Читаем без скачивания Безумный корабль - Робин Хобб

Заточение кончилось так же внезапно, как и началось. Настал день, когда пришел какой-то матрос, отпер дверь и жестом велел ей следовать за собой.

Она скорчилась на капитанской кровати, вцепившись в одеяло. И, заранее приготовившись к затрещине, все же отважилась спросить:

– Куда ты ведешь меня?

– Сатрап! – был односложный ответ. То ли он всего лишь настолько владел языком ее родины, то ли решил, что одного слова достаточно. И вновь мотнул головой в сторону двери.

Она знала: необходимо повиноваться. Когда Серилла поднялась, кутаясь в одеяло, матрос не стал его отнимать.

Она ощутила такую благодарность, что слезы подступили к глазам. Уверившись, что пленница следует за ним, калсидиец двинулся вперед. Серилла шла опасливо и осторожно, точно выходя в новый, неведомый мир. Крепко держа обеими руками одеяло, она шагнула через порог… Она торопилась за матросом, не поднимая глаз. Серилла хотела было зайти в свою прежнюю каюту, но окрик провожатого заставил его вздрогнуть и съежиться. Она вновь засеменила прямо за ним, и он привел ее в покои сатрапа.

Серилла ждала, что матрос, по крайней мере, постучит в дверь. Это дало бы ей хоть несколько мгновений, чтобы приготовиться. Ничуть не бывало! Калсидиец попросту распахнул дверь и нетерпеливым жестом велел ей входить.

В лицо ударила волна перегретого воздуха. Погода стояла теплая, отчего неизбежно усиливались все корабельные запахи, но здесь смердело еще и болезнью, и человеческим потом. Серилла даже попятилась, но матрос не ведал пощады. Он схватил ее за плечо и впихнул в каюту.

– Сатрап! – повторил он. И захлопнул дверь.

Серилла прошла в удушающе-жаркий чертог. Там было тихо и темновато. Похоже, там даже наводили порядок, но весьма небрежно: брошенная одежда, прежде валявшаяся на полу, теперь висела по спинкам кресел. Курильницы, в которых жгли для сатрапа травы, были вытряхнуты, но не вычищены. Запах остывшего дыма не давал свободно дышать. Посуда со стола была убрана, но на столешнице виднелись круглые пятна, оставленные липкими донышками. Из-за тяжелых занавесей, прикрывавших огромное окно, доносилось гудение одинокой мухи, упорно старавшейся расшибить лоб о стекло.

Сатрапский чертог выглядел таким знакомым, и это было неправильно. Серилла медленно моргнула. Она точно пробуждалась от очень скверного сна. Какое право имела эта каюта с ее обжитым беспорядком оставаться прежней после того, через что прошла она сама?… Она огляделась. Затуманенное состояние понемногу проходило. Пока ее держали взаперти и насиловали в нескольких шагах от этого места, для сатрапа и его присных жизнь шла своим чередом. Ее отсутствие не внесло в их жизнь никаких перемен. Они жрали от пуза и напивались, слушали музыку и резались в азартные игры. Словом, с жиру бесились. Сериллу вдруг взбесила неряшливая защищенность их жизней. Яростная сила переполнила все ее существо. Еще немного – и она начала бы крушить стулья о стены, расколошматила бы столиком огромное цветное окно и принялась бы швырять в море вазы, статуи и картины…

Она ничего этого не сделала. Она просто стояла, наслаждаясь собственной яростью, впитывая ее, как живительный бальзам. Это была не настоящая сила, но ничего – хватит, чтобы продержаться…

Сперва ей показалось, будто в огромной каюте совсем никого не было. Но нет – из недр выпотрошенной кровати раздался жалобный стон. Серилла плотнее закуталась в одеяло и подошла.

Среди смятого белья на постели распростерся сатрап. Его лицо было очень бледно, волосы прилипли ко лбу. От него пахло тяжким нездоровьем. Одеяло, валявшееся на полу подле постели, провоняло блевотиной и желчью. Он почувствовал взгляд Сериллы и открыл глаза. Моргнул слипшимися ресницами… потом увидел ее.

– Серилла…-прошептал он. – Ты вернулась, благодарение Са! А я, боюсь, умираю…

– Очень надеюсь, что так оно и есть.

Серилла выговорила это очень раздельно, глядя на него в упор. Он сжался под ее взглядом. Глаза у него глубоко запали, белки – сплошь в кровавых прожилках. Руки, цеплявшиеся за край покрывала, зримо дрожали. «Столько дней прожить в страхе, – подумалось ей, – и вдруг обнаружить, что человек, отдавший меня на расправу, лежит пластом, больной и изможденный! Какая ирония!…» Зрелище вправду было не из приятных, и самое скверное, что в исхудавшем лице молодого сатрапа наконец-то проявилось явственное сходство с покойным отцом. Мучительно было видеть это сходство, но некоторым образом оно еще больше укрепило дух Сериллы. Не-ет, она не станет тем, во что Касго намеревался ее превратить. Не получится!

Она отшвырнула одеяло, которым прикрывала наготу. Подошла к шкафу с одеждой и настежь распахнула его створки. Сатрап, кажется, смотрел на нее. Ну и пусть смотрит. Отныне ей было все равно, и в этом заключалась еще одна сторона ее мести. Она принялась вытаскивать и бросать на пол его одежду, разыскивая что-нибудь более-менее чистое, во что она могла бы облачиться. Большинство нарядов неистребимо провоняло дурманными курениями и приторными духами, но наконец Серилла откопала пару свободных белых панталон и красную шелковую рубашку. Штаны оказались широковаты ей, и она перепоясала их тончайшим черным шарфом. Потом взяла одну из его щеток для ухода за волосами. С отвращением вычистила из нее волосы Касго и принялась так усердно расчесывать и приглаживать свои каштановые пряди, как будто тем самым стирала с них следы прикосновения калсидийца. Касго наблюдал за нею с тупым недоумением на лице.

– Я послал за тобой, – заметил он наконец, – после того как Кикки слегла и никого не осталось, чтобы за мной поухаживать. Мы тут так славно веселились… и вдруг эта хвороба. Все разболелись, да так внезапно! Вельможа Дарден просто взял да и помер как-то вечером прямо за картами… А потом и остальные свалились…-Он понизил голос: – Подозреваю, нас отравили… Никто из команды не заболел… Только я и мои верные спутники… И к тому же капитану, похоже, плевать! Они присылают сюда слуг, чтобы ухаживали, но те либо сами больны, либо просто дураки… Я перепробовал все лекарства, но ни одно мне не помогло… Пожалуйста, Серилла, не оставляй меня здесь одного умирать! Не хочу, чтобы меня выкинули за борт, как Дардена…

Серилла как раз заплетала волосы в косу: чтобы они не лезли в глаза. Потом повернулась туда и сюда, разглядывая свое отражение в зеркале. Ее кожу покрывала желтоватая бледность. На одной щеке были еще видны не до конца рассосавшиеся синяки, возле ноздри запеклась кровь. Она подняла с пола одну из рубашек Касго и высморкалась в нее. Потом встретилась глазами со своим отражением… и с трудом узнала себя. У нее был взгляд запуганного, но притом и обозленного зверя. «Я стала опасной… – подумалось ей. – Вот в чем вся разница…» Она повернулась к сатрапу.

– А мне-то какое до тебя дело? – усмехнулась она. – Ты отдал меня ему. Бросил, как собаке косточку. А теперь хочешь, чтобы я заботилась о тебе? – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Всей душой надеюсь, что ты так и подохнешь!

Ей очень хотелось, чтобы до него дошло каждое ее слово. И чтобы он со всей очевидностью понял, насколько она была далека от того, чтобы шутить.

– Да как ты можешь так говорить! – заныл он. – Я же сатрап! Если я умру, не оставив наследника, Джамелия низвергнется в хаос! Жемчужный Трон никогда не оставался незанятым… ни разу в течение семнадцати поколений…

Она улыбнулась в ответ:

– Трон уже пуст. На нем никого нет уже сейчас. Не знаю, как там управляются твои придворные, но все то же самое они будут делать и после твоей смерти. Быть может, они даже и не заметят ее…

Она вновь пересекла каюту, направляясь туда, где стояли его шкатулки и сундучки с драгоценностями. Все лучшее, решила она, наверняка лежит в тех из них, что крепче всего заперты! Небрежным движением она подхватила шкатулку, покрытую изысканной резьбой, подняла ее над головой и шарахнула об пол. Но пол был покрыт толстым ковром, и ящичек не разбился. Серилла не стала унижаться, делая вторую попытку. Ладно, она удовольствуется и простым серебром-золотишком… Она взялась за один из незапертых сундучков и наугад прошлась по его выдвижным ящичкам. Выбрала себе серьги и ожерелье. Касго выставил ее вон, точно принадлежавшую ему шлюху, которой он имел право распоряжаться. Теперь он мог и должен был расплатиться с нею за это, причем множеством способов. А кроме того, то, чем она сейчас завладеет, станет, быть может, ее единственным богатством после того, как она покинет его в Удачном… Серилла унизала свои пальцы дорогими перстнями. Обвила себе лодыжку толстой золотой цепью. Ей никогда не нравились подобные украшения, но теперь она ощущала их как некое подобие доспеха. Раньше она считала своей броней и богатством совсем другие ценности – ум, ученость, положение при дворе… Теперь все то, чего она стоила, было на ее теле. От этого ее гнев только возрастал.