Читаем без скачивания Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

Подарок Ромэра спрятала в нательном поясе, потому что смотреть на кольцо без слез не могла, а плакать, так же, как показывать слабость, не имела права. Решившись на возвращение в Ольфенбах, я лишилась права на эмоции, на чувства. Превратилась в принцессу, в будущую правительницу, будущего регента. А такие люди — в первую очередь политики, и чувства, слабости им непозволительны. Я это понимала, вновь связав себя обязанностями перед страной и Короной. Конечно, ответственность страшила, но я знала, что справлюсь.

Мы продвигались вперед медленней, чем предполагалось. Из-за ранения Ловина. Он старался не показывать, что плохо себя чувствует. Но я замечала бледность и то, как друг вцеплялся в повод и луку седла, когда рана на бедре причиняла особенно сильную боль. Разумеется, сам Ловин ни разу не предложил сделать привал. Не понимаю, чего он ждал. Когда станет так плохо, что он свалится с лошади? Как бы мне ни хотелось временами обругать Ловина, оскорблять его гордость повышенным вниманием к самочувствию мужчины я не собиралась. Просто чаще заставляла спутников делать привалы и, разобрав пузырьки и склянки со снадобьями, выдала Ловину обезболивающее. Он, не раздумывая и не споря, пил предложенную микстуру без напоминаний. Уже одно это являлось показателем того, что духовнику было очень плохо.

Вечером четвертого дня мы добрались до городка Этал. От него до Западного тракта было рукой подать. Заночевали, как и в другие ночи, у знакомых Ловина. Вежливые улыбки, радушные хозяева, недоуменные взгляды в мою сторону. В сторону хорошо владеющей ардангским шаролезки, находящейся под опекой священника-лоскутника. Диво-невидаль, как сказала бы про меня кормилица. Но нужно отдать людям должное. Ни в одном из тех домов, где мы останавливались на ночлег, никто не задал ни единого личного вопроса.

Я, как и в предыдущие разы, спала в комнате одна. Под окном по половине ночи караулили Садор и Вел, в соседней комнате отдыхал Ловин. Но я слышала, как он несколько раз вставал и подходил к моей двери, останавливался, прислушиваясь, после шел на улицу, проверить, все ли в порядке у воинов.

Утром пятого дня мы выехали на Западный тракт, около полудня покинули Арданг. А стражники меня даже не увидели. Ловин договорился со знакомыми пивоварами, и те спрятали меня в пивной бочке. На большой телеге, которую тянули два невозмутимых вола, уже стояло три десятка полных бочонков. Спрятать среди них один с секретом не составило труда. Опасаясь того, что всадников могут пропустить без особых вопросов, а полную телегу задержать на границе, Ловин тоже пересел к пивоварам. И я была благодарна ему за это. Мне было легче переносить несколько часов на жаре в насквозь пропахшей пивом тесной, подпрыгивающей на каждой выбоине бочке, зная, что друг рядом.

Отъехав на безопасное расстояние от границы, Ловин снял с моей бочки плотно пригнанную специально утяжеленную крышку…

Боже. Спасибо тебе за глоток свежего воздуха, за избавление от темноты, от ужасного, удушливого запаха пива. Я прежде была к этому напитку равнодушна, но теперь знала, что всю оставшуюся жизнь буду его с чистой совестью ненавидеть. Пожалуй, это было худшее путешествие в моей жизни. Из того укрытия, что спасло меня от стражников, выбралась еле живая. Вцепившись в Ловина, несколько минут просто стояла, дышала, наслаждалась ветерком и возможностью выпрямить спину. Увидев, в каком я состоянии, Ловин не на шутку испугался и принялся просить прощения.

— Это была хорошая идея. Все же получилось, — утешила я, пытаясь выбраться с помощью мужчин из бочки. При этом меня так шатало, что телохранитель, пробормотав под нос в адрес «Воронов» какое-то ругательство на ардангском, просто подхватил меня на руки и отнес в тень. Садор принес из протекающего неподалеку ручья ледяной воды и, намочив полотенце, положил мне на лоб. Не знаю, сколько я так сидела, приходя в себя. Все же больше пяти часов в бочке на солнцепеке — это весьма сомнительное удовольствие.

Пивовары, которых я искренне поблагодарила за помощь, сослались на необходимость ехать дальше. Они и так опаздывали на два дня, — ждали появления Ловина. Безразличные ко всему волы, мирно пережевывая жвачку, потащили телегу дальше, воины и Ловин собрались перекусить. Мне мысль о еде была отвратительна. Болела и кружилась голова, мутило… Понимая, что продолжить путь в таком состоянии я не смогу, предложила сделать долгий полноценный привал. Никто не возражал, напротив, Вел даже устроил мне постель в тени большого куста и посоветовал поспать. Я постаралась последовать совету, но назвать сном болезненное беспамятство, в которое провалилась, было трудно. Очнувшись, поняла, что будить меня спутники не решились, и что в итоге проспала часа четыре, не меньше. Разумеется, переживать из-за задержки было бессмысленно. К тому же мне стало легче. Хотя аппетит не появился.

Место для отдыха оказалось неожиданно хорошим. На полянке в придорожной рощице паслись скрытые густым подлеском от любопытных взглядов стреноженные кони. Вокруг нас была густая тень, а вода из журчащего недалеко ручейка оказалась вкусной. Несколько кустов ирги, увешенные спелыми яблочками, прятали нас от проезжающих, но давали возможность разглядеть, что происходит на Тракте.

Издалека заметила трех всадников, так же едущих по тракту в сторону столицы. Даже не знаю почему, но темноволосого командира, ехавшего чуть впереди остальных, мысленно назвала дворянином. И что-то в нем показалось мне смутно знакомым, но кого всадник напоминал, я сообразить не могла. Все же видно было из-за веток плохо. Нас не заметили, и трое поехали дальше. Думаю, если бы не «дворянство» командира и заметная хромота скорей всего потерявшей подкову лошади одного из его спутников, я бы и не обратила на всадников внимания. Мне, признаться, в то время было не до волнений, даже думать ясно не могла. Но чувствовала, как напряглись спутники, видела, каким серьезным взглядом Ловин проводил всадников. Однако когда путешественники отъехали уже далеко, священник тряхнул головой, словно отгоняя глупую мысль. А когда я спросила, что ему не понравилось, Ловин, виновато улыбнувшись, ответил:

— Все в порядке. Не обращай внимания на мою излишнюю подозрительность. Просто неуютно чувствую себя на чужой земле.

Западный тракт был проложен через эти места сравнительно недавно и еще не успел обрасти деревушками. Кроме того отчим всегда настаивал на том, что тракты нужны в первую очередь для быстрой переброски войск. Солдатам нужно не только пройти, но и ночевать у дороги. А проситься в дома простых жителей Стратег военным категорически запрещал и серьезно наказывал за нарушение этого правила. Поэтому мы и ехали по пустынной местности, лишь изредка замечая вдалеке стада и пастухов.