шапка Мономаха. Дело шляхетское: «век наш круткий – выпьем вудки, он не длугий – выпьем по другий».

Различные магнатские партии созывали свои конфедерации и сеймы, добиваясь принятия нужных им для обогащения и гонора результатов. Нобили ввели почти поголовную грандиозную коррупцию наоборот, покупая голоса мелкой шляхты. Принятое из-за Украинской революции, благодаря Богдану Хмельницкому, невменяемое право liberum veto – «запрещаю» привело в итоге к гибели Речи Посполитой, особенно, впрочем, шляхты не расстроившей. Шляхетское своеволие приучило многих поляков не к законности, а к культивированию бесправия. В хаосе государственности нобили, само собой, монополизировали внешнюю торговлю сырьем и сельскохозяйственными продуктами, а простые шляхтичи от патологической жадности стали заставлять крепостных крестьян бесконечно работать только на себя, ведя чудовищные поборы и панщину.

Почти никто из благородного сословия уже не обращал внимания на то, что гражданская доблесть повсеместно заменялась продажностью, останавливающую естественный ход общественного развития. Шляхта с безалаберным удовольствием обращала себе во вред даже то, что сама судьба давала ей на пользу и не слышала предупреждений талантливых и умных представителей польской нации: «Полоумный хозяин не тушит огня, пока он тлеет, а начинает его заливать, когда уже разгорелся пожар».

Шляхта позорила себя жадностью, эгоизмом и зверствами. Произвол в Речи Посполитой достиг колоссальных размеров. Иезуит и талантливый общественный деятель Петр Скарга тщетно обращался к благородному сословию: «Несогласие приведет на нас неволю, в которой утонут наши свободы. Вы будете лишены не только государя, избранного из вашего народа, но и родины и королевства. Всюду вы станете жалкими и презираемыми, убогими изгнанниками, которых будут топтать ногами».

За семь лет учебы в Львове Богдан Хмельницкий не раз побывал и в Киеве, и в Кракове, и в Варшаве. Двадцатилетний хлопец прекрасно видел, что Речь Посполита битком набита всевозможными королятами, которые, никогда ни за что и никому не дадут жить спокойно. Они будут постоянно торчать в народном кармане, не забывая при этом традиционно издеваться над людьми. Юный Богдан, получивший лучшее европейское образование, почти физически чувствовал, что Украине, не имевшей никакой автономии в составе Речи Посполитой, остается быть только несколько десятилетий до окончательной колонизации всего народа. Тех, кто покорится скотской доле, Польская Корона превратит в бесправное быдло, а тех, кто не покорится – убьет, освободившиеся земли заселит польскими и литовскими колонистами уже привыкшими к рабству. Хмельницкий слышал рассказы о варшавском сейме, на котором королята заявили на всю Речь Посполитую, что никогда и никому не отдадут Украину, потому что она «плодоносная обетованная земля, текущая молоком и медом, всем изобильная и из века слывущая золотым облаком».

Юный чигиринский казак умом понимал, что Киевской Руси больше нет, она разбита и навсегда сошла с арены истории, но сердцем смириться с этим не мог, как и любой человек хоть раз побывавший в изумительном Киеве, в этом чудо-городе, жителям которого должны завидовать другие смертные.

В библиотеке Львовского коллегиума Хмельницкий читал книги о Киеве, «знаменитым во всех землях», «озаренным праздничным сиянием». Полустертые и потрескавшиеся страницы рассказывали о разнообразных многовековых связях Киевской Руси с Византией и Западной Европой, о ее довольстве и роскоши, о всеобщей разноплеменной книжной учености, непринужденности и свободе ее жителей, людей различных званий и сословий, о внутреннем единстве их жизни.

Татаро-монгольское нашествие Чингизхана и Батыя обескровило Украину – «там, где жили десятки тысяч, там робко копошились отдельные семьи обездоленных людей, ежегодно ждущие набега и, не имея возможности найти защиту в городе или у князя». Само историческое самоназвание «Украина» впервые упоминалось в исторических источниках XII века – так называли Переяславскую и Галицкую земли. Это древнее, еще дославянское слово быстро распространилось на всю территорию дивной страны, рубежа на границе Европы и Славении.

За обладание «млеком и медом» Киевской Руси сцепились захватившая Закарпатье Венгрия, Литва, Московия и Польша.

Многонациональная погибшая империя стала колыбелью не только украинцев, белорусов и русских, но и многих других народов Европы и была лакомым куском для многих государственных хищников, веками бродивших по странам и континентам в поисках добычи или наживы.

Вошедшие при государях Гедимине и Ольгерде в Великое княжество Литовское киевские, черниговские, переяславские, подольские, волынские земли сохранили свое административное устройство, язык и религию, получив только нового верховного суверена. Совсем по-другому было в захваченной Галичине, где Польская Корона хозяйничала с 1349 года. Магнаты и шановное панство любили заниматься уничтожением культуры народа, находившегося от них в зависимости.

Различные области Украины в составе Польши, Литвы и Венгрии стали обособляться, но этому смогли помешать вера и экономика. Киев, Волынь, Галич, Подолия сами собой неостановимо сливались в единое целое экономическое пространство, дополняя друг друга. Восстановлению государственности задолго до Украинской революции XVII века помещало взятие турками в 1453 году Константинополя. Оттоманская Порта и ее вассал Крымское ханство начали постоянные походы – нашествия на украинские земли, разоряя даже Киев. Плохо защищаемое чужими властями, население Южной Украины, уводимое и увозимое в рабство, значительно поредело.

К турецко-татарской постоянной угрозе в конце XV века добавилась и новая, восточная, разом изменившая историческую судьбу Украины. В 1503 году, после десятилетней войны Москвы и Литвы, к будущей России отошла Черниговщина, но это было только начало векового конфликта. Занятое постоянной защитой белорусских земель от московских атак, Великое княжество Литовское уступило колоссальному давлению Польской Короны, тут же почувствовавшей государственную слабость родной братской державы. После Люблинской унии 1569 года, обескровленная Литва под угрозой войны передала украинские земли довольной Польше. Украина, которая была и не была, оказалась намертво зажата между Великим княжеством Литовским, Московией, Польшей, Турцией и Крымским ханством и ничего в этом хорошего не было.

После религиозной Брестской унии 1596 года, когда православная церковь Галичины перешла в подчинение к Ватикану, польские магнаты и шляхта начали смотреть на неподчинившихся этому восточных украинцев, как на еретиков-схизматов. С начала XVII века жители Восточной Украины считались рабами Польской Короны, а их язык, традиция, культура и право – помехой в колонизации гордого и непокорного народа.

Население Польши в несколько раз превышало украинское и шляхтичем в Короне был каждый десятый псевдогражданин. Украинское дворянство составляло три процента жителей, казаками были семеро из ста человек. Активная и массовая колонизация угрожала быстрым уничтожением всего украинского народа. Магнаты и нобили, поддерживаемые шляхтой, гордо заявляли, что республиканская Польша, стирающая самосознание украинцев, сама себе выбирает короля, пишет законы и поэтому имеет полную власть над крестьянами-схизматами. По всей Европ крепостничество исчезало, а на Украине культивировалось. Паны со звериной наглостью ограничивали оружием личную свободу украинских посполитов, для которых слова «шляхтич» и «поляк» слились воедино. Это в совсем недалеком будущем грозило бедой Речи Посполитой, по статусам и законам которой недорогая охотничья собака оценивалась в два украинских хлопца.

В начале XVII столетия польская коса налетела на украинский камень. Шляхтичи, среди которых было множество патологических извергов, столкнулись с гордым и вольнолюбивым народом. Хамско-убийственный панский лозунг «Сильный всегда прав» – вдруг оказался вывернут против Польши. Ожидаемо неожиданно в огромном восточноевропейском кровавом шахматном сражении середины XVII века главными боевыми фигурами стали украинские казаки, которым в 1633 году великий коронный канцлер Речи Посполитой Ежи Оссолинский гонорово заявил на варшавском сейме: «Католическая вера – хозяйка в нашем доме, а ваша религия – у нас пришелец. Получите у нас то, что мы даем вам из милости. Мы умрем, но не допустим вас, казаков, что-либо решать в Польской Короне».