Читаем без скачивания История России с древнейших времен до конца XVII века - Леонид Милов

Боярская дума. В XVII в. соправительствующим с царем представительным органом феодальной аристократии оставалась Боярская дума. Сам термин возник во второй половине XIX в. Со времени образования Московского государства в источниках для обозначения этого органа употреблялись термины «бояре», «думные люди», «палата боярская», реже — «Дума». Как и в XVI в, Дума не была неким в привычном смысле учреждением. Это был социальный институт, осуществлявший свои функции через систему временных боярских комиссий и боярских собраний, дающих возможность чиновной элите (в иерархии «Государева двора») участвовать в высшем управлении и иметь высший социально-политический статус.

На протяжении XVII в. численное превосходство в Боярской думе сохранялось за боярами и окольничими. В разные годы они составляли от 70 до 90 % всех «думных людей». Это были потомки удельных князей, а также князей литовских, Гедиминовичи, выехавшие на службу к московскому князю в конце XV — начале XVI в. (князья Воротынские, Мстиславские, Голицыны, Куракины, Хованские и др.). Некоторые боярские фамилии принадлежали к старым московским боярским родам, ведущим свое происхождение с начала XIV в. (Шереметевы, Романовы, Сабуровы, Годуновы и др.). Укрепившийся в XVII в. обычай жаловать боярство отцу царицы, так называемое боярство «по кике» (головной убор замужней женщины) выдвинул в Думу представителей неродовитых фамилий (Стрешневы, Милославские, Нарышкины).

Думные дворяне и думные дьяки являлись неаристократической группой чиновной элиты, представляя ее бюрократический элемент. Думные дворяне происходили из рядового дворянства. Думными дьяками становились выслужившиеся приказные дьяки, а иногда и лица из других социальных групп. Так, думный дьяк Назарий Чистый, в 1640-е гг. входивший в управленческую верхушку московского правительства, происходил из среды высшего слоя торговых людей. В 30-е гг. помимо него из гостей в дьяки были переведены Г. Г. Панкратьев и племянник Н. Чистого Алмаз Иванов, а в 1645 г. — Аникей Чистый. Думные дьяки не только составляли своеобразную канцелярию Думы, но, как и высшие думные чины, возглавляли важнейшие московские приказы. В частности, они традиционно стояли во главе Поместного, Посольского и Разрядного приказов.

В первой половине XVII в. численность Боярской думы не превышала 40 человек (в 1617 г. — 40, 1627 г. — 25, в 1638 г. — 35). Пожалование думными и другими чинами было личной прерогативой царя и рассматривалось как царская «милость», повышение в служебно-местнической чести. Однако местничество и от царя требовало соблюдения определенных правил при «сказывании» высших думных чинов. В бояре и окольничие преимущественно жаловались представители древних аристократических родов, причем для членов некоторых знатнейших княжеских фамилий срок службы до получения боярства был минимальным. От воли царя в XVII в. зависело дать боярство выходцу из рядового дворянства. Одним из таких немногих стал происходивший из псковских дворян А. Л. Ордин-Нащокин, в 50—60-е гг. определявший внешнеполитический курс правительства Алексея Михайловича. Для большинства наиболее талантливых представителей дворянских родов венцом карьеры мог стать лишь чин думного дворянина. В то же время отпрыска известных аристократических родов, например Голицыных или Шереметевых, нельзя было назначить думным дворянином. Думный чин мог быть отнят за преступления политического характера. На практике такое хотя и случалось, но происходило крайне редко.

Существовавшие в XVII в. каналы и принципы получения думных чинов приводили к тому, что в составе Думы могли быть как действительно крупные государственные деятели, незаурядные дипломаты, талантливые военачальники и опытные администраторы (Н. И. Одоевский, В. В. Голицын, Д. М. Пожарский, Г. Г. Ромодановский, Ю. Я. Сулешов, Ф. А. Головнин, А. Л. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев, Ф. М. Ртищев, думные дьяки Алмаз Иванов, Д. М. Башмаков. Ф. Ф. Лихачев и др.), так и лица ничем не примечательные, а то и вовсе, по замечанию Г. К. Котошихина[2], «не ученые и не студерованные».

Дума обладала прерогативами высшей власти, участвовала вместе с царем в законодательном процессе и других сторонах правительственной деятельности. Высокий политический статус и полномочия Думы, помимо Судебника 1550 г., были закреплены Уложением 1649 г. В статье 2 главы X записано: «А бояром и окольничим и думным людем сидети в палате, и по государеву указу государевы всякия дела делати всем вместе».

Хотя предложения бояр об изменениях или дополнениях, вносимых в законодательство, формально имели только рекомендательный характер («как государь о том укажет…»), через Думу с ее «приговорами» прошли все наиболее важные законодательные акты, касающиеся феодального землевладения, крепостнических отношений, права и судопроизводства, финансово-податной политики и экономики. Боярские комиссии назначались для ведения посольских переговоров, разбора судных дел, местнических споров, для осуществления управленческих функций на время отъезда царя из Москвы. Думные чины возглавляли ведущие московские приказы, служили воеводами в важнейших административных центрах страны. В целом сфера деятельности Думы охватывала высшее и центральное управление.

В царствование двух первых Романовых царь обычно присутствовал на заседаниях Думы, что отражалось в формуляре приговора: «царь уложил с бояры», «слушав с бояры царь указал и бояре приговорили». К «сидению» «в палате» царь готовился заранее. Он составлял передаваемые для обсуждения боярам вопросы, причем в одних случаях им предлагалось лишь своим приговором оформить уже принятое им решение, в других — вопрос передавался на самостоятельное рассмотрите и решение бояр. Но даже когда по распоряжению царя Дума действовала самостоятельно, царь непременно ставился в известность обо всех ее распоряжениях согласно присяге, приносимой думными чинами, «самовольством без государева ведома никаких дел не делати».

Из наиболее близких и доверенных лиц, в том числе и не имевших думных чинов, составлялся узкий круг личных «советников» царя — «Ближняя дума», в которой в случае необходимости осуществлялось предварительное обсуждение и решение тех или иных вопросов, что позволяло упростить и ускорить их обсуждение в Боярской думе.

Приказная система управления. Приказная система управления достигла в XVII в. наивысшего развития, охватив все звенья государственного и церковного аппарата: от центральных московских приказов до копировавших их структуру и делопроизводство воеводских приказных или, как их часто называли в официальных документах, «съезжих изб» в городах. Уже в первые годы правления Михаила Федоровича восстановили свою деятельность около 20 прежних центральных учреждений. Необходимость решения острейших хозяйственных и социально-политических задач, и в первую очередь финансовых вопросов, вызвала к жизни ряд новых приказов. Некоторые из них, именуясь четвертями (Владимирская, Галицкая, Костромская, Новгородская, Устюжская), собирали подати, осуществляли управление и суд на определенной территории. Другие, как например, Приказ Новой четверти (1619) или Приказ Большой казны (1621/1622), а также существовавший еще в XVI в. Приказ Большого прихода, имея общегосударственный масштаб деятельности, ведали различными статьями казенных доходов. Кроме того, Приказ Новой четверти вел борьбу с незаконной продажей вина и табака, Приказ Большой казны управлял казенной промышленностью и торговлей, денежными дворами, а Приказ Большого прихода наблюдал за правильностью мер длины и веса.

Подобная многофункциональность при наличии ведущего направления деятельности свойственна приказам как типу учреждений. Приказной системе в целом (как и в XVI в.) были присущи специфические черты, характеризующие ее как традиционную систему организации управления. Она была обычна для общества с незавершенной государственно-политической централизацией, дробностью социальной структуры. Отличительными особенностями этой системы было отсутствие четкого определения и разграничения ведомственных функций учреждений, соединение в них ведомственных принципов в управлении с административно-территориальными, административных функций с судебными и финансовыми. Отношения между приказами были сложными и запутанными и определялись служебно-местнической «честью» и личными деловыми качествами возглавлявших их судей, а не служебно-иерархическим статусом учреждений. Назначение приказных судей осуществлялось на основе местнического принципа, что обусловливало отсутствие стабильного профессионального состава учреждения. Не было и четких правил их функционирования. Характерной чертой было также «столбцовое» делопроизводство (столбец — узкий лист бумаги. Столбцы по мере заполнения склеивались по нижнему краю и сворачивались в свиток длиною в несколько метров. Место склейки столбцов скреплялось подписью дьяка).