Читаем без скачивания Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых - Немецкие Специалисты

Конец германского вермахта

Выдержка немецкого солдата, проявленная им в конце войны во время боев в окружении, которые не могли не привести армию к гибели, все же вызывает удивление. Обманутый собственным командованием и, наконец, открыто им преданный, что выразилось, во-первых, в подчинении армии резерва Гиммлеру, во-вторых, в формировании народно-гренадерских дивизий как «основы истинно национал-социалистской народной армии», наконец, в-третьих (во время призыва к партизанской борьбе), в презрении к его «устарелым представлениям о методах ведения так называемой гражданской войны», солдат в конце войны был предоставлен самому себе. Патетические лозунги совершенно исчезли. Убеждения, которые носила в себе армия патриотов национального государства, сгорели на костре революции вместе с другими ценностями отжившего мира. Все идеологические опоры рухнули. При таком общем хаосе военная служба, по-видимому, потеряла всякий смысл. В подобном положении всякое подбадривающее слово оскорбляет, как ложь. Поэтому о долге и чести уже не могло быть и речи. Солдат отвечал только тогда, когда к нему обращались с восклицанием: «Эй, парень!» Такая боязнь лишней фразы не может быть источником моральной силы. Свершившаяся катастрофа сорвала с этой армии все венки и лавры, возложенные на нее историей. Ей ничего не оставалось, как возвратиться к тому, с чего она начала. Этим апофеозом долга и замыкается круг.

ЛИТЕРАТУРА

Benoist Mechin, Histoire de l’Armее Allemande (1919–1936), Editions Albin Michel, Paris, 1938. (Книга посвящена истории немецкой армии эпохи Веймарской республики.)

Нubег Е. R., Heer und Staat in der deutschen Geschichte, Hamburg, 1938. (К истории немецкого военного законодательства XIX века.)

«Kriegsbriefe gefallener Studenten», Verlag R. Wunderlich, Tubingen. 1952.

Piсht W., Vom Wesen des Knegswesen der Deutschen, Fr. Vorwerk, Stuttgart, 1952.

Rosenstock E., Die europaischen Revolutionen, Jena, 1931.

Генерал пехоты в отставке

Курт фон Типпельскирх

Оперативные решения командования в критические моменты на основных сухопутных театрах Второй мировой войны

В своем классическом труде «О войне» Клаузевиц, характеризуя оборону, говорит, что «оборонительная форма ведения войны сама по себе сильнее, чем наступательная», но добавляет при этом, что она «преследует негативную цель».[21]

Мольтке в своей статье «О стратегии» (1871) указывает: «Ни один оперативный план не остается в его первоначальной форме после первого столкновения собственных сил с главными силами противника. Только профан может думать о какой-то заранее намеченной и тщательно продуманной идее, последовательное осуществление которой якобы можно проследить в течение всего хода войны».[22]

Молниеносные войны

Аксиома Клаузевица, основанная на природе вещей, и учение Мольтке, созданное им на основе опыта войн 1866 и 1870–1871 годов, всегда находившие себе подтверждение в истории войн, включая и войну 1914–1918 годов, оказались, по-видимому, уже недействительными в тех войнах, которые Германия вела с 1939 по 1941 год в Польше, Франции и на Балканах. Потеряли ли законы и опыт военного искусства, казавшиеся непреложными, свою силу или возникли какие-то новые чрезвычайные обстоятельства, которые наряду с общими правилами создали целый ряд исключений и тем самым только подтвердили силу этих законов?

Дело в том, что в первую мировую войну и после нее у войск появились новые средства ведения войны, которые после 1935 года стали вводиться в общее вооружение немецкой армии самым последовательным образом. Это привело к различию не только в организации сил обеих сторон, но и к выработке различных принципов руководства. Это же явилось и причиной превосходства немцев в отношении морально-боевого духа армии.

Когда противная сторона стала все шире вводить у себя новую боевую технику и наряду с подавляющим превосходством в людских силах производить ее в громадном количестве, когда, кроме того, немецкое командование стало все больше отклоняться от непреложных законов военного искусства, тогда «военное счастье» изменило немецкой армии.

Большое количество техники и умение командиров использовать ее было в Балканской кампании 1941 года настолько ошеломляющим, что в успехе похода с самого начала не было никаких сомнений. Подобные предпосылки, хотя и не столь ярко выраженные, имелись у немецкой армии и в войне с Польшей в 1939 году. К этому следует прибавить то, что польское командование оказало немцам «любезную услугу» тем, что пожелало удерживать внешние границы своего государства на театре военных действий, с трех сторон окруженном немецкой армией, и даже, исходя из этого расположения, начать наступление, несмотря на превосходство немцев в людях и технике.

Французское командование в 1940 году захотело воспользоваться «обороной как наиболее сильной формой ведения войны», чтобы остановить немецкое наступление на кратчайшей линии фронта: линия Мажино, р. Маас (до Намюра), Антверпен — и позднее добиться победы по образцу первой мировой войны, то есть блокировав Германию и дав союзникам (Великобритании и, как оно надеялось, Соединенным Штатам) возможность вооружиться. Французское командование, избрав более сильный метод ведения войны, преследующий — вначале — негативную цель, глубоко верило в возможность такого исхода войны. Несмотря на опыт только что прошедшей войны в Польше, оно еще не понимало, что в боевые действия немцы внесли два новых элемента: оперативное использование подвижных соединений и применение авиации для поддержки сухопутных войск.

Эти новшества давали немцам возможность осуществлять такие прорывы, локализовать которые если и было возможно, то только при таком руководстве войсками, которое могло что-либо противопоставить этим новым формам немецкого наступления.

Такого руководства французы обеспечить не смогли. Полагаясь на опыт первой мировой войны, французское командование не верило в возможность внезапных прорывов с хода, стремительность которых не допускает принятия каких-либо мер для восстановления положения. Затруднительным для французского командования было и то, что прорыв немецких войск последовал на реке Маас между Седаном и Намюром, то есть там. где оно меньше всего ожидало наступления. Решение нанести главный удар в этом направлении было найдено немецким командованием не без труда. Окончательно сформулировано оно было после предложения, сделанного генералом Манштейном, ставшим впоследствии фельдмаршалом. По части использования танковых войск с ним согласился и Гудериан. Главное командование сухопутной армии поспешило тогда присвоить его предложение себе. Иодль в феврале 1940 года пишет в своем дневнике: «Удар на Седан является с оперативной точки зрения окольным путем, на котором можно оказаться пойманным только богом войны».

В том, что бог войны был милостив по отношению к немцам и помог им добиться ошеломляющего успеха, немалую роль сыграла неправильная расстановка англо-французских сил, которая не отвечала всем оперативным требованиям. Это выразилось в том, что французское командование, имея девятнадцать французских и английских моторизованных дивизий, три бронетанковые дивизии и три легкие дивизии, не сосредоточило хотя бы часть их в качестве резерва на центральном участке, что дало бы ему возможность своевременно перебросить их к местам прорыва.

Вместо этого французское командование, как и польское, оказало немецкому командованию «любезную услугу» и впоследствии не раз вспоминало слова Мольтке о том, что «ошибка, допущенная в первоначальной расстановке сил, едва ли может быть исправлена в ходе всей войны».[23] Оно бросило основные силы своих подвижных соединений, используя их моторизованность только в качестве транспортного средства, в район бельгийско-голландской границы, где они были немедленно скованы немецкой группой армии «Б».

Обстановка могла бы сложиться совершенно иначе. если бы французское командование, остановив свои войска западнее линии Мажино у французско-бельгийской границы с ее мощными полевыми укреплениями, доверило бы вопреки всяким политическим соображениям бельгийцам и голландцам помешать наступлению немецких армий и держало бы в резерве за линией фронта основные силы своих подвижных войск. Этого решения представители немецкого командования опасались больше всего, поэтому сообщение о вступлении трех армий левого фланга (1-й и 7-й французских и английской) на бельгийскую территорию вызвало у всех вздох облегчения. Конечно, если бы французы поступили таким образом, то превосходство германской авиации и оперативное использование немцами своих подвижных соединений оказались бы весьма эффективными, если не решающими, но во всяком случае «первое столкновение с главными силами противника создало бы совершенно новую обстановку»[24] и немецкому командованию было бы значительно труднее пробиться к морю и, отрезав три армии левого фланга, запереть их в котле Лилль — Дюнкерк.