Читаем без скачивания Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Но Ярополк недолго оставался владимирским князем. По словам летописца, он правил городом так, будто то была не его, а чужая волость, полностью доверившись посадникам и «детским», приведённым им «из Руси», то есть из черниговских и других южнорусских земель; «они же многу тяготу людям сим створиша продажами и вирами». «А сами князья молоды были, слушая бояр», — продолжает летописец, словно бы забывая, что братья к тому времени были уже вполне взрослыми людьми и даже младшему из них Ярополку исполнилось не меньше двадцати трёх лет. Особое возмущение владимирцев вызвало то, что Ярополк со своими советниками в первые же дни отобрал ключи от ризницы соборной церкви Пресвятой Богородицы и разграбил всё её «имение», а также отнял у неё «города и дани, что… дал церкви той блаженный князь Андрей». Это было воспринято как ограбление всего города, ибо имущество соборного храма считалось принадлежащим всей городской общине. Дошло до того, что главная владимирская святыня, чудотворная икона Божией Матери, была вывезена из Владимира в Рязань! Всё, что сделал для их города князь Андрей, шло прахом, рушилось на глазах. Кажется, только тогда владимирцы и осознали наконец, насколько обязаны убитому князю. Они явили свою «обиду» жителям Ростова и Суздаля, но те на словах, может быть, и посочувствовали им, а в действительности только радовались их унижению, твёрдо поддерживая Ростиславичей. Тогда-то владимирцы и послали в Чернигов за Михалком, обещая принять его на княжение и стоять за него насмерть:

— Ты еси старее в братьи своей («старее» в смысле династического счёта. — А. К.), пойди во Владимир. А если что замыслят на нас ростовцы и суздальцы — то как с ними Бог даст и Святая Богородица!

Михалко с братом Всеволодом и сыном Святослава Всеволодовича Черниговского Владимиром (а значит, и с черниговской подмогой) двинулся к Москве. Ярополк со своим полком выступил против дяди, стремясь не пропустить его к Владимиру. Но войска разминулись. Как узнал Ярополк, Михалко был в то время тяжело болен. Преследуя дядю по пятам, он послал весть брату:

«Михалко есть немощен. Несут его на носилех, а с ним дружины мало. А яз по нём иду, емля зад дружины его. А пойди, брате, вборзе противу ему — ать не внидет в Володимерь».

Дружина Мстислава выступила из Суздаля. Двигались «борзо», словно гнались за зайцами, — такое сравнение приводит летописец. Михалко не доехал пяти вёрст до Владимира, когда встретился с противником. Сам он действительно был болен (жить ему оставалось чуть больше года); тылам его угрожал Ярополк, и ситуация казалась безнадёжной. Ратники Мстислава выступали все в броне, с грозным видом, сотрясая воздух боевыми кличами. Однако когда войска сошлись, они внезапно бросили стяги и побежали прочь — мы уже знаем, что ростовское войско (как, впрочем, и владимирское) не отличалось стойкостью, и внезапное бегство с поля боя в последние годы сделалось, так сказать, его фирменным стилем. Во Владимире расценили произошедшее как ещё одно, новое чудо Владимирской иконы Божией Матери, оскорблённой своим переездом в Рязань. Победа оказалась полной. 15 июня 1175 года, то есть почти через год после смерти Андрея, князь Михалко Юрьевич вступил во Владимир «с честью и с славою великою… и бысть радость велика в Володимери граде, видящи у собе великого князя всея Ростовьскыя земли». Власть его признали в Суздале, а затем — пусть и нехотя — и в Ростове. Мстислав бежал в Новгород, Ярополк — в Рязань. С Глебом Рязанским был заключён мир, и рязанский князь вернул всё, что забрал во время недолгого княжения своих шурьёв в Суздальской земле, — «до золотника… и до книг», включая, разумеется, и чудотворную Владимирскую икону, которая вновь обрела законное место во владимирском Успенском соборе. Немедленно были возвращены и «города и дани», вручённые «Пресвятой Богородице» Боголюбским.

Именно князь Михалко Юрьевич — если, конечно, доверять показаниям поздних источников — расправился, наконец-то, с убийцами своего брата: «мстил обиду» его, по выражению автора новгородской статьи «А се князи русьстии»{378}. Впрочем, ранние летописи ничего об этом не сообщают. Сохранились лишь какие-то смутные предания, устные легенды, перенесённые на бумагу много позже и, естественно, сильно раскрашенные фантазией позднейших книжников. В одних легендах мстителем за Андрея выступает Михалко Юрьевич, в других — его младший брат Всеволод, ставший владимирским князем после него. Так, например, о казни, которая ожидала убийц Андрея Боголюбского, рассказывается в «Повести о начале Москвы» — сочинении, как мы помним, отнюдь не претендующем на какую-либо историческую достоверность, но, напротив, изобилующем легендами, вымыслом и откровенными литературными штампами. Здесь сообщалось о том, как «князь Михайло Юрьевич» пришёл во Владимир (почему-то из Киева) «и изби убийцы брата своего, и телеса их вверже в езеро» («всякой гадине на снедение», — добавлял один из редакторов «Повести…»). «А жену его повеле повесити на вратех и разстреляти ю изо многих луков»{379}. Новгородский же книжник приписывал похожую расправу над заговорщиками Михалкову брату Всеволоду, не упоминая, однако, об Андреевой вдове: по сведениям автора всё той же статьи «А се князи русьстии», это Всеволод, уже после Михалка, ещё раз «мсти обиду брата своего Андрееву: Кучковичи поймал, и в коробы саждая, в озере истопил»{380}. Ну а наиболее подробный, хотя также едва ли претендующий на достоверность рассказ о судьбе заговорщиков содержится в «Истории Российской» Василия Никитича Татищева. Как полагал историк XVIII века, убийцы со своими сообщниками пользовались значительным влиянием в княжестве и после расправы над Андреем; так, именно они, «опасаясь мщения», настояли на избрании на княжеский стол племянников, а не братьев убитого князя. Когда же Михалко Юрьевич утвердился на княжеском столе, он решился наказать убийц брата. Но сделать это было непросто, и князю пришлось пойти на хитрость. Заключив мир с Глебом Рязанским, он отправился во Владимир, взяв с собой вдову Андрея, «якобы для лучшего ея покоя», и «Кучковых», по-прежнему пребывавших при власти. Созвав на другой день совет с участием «всех бояр, не выключая и самых тех убийцев», Михалко стал держать речь (разумеется, вымышленную самим Татищевым).

— Вы хвалите меня и благодарите за то, что я волости и доходы, по смерти Андреевой от монастырей и церквей отнятые, возвратил и обиженных оборонил, — обратился он к собравшимся. — Но ведаете, что оные доходы церквям Андрей, брат мой, дал, а не я. Да ему вы никоей чести и благодарения не изъявили и мне не упоминаете, чтоб вашему князю, а моему старейшему брату по смерти честь кую воздать…