Читаем без скачивания Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Да, — как-то тихо и с опаской отвечает мама.

— Ну, и чего так грустно, Валюш?.. — Градов садится в джип и дает команду трогаться с места. — Не расстраивайся, — пристегиваясь, оборачивается за плечо, поправляя на груди строгий ворот пальто, — это же все временно.

— Что значит — временно? — настораживается мама, с ходом машины подавшись вперед, а я вдруг понимаю, что все-таки мне не кажется, и отец Ильи беззастенчиво заигрывает с ней.

— Потому что в скором времени будешь!

Из-за метеоусловий перелет в Астану затянулся, и мы приземляемся в аэропорту на час позже означенного в расписании времени прилета. С Боссом десять человек охраны, нас провожают к кортежу из шести машин во главе с белым «Мерседесом», в который усаживаются сам Роман Сергеевич и два охранника…

— Девочки, лучше бы вам не ехать со мной. Чужой город, не дай Бог, что случится…

…и везут через всю столицу в неизвестном направлении.

Астана неимоверно красива — высока, современна, многолюдна, расцвечена огнями, но все мои мысли заняты лишь Ильей и тем, что с ним, и где он сейчас находится. Я равнодушно смотрю в окно на мелькающий за ним городской пейзаж, на широкую серую ленту дороги, в то время как маму, похоже, наше путешествие все больше повергает в шок.

— Женька, куда мы с тобой попали, а? Это же почти на другом конце света! — тихонько восклицает она, робко скосив взгляд на водителя-казаха, и плотнее придвигается ко мне. Я тут же склоняю голову на ее плечо и беру маму за руку.

— Мамочка, прости меня! Прости! — шепчу, глядя, как мы все дальше уезжаем за границу города. Баюкаю в ладони, глажу ее пальцы, пытаясь успокоить, пока машина, наконец, не останавливается возле ворот очень богатого с виду белокаменного особняка, обнесенного белым «кружевным» забором.

— Пожалуйста, — вежливо кивает водитель на дверь, — вы можете выйти.

— Ну, спасибо!

Мама решительно вытаскивает меня за руку из автомобиля, но тут же растерянно замирает при виде большого скопления мужчин, выстроившихся полукругом у входа в дом. Встретивших наше появление любопытными взглядами.

— Валентина! Евгения! Пройдите к Роману Сергеевичу, — знакомый «шкаф» Борис провожает нас к Боссу и прячет в тени его охраны.

— Ну что ты, Валюша, взъерошилась? — словно почувствовав охватившее маму беспокойство, говорит Градов и, отвернувшись от помощников, обнимает ее за плечи. — Ты не смотри, что здесь людно — так надо. Никто вас с Женечкой не тронет, вы же со мной.

— Ох, Рома… — только и выдыхает мама, зябко кутаясь в старенький плащ. Народ вокруг собрался серьезный, напряжение так и витает в воздухе, и она даже не возражает, когда Босс, расстегнув пальто, по-хозяйски притягивает ее к себе сильной рукой, стараясь укрыть от гуляющего холодного ветра.

— Потерпи, Валюша. Сейчас поприветствуем хозяина и зайдем в дом.

— Роман Сергеевич, неужели Илья здесь? — я тут же спешу спросить, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди в немедленной потребности заставить тело куда-то бежать, но Градов отрицательно качает головой.

— Нет, Женя, Ильи здесь нет. Зато есть тот, кто точно может нам помочь. А вот и он, — уточняет, когда невысокий мужчина в бархатной тюбетейке и темном парчовом бешмете, наброшенном поверх строгого костюма, выходит из дверей дома и, оглядевшись, направляется к нам, взмахом ладони приказывая многочисленной охране оставаться на месте.

У мужчины худощавая фигура, осторожная походка и острый взгляд черных глаз. Он цепко впивается ими в Градова, пока неспешно спускается с парадных ступеней крыльца, минует мраморную аллею и останавливается напротив Большого Босса, усмехаясь в короткую бороду уголками тонких губ. Его не старое еще лицо испещрено морщинами, тело под одеждой не отличается крепостью, но блуждающая на губах усмешка даже мне не дает усомниться в том, что перед нами под маской хозяина дома застыл хищник в человеческом обличье.

Он еще раз окидывает взглядом отца Ильи и замечает:

— Мне нравится эта старая как мир привычка беречь у груди своих женщин. Она достойна поступка бая.

Перевес сил не в нашу пользу, охрана Градова заметно напрягается, поглядывая по сторонам, но сам Босс ничем не выдает беспокойства, и я уговариваю себя не нервничать понапрасну, глядя, как уверенно лежит его рука на родном для меня плече.

— Да, — ничуть не смущается он наличию мамы под своим боком. — Не радует вас нынче весна теплом. Шалит. В такую погоду в самый раз гостя в дом приглашать, за стол усаживать, а не держать на холодном ветру.

— Так это смотря какого гостя и смотря за какой стол, — находится с ответом незнакомец, хитро сощурив глаз на прозвучавший упрек. — Иной-то гость, прикинувшись овцой, и у хозяина не постесняется баранью ногу стащить.

— А ты не корми гостя пустыми разговорами, глядишь, и не оголодает. Иной человек и в простой надежде на помощь к теплому порогу прибиться рад.

Черноглазый по-птичьи склоняет голову к плечу, задумчиво оглаживая ладонью жесткую бороду.

— Твоя правда, — согласно кивает и к нашему с мамой облегчению протягивает Градову руку для приветствия. — Пустой разговор — что еда без соли. Ну, здравствуй, Роман!

И Босс тепло отвечает:

— Здравствуй, Матвей!

— Как долетели?

— Спасибо, хорошо. Как видишь — целы и невредимы, и все твоими молитвами. Если и в просьбе моей не откажешь, видит Бог, сполна отплачу за доброту твою.

Мужчины долго не разжимают рукопожатие, изучая друг друга взглядами, а я, позабыв обо всем, жду, когда же кто-нибудь из них заговорит об Илье.

— Удивил ты меня, Роман, и сын твой удивил: так обвести Байгали вокруг пальца! — прогнав с лица улыбку, наконец произносит Матвей, и я вся обращаюсь в слух. — И ведь, паршивец, не заикнулся о тебе ни разу!

— М-да, нечем мне перед тобой похвастаться. По всем статьям я виноват. Так что скажешь, Байгали?.. Поможешь? Или на свои силы рассчитывать?

— Не дома ты, Большой Босс, чтобы в одиночку в незнакомом лесу рукава закатывать да сучья рубить. Боюсь, не справишься. Шаман — сошка мелкая против тебя, ну так и ты не на своей земле стоишь. А в чужой степи да на чужой тропе не то, что заяц — матерый волк в капкан угодить может!

— Так как, Байгали?

— Помогу. Все же сыну твоему я не просто друг, а отец названный. И не смотри так ревниво! Знай я раньше, чей он сын — жилы бы из тебя вытянул, что такого парня едва не загубил! Я ведь его в преемники хотел. В зятья. Дочь у меня подросла — Гулька. Красавица! Глаз на него положила, но разве ее за то винить можно?..

Я так и застываю с заполошенно бьющимся сердцем, а мужчина договаривает: