Читаем без скачивания Поломанный мир (СИ) - Ланг Анна

Действительно, что у нас не так, раз этими вопросами задается даже ребенок.

16.

Зимой 2026 года сеть всколыхнули сообщения о лагерях. Кто-то увидел бараки и решил, что в эти лагеря будут отправлять непривитых.

Жители, чьи дома находились поблизости от этих странных бытовок, утверждали, что строили временные помещения для рабочих. Этой же зимой грянул гром.

Оказалось, что в столь настойчиво рекомендуемым всех прививках содержались чипы с особым металлом, который как утверждали нейробиологи, может влиять на мозговую деятельность и нервную систему человека.

Правительство объявило, что отменяет кредитные карты, удостоверения личности, медицинские карты — теперь вся эта информация будет содержаться в чипах. На самом деле предпосылки к цифровизации возникли уже несколько лет назад. Постепенно правительство отказалось от использования наличных. Хотя, если ты дашь 50 человекам по 2 евро, а потом эти 50 человек тебе 2 евро вернут, ты останешься при своей сумме.

Если ты перечислишь 50 человекам 2 евро через банк, то ты заплатишь комиссию банку и не сможешь эту сумму вернуть. Возникшее протестное движение обрубили на корню. Правительство позволило людям, немногим оставшимся непривитым, выражать свое неудовольствие криками, плакатами, плачем. Однако манифестантам не дали блокировать поезда, запретили блокировать транспортные артерии.

С помощью чипов теперь совершались все платежные операции, медики получали доступ к медкарте человека. Можно было видеть, что пишет владелец чипа, о чём думает. Один китайский журналист, когда в Китае ввели похожую систему, попытался предупредить мир. Теперь этот журналист живёт под мостом, он не может купить хлеб, снять квартиру, не может поехать на автомобиле или на поезде.

Он посмел пойти против системы. Мы с Беатой теперь тоже не могли ничего купить. В качестве жеста милосердия непривитым остались базовые продукты в продуктовых магазинах и аптеки. Но не насильственная цифровизация подкосила меня в тот год.

Дитрих, с которым мы когда-то мечтали пожениться, попал в каменоломни.

Как оказалось, его родители боялись прививаться. Узнав о чипизации, они вышли протестовать. Полицейские пришли к ним домой и арестовали Дитриха. Дитрих попытался спасти родных и отправился вместо них в шахты, с тех пор о нем нет никаких известий. Я очень надеюсь, что он жив.

Месяц спустя после того, как Дитриха отправили в каменоломни, мы с Беатой похоронили его родителей, до сих пор дрожь берет от того, когда вспоминаю, как мы копали могилы под дождем. Похоронные бюро требовали оплату через чип-терминалы.

На работах вроде чистки канализации или уборки гостиниц я не смогла достаточно заработать, чтобы спасти Вальдхайм, хоть он и превратился в ненужную груду камней. Так я пришла к Илзе.

-

17.

Странно, почему-то считается, что люди, которых все молчаливо относят к отбросам общества, не могут испытывать никаких тёплых чувств. Илзе когда-то работала в отеле вместе с таким же, как она, незадачливыми товарками.

С появлением чипов женщина сориентировалась и предложила работу несчастным вроде меня. Илзе учи за зла меня, первое время отпаивала кофе с коньяком после каждого мужчины, не давала никому дойти до крайностей, иногда прибегая к помощи Ульриха.

Илзе всегда говорила, что это просто работа. Она оплачивала и до сих пор оплачивает мои счета через чип-терминал, покупает одежду, если нужно, она выдаёт мне наличку на расходы, и все премии оставляет мне. Я никогда не думала, что в самые чёрные времена мне будет помогать бывшая проститутка

Беата в последние годы совсем сдала. Наш семейный врач, который вел Беату ещё 20 лет назад, отказался от нас, сказал что не желает иметь ничего общего с крысами, не понимающими, что такое благо для общества.

За словами “благо для общества” скрывается самый настоящий кошмар, это благодатная почва для унижений и сегрегации. Так мы с Беатой остались без врачей.

Беату стало тошнить от любой твердой еды, ее когда-то серебряные волосы превратились в белый снег.

Беата похудела, у нее запали щеки, руки превратились в обтянутые кожей веточки, в последние дни она стала вообще похожа на скелет. Илзе помогла мне найти фармацевта, который выписывал Беате обезболивающие и спазмолитики.

Вот и сегодня, я вернулась домой под утро, Марика, которая теперь проводит у нас каждую ночь, сказала мне что Беата совсем плоха.

Моя тётка так ослабла, что не может даже встать с постели самостоятельно. Вместе с Марикой мы, как могли аккуратно, посадили Беату в наш старый пикап.

Я поехала в скорую. Теперь в медицинских учреждениях полно серьёзных охранников с чип-счетчиками, термометрами и дубинками наперевес. Как я и ожидала, меня не пустили.

— Ваш чип.

— У меня его нет.

— Зеленый сертификат, пожалуйста.

— У меня его нет.

— Ладно, если у вас нет электронной версии, давайте бумажную.

— У меня ее нет.

Охранник на входе в скорую начал терять терпение.

— Поймите, моя тетка умирает. Я заплачу, сколько скажете.

— Хорошо, в порядке исключения — доставайте свидетельство о вакцинации.

— У меня его нет.

— В таком случае сожалею, мы ничем не можем помочь.

Охранник скривился в привычной гримасе — видимо. он привык отказывать крысам.

Я не знала, что делать. Я стала кричать.

— Помогите, моя тетка умирает, вы же не звери! Вы же давали клятву Гиппократа!

Я знала, что Беата еле дышит, я кричала, просила о помощи. Я пыталась вызвать хоть какое-то сострадание. Наконец из больницы вышел толстый пузатый администратор и вызвал полицию.

На прощание чиновник бросил мне: “Легкой смерти!”

Меня втолкнули в маленький вагончик, который подошел бы разве что гномам. Я неслась в чернильную темноту и думала, что может, ради жизни стоило бы поступиться принципами. Я думала, что Дитрих был не так уж и не прав.

Вагончик остановился в серой затхлой пещере, пыльной, вонючей, с каменных стен капала вода. Меня там ждали такие же серые люди. Я поняла, что здесь и умру, в земных недрах. Беаты нет, а Вальхайм просто никому не нужная груда камней, где давно уже нет людей.

18.

Нам говорят, где, в каком месте мы должны работать киркой. Мы, как пыльные призраки, целый день откалываем куски каменных пород, и свозим их ко входу в шахты.

В обед нам даёт бурую жижу с какими-то белесыми кусочками, кто-то из моих товарищей утверждал, что это червяки.

С каждым днём у меня всё меньше сил, я чувствую, что угасаю, как свеча, у меня нет желания бороться. Я не увидела Дитриха, не увидела своей знакомой учительницы. И вот однажды я понимаю, что меня накрывает вечный сон.

-

Странно, но небытие ласково ко мне, оно укутывает меня во что-то тепло. Я слышу тихий срывающийся голос: майн энгел, майн херц, не оставляй меня.

Я открываю глаза и вижу потолок больничной палаты. Надо мной склоняется белокурый ангел:

— Как вы себя чувствуете?

Я заставляю себя сказать:

— У меня нет…у меня нет зе…

Девушка понимает меня с полуслова и внезапно улыбается ободряющей улыбкой:

— Что Вы, не человек что ли? Если у вас нет зелёного пропуска, никто не должен отказывать вам в праве на лечение. К моему горлу подкатывает горький ком, от такого простого, и казалось бы, естественного проявления человечности. Я вспоминаю Беату и отворачиваюсь к стенке. Ей как раз таки в праве на жизнь отказали.

Сознание собственного бессилия и невыносимой вины переполняет меня. Золотоволосая медсестра снова читает мои мысли:

— С вашей тётушкой все в порядке, вы успели вовремя. Её прооперировали, сейчас фрау Беата проходит курс химиотерапии. Вот увидите, тётушка обязательно поправится.

Голос по-прежнему меня не слушается, но мой ангел милосердия все понимает по моему взгляду. Медсестра сажает меня в каталку и везёт в отделение для онкобольных. Сердце пойманной птицей бьётся где-то за грудиной, его стук гулко отзывается в больничных коридорах.