Читаем без скачивания Любовь под дождем - Нагиб Махфуз

В Порт-Саид группа добралась около полудня. Сначала артисты отправились к губернатору и обменялись с ним приличествующими случаю речами, исполненными боевого энтузиазма и веры в победу. После этого они в течение нескольких часов объезжали воинские части и в городе, и на передовых позициях. Их руки разболелись от бесчисленных пожатий. Офицеры и солдаты радостно встречали любимых киноартистов. Надер вспоминала погибшего брата, на ее глаза навертывались слезы. Марзук думал о своем друге Ибрагиме Абду, который лежал сейчас в госпитале, пребывая между жизнью и смертью.

К вечеру они вернулись в Порт-Саид и снова отправились в резиденцию губернатора. Надер предложила Марзуку немного погулять. Скоро шумная, забитая машинами площадь, где сновали солдаты и служащие губернаторской канцелярии, осталась позади. Длинная улица уводила их все дальше в пустоту и тишину. Дома по обеим сторонам улицы казались вымершими. Они зияли темными глазницами окон. Двери их были наглухо закрыты. Казалось, что они покинуты навечно, что в них никогда никто и не жил. Все было окутано мраком, и звенящую тишину не нарушали ни детские крики, ни мяуканье кошки, ни лай собаки. На мостовой валялись клочья газет. Даже окурков не было. Ничто не указывало, что здесь все-таки живут люди. Надер испуганно прошептала:

— Какой ужас!

— Можно подумать, что наступил конец света.

— Нет слов, чтобы выразить то, что я сейчас чувствую.

— Ничего подобного мы еще не переживали, и трудно сразу разобраться в том, что мы сейчас чувствуем.

— Мне так страшно, что я предпочла бы вовсе не родиться!

— А я ощущаю себя свободным! Совершенно свободным от цивилизации, истории…

— Мне кажется, я сейчас сойду с ума!

— Вот-вот мы увидим призраки!

Они подошли к распахнутым дверям кафе. Оно было пусто. На пороге стоял какой-то человек — по-видимому, хозяин. Он был одет в свитер и щегольские брюки. Рядом стояли два официанта. Это было так неожиданно, что хотелось протереть глаза.

— Вероятно, открыли по приказу губернатора.

— Да, конечно.

Надер посмотрела на хозяина, улыбнулась ему, как старому знакомому, и спросила:

— Можно у вас выпить по чашке кофе?

— И кофе, и все что угодно.

Молодые люди сели в дальнем углу террасы, чтобы не видеть мертвой пустоты улицы. Им подали кофе. Первой молчание прервала Надер:

— Насколько мне было хорошо среди солдат, настолько жутко здесь. Это какое-то безумие.

— Солдаты — это понятно. Они рвутся в бой.

— Я не представляю себе, как люди преодолевают страх смерти.

— Дело привычки. И еще нужна глубокая убежденность в величии цели, готовность пожертвовать ради нее жизнью. В этом вся суть.

— Поражение как будто нисколько их не сломило.

— Их вдохновляет благородная цель, вера в будущее. Как нас с тобой.

Надер вдруг побледнела. Она прошла через террасу и исчезла за дверью туалетной комнаты. Когда она вернулась, ее губы улыбались. Марзук курил, глубоко затягиваясь.

— Как раз сегодня я прочел, что глубокие затяжки ведут к раку легких, — заметил он.

— И ты веришь?

— Честно говоря, я довольно критически отношусь к тому, что пишут в газетах.

— А ты уже оправился от разочарования, опять отложив свадьбу?

— Ты, кажется, иронизируешь?

— Ну что ты! Откровенно говоря, я была искренне рада!

— Пойду ополосну руки! — сказал он хмуро.

Он ушел, но быстро вернулся. Волосы его были тщательно причесаны.

— Наводил красоту? — улыбнулась Надер.

— Нет, проклинал время, в которое мы живем!

— Ты стал настоящей звездой экрана!

— Увлечение искусством сейчас — просто дань моде.

— Терпеть не могу философии!

— Я освобожден от воинской повинности, но кто мне мешает уйти добровольцем к палестинским партизанам? — спросил он с горечью.

— Но артист тоже солдат! — улыбаясь возразила Надер.

— Мне кажется, я растоптал в себе все лучшее. Для меня больше нет ничего святого! — продолжал Марзук.

— Но ведь ты хочешь жениться!

— Ты намекаешь на гору, которая родила мышь?

Надер слегка побледнела и поспешила заговорить о другом.

— Как ты думаешь, когда мы вернемся в Каир?

— Перед рассветом.

— Ну так приглашаю тебя позавтракать! — сказала она шутливо.

— Ведь у тебя уже есть двое мужчин, — зло бросил Марзук.

— О да! Один покровитель и один наставник! Но сердце мое пусто, как этот город.

Они направились к выходу. Он многозначительно сказал:

— Я ведь уже почти женатый человек!

— Не говори глупостей! — резко перебила актриса. — Теперь ты мой! Разве ты этого еще не понял?

XXII

Марзук Анвар отдыхал в парке киностудии в перерыве между съемками. Вдруг он увидел, что к нему подходят Сания и Алият. Он растерялся. Поняв, что от разговора с девушками не уйти, он постарался взять себя в руки и невнятно поздоровался. Воцарилось тягостное молчание.

— Тебя последнее время совсем не видно! — нервно сказала Сания.

Он действительно уже целых десять дней не заглядывал домой. Но оправдываться не собирался и ничего не ответил. Сания открыла сумочку Алият и вытащила из нее конверт.

— Это твое письмо?

Марзук нехотя кивнул.

— Стыд и позор! — воскликнула Сания.

— Не могу с тобой согласиться, — возразил Марзук.

— Что ты такое говоришь?

— Видишь ли, я долго мучился, колебался, но в конце концов пришел к выводу, что порядочный человек не имеет права строить свою семейную жизнь на обмане…

— Так, по-твоему, то, что было между нами, — обман? — спросила Алият дрожащим голосом.

— Я о тебе самого высокого мнения, — ответил он с мягкой грустью. — И мне очень стыдно перед тобой. Но от судьбы не уйдешь. Она сильнее нас.

— Разве может настоящая любовь вдруг умереть и уступить место новой? — гневно воскликнула Сания.

— Я всегда знала, что была для тебя лишь игрушкой! — горестно прошептала Алият.

— Я очень виноват перед тобой! У меня нет оправданий. Но ты ведь молода, красива, и тебе обязательно улыбнется счастье, — просительно сказал Марзук.

— Твое новое увлечение — это каприз или расчет? — спросила Сания.

— Ни то ни другое! — грустно ответил Марзук.

— Ну, я пойду! — резко сказала Алият.

— Прости меня! — смиренно попросил он.

— Я благодарю судьбу за то, что узнала, каков ты, пока еще не поздно! — закричала Алият, не обращая внимания на то, что ее могут услышать посторонние. Задыхаясь от гнева и рыданий, она выбежала из парка.

— Ты негодяй! — заявила Сания, сурово глядя на него.

Марзук безнадежно пожал плечами и сказал — просто чтобы что-то сказать:

— Мне приходится работать чуть ли не круглые сутки.

— Как видно, искусство требует, чтобы ты жертвовал всем своим временем, не щадя себя, — съязвила Сания.

Он пропустил эту шпильку мимо ушей и продолжал:

— Недавно заходил в госпиталь, где лежит Ибрагим, но не рискнул беспокоить его пустыми разговорами.

— Разве ты не знаешь, что он ослеп? — спросила Сания, низко опустив голову, и вдруг заплакала.

— Как ослеп?

— Совсем.

— Полностью и навсегда потерял зрение?

— Да.

— А сам он об этом знает?

— Конечно.

Они замолчали. Было слышно лишь, как шелестят на ветру листья.

— Я от души сочувствую твоему горю! — пробормотал наконец Марзук.

— Ну, во всяком случае, мое положение лучше, чем положение Алият!

— Что же ты решила?

— Ты еще спрашиваешь? Конечно, останусь с ним до конца своих дней!

— Ты понимаешь, что говоришь? — растерянно спросил брат.

— Разумеется, понимаю!

— Конечно, он будет получать пенсию, но…

— Я все взвесила, и мое решение твердо!

— Оно принято на зрелом размышлении или под влиянием момента?

— Поверь, я себя знаю гораздо лучше, чем ты думаешь!

— Что ж, искренне желаю тебе счастья.

Сания вновь заговорила о том, что привело ее сюда.

— А свое решение о разрыве с Алият ты изменить не можешь?

— И рад бы, но не могу, — спокойно и без колебаний ответил Марзук.

— Значит, свою новую невесту ты любишь по-настоящему?

— Мы поженимся в самое ближайшее время.

После паузы он сказал:

— Я восхищаюсь тобой, сестра!

— Чего о тебе я сказать не могу! — уходя, бросила Сания.

XXIII

Хусни Хигази, удобно расположившись на диване под люстрой, благодушно смотрел, как его друг, кинорежиссер Ахмед Радван, беспокойно ходит по комнате.

— Сядь-ка лучше и выпей! — посоветовал он.

— Я ни в ком не нахожу ни понимания, ни сочувствия! — жаловался Ахмед Радван.

Хусни Хигази улыбнулся и подумал о том, что все последние годы отмечены печатью равнодушия. Когда-то и он любил искренне и страстно, а потом вовсе забыл, что бывает на свете любовь. Неужели и ему уготовано судьбой вновь влюбиться и сходить с ума в пятьдесят с лишним лет?