Читаем без скачивания Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

Через несколько часов заседание прервали, объявив, что по телевидению будет передано выступление Тито. Однако выступления хорватов в эфир не передали. Когда заседание возобновилось, они заявили, что больше не видят смысла в обсуждении — ведь переданная речь Тито фактически ставила в нем точку. После этого они уехали в Загреб. Вскоре им позвонил Тито и предложил написать заявления об отставке[723].

Студенты ответили на отставку акциями протеста. Каждый митинг завершался арестами. К концу декабря арестовали более тысячи человек.

475 человек получили административные судимости, высылку из Загреба, денежные штрафы. 35 активистов, в том числе и студенческие лидеры, были приговорены к тюремному заключению. «Матица Хрватски» была запрещена. В январе 1972 года сотрудники госбезопасности проверили на благонадежность всех рядовых членов «Матицы», из которых было арестовано 189 человек. Среди арестованных оказался и генерал по имени Франьо Туджман — будущий первый президент независимой Хорватии.

Во время войны Туджман был партизаном и закончил ее в звании майора. Потом занимал различные штабные должности и писал работы по военной истории. В 1961 году Туджман стал самым молодым генералом ЮНА.

В 1960-х годах он занимал пост директора Института истории рабочего движения в Хорватии. Туджман принимал участие в деятельности «Матицы Хрватски» и подписал знаменитую декларацию о языке. За это его исключили из партии. В 1972 году его арестовали, но благодаря вмешательству Тито Туджман просидел в тюрьме лишь несколько месяцев. Он оставался диссидентом до самого развала Югославии.

В СКХ началась тотальная чистка: со своих постов были сняты около четырехсот руководителей разного уровня. По официальным данным, различные меры партийного воздействия применили к 947 членам СКХ, в том числе к 69 членам ЦК. Из Союза был исключен 741 человек[724]. Бывшие лидеры «хорватской весны» приводили, впрочем, другие данные. Савка Дабчевич-Кучар утверждала, что из партии было исключено около 70 тысяч человек, за три года — с 1969-го по 1971-й было возбуждено всего 1449 уголовных дел, а в первую половину 1972-го — 3606, причем 2289 приходилось на Хорватию[725].

Сами лидеры остались на свободе, но тоже были исключены из партии и лишены престижной работы. Савка Дабчевич-Кучар вышла на пенсию в 1975 году — тогда ей было всего 52 года. Три-пало же был вынужден уйти на пенсию в 45 лет. За ними было установлено плотное наблюдение. К политической деятельности они смогли вернуться только после распада Югославии.

…Еще в мае 1971 года, когда «хорватская весна» была в самом разгаре, Тито заявил, что представители других республик должны извлечь уроки из событий в Хорватии. Он жаловался и на сербское руководство, которое тоже ведет себя слишком либерально по отношению к «контрреволюционным силам». Тито говорил, что «контрреволюционеры» окопались в Белградском университете, в газете «Студент» и сатирическом журнале «Jеж». Он упомянул о неком «заговоре генералов», который якобы готовится против него в Белграде. Тито сказал, что располагает информацией о том, что член Исполнительного бюро серб Миялко Тодорович в разговоре с советскими дипломатами заявил, что в югославском руководстве существует раскол. Из этого Тито сделал вывод о возможных связях сербского руководства с Москвой. «В Белграде, — сказал он, — против меня ведется кампания, поэтому я и не возвращаюсь в Белград».

На заседании Исполнительного бюро, где Тито выступил с этой речью, не было сербских представителей. Решили позвать председателя Скупщины Югославии Милентия Поповича. Тито повторил все обвинения в адрес сербского руководства. Вернувшись в Белград, Попович умер от сердечного приступа. Тито был на его похоронах. Поповичу посмертно присвоили звание Героя Социалистического Труда.

Вскоре после случившегося председатель ЦК Союза коммунистов Сербии Марко Никезич попросил Тито срочно принять его. Разговор, который продолжался более четырех часов и в котором принимали участие 18 сербских руководителей, начался с недоуменных и даже дерзких вопросов маршалу: что означают его обвинения в адрес сербов; почему другие партии могут быть самостоятельными, а сербская нет; откуда у Тито данные о «заговоре»? Тито реагировал нервно. «Я, наверное, имею право на контроль… — ответил он. — Какая самостоятельность?.. Должен быть единый Союз коммунистов!» В конце концов он заявил, что обратится к народу и вообще создаст новую партию.

Тито спросили: что он имеет в виду, когда говорит о создании новой партии. Тито ответил, что создаст ее «из рабочего класса». На это ему возразили, что большая часть рабочего класса находится в Белграде, а он, Тито, постоянно говорит о нем как о центре неприятельской активности. В итоге Тито попытался взять себя в руки и снизить напряжение. «Давайте все это положим в архив», — предложил он. Сербы с ним согласились, но между собой говорили, что этот разговор Тито им никогда не забудет[726].

Тито, как известно, сменил сербское руководство в 1968 году — за то, что оно не смогло предотвратить студенческие демонстрации. Однако время показало, что новые сербские лидеры оказались людьми весьма «либеральных» взглядов. Особенно бывший Союзный секретарь по иностранным делам Марко Никезич, который стал председателем ЦК СК Сербии. Он скептически высказывался о «священной корове» титовской Югославии — самоуправлении, называя его «разновидностью „культурной революции“, цель которой была не в ослаблении политической мощи, а, наоборот, в его усилении». Имелась в виду, разумеется, мощь партии. Никезич выступал за «более эффективные и современные методы управления в экономике». Дальнейшие перспективы в Сербии связывали с созданием так называемых «локомотивов развития» — крупных финансово-промышленных корпораций, управляемых по стандартам западного бизнеса. Такая концепция требовала подготовки новых профессиональных кадров — управленцев, технократов и специалистов в своей области, а вовсе не партийных работников. Никезич открыто говорил, что сербам не следует строить иллюзий в отношении единства Югославии, если и дальше будет считаться, что Сербия — это основа Югославии. «Если Югославия действительно нужна, то она должна быть нужна всем, а не только сербам», — заявлял он[727].

Однако сербское руководство во главе с Никезичем интересовала вовсе не политическая или национальная доминация. Речь шла о доминации финансово-экономической. В Сербии, особенно в Белграде, находились штаб-квартиры крупнейших югославских экспортно-импортных компаний, а также самые крупные в стране банки. Сербия настаивала на сохранении единства и централизованности управления этими компаниями, в то время как Хорватия и Словения яростно требовали «национализации» этого капитала, раздела его между всеми республиками. По сути, сербы хотели видеть Югославию как территорию, на которой господствовали бы крупные, современные и высокотехнологичные корпорации — наподобие японских. И конечно, предполагалось, что эти корпорации будут в большинстве своем управляться сербами.