Читаем без скачивания Винтовка Фергюсона - Луис Ламур

Какое-то мгновение я не мог разглядеть, потом увидел. Свежая, еще влажная кровь на траве.

Ехавший ближе других Айзек Хит подскакал посмотреть.

— Вы слыхали выстрелы, это точно. В кого попали, получил чувствительно. Уймища Крови.

Пес глядел вверх, интересуясь камнями и зарослями на вершине. Оставив Хита ехать во главе колонны, мы с шайеном поднялись по склону, держа оружие так, чтобы при нужде выпалить немедля. Я в мыслях согласился с Хитом. Потерявший так много крови далеко не уйдет.

Он и не ушел.

Нашли мы его сразу же за первыми камнями. Худощавый, хорошо сложенный человек в кожаных штанах, но в форменном сюртуке, страшно изорванном и пропитанном кровью.

Мы внимательно огляделись вокруг. Человек пришел сюда один. Ни лошади, ни лошадиных следов. Опустившись на колени, я перевернул его. Мертвый. Невидящие глаза открыты навстречу небу. Белый, в руке стиснут истертый охотничий нож. Никакого оружия больше.

Бизоний Пес расхаживал кругом, ища следы, а я смотрел на лежащего. Странная вещь, загадка, если угодно. Кто он? Как появился здесь? В кого стрелял? И кто застрелил его?

Правильные черты лица… с виду аристократ, но руки свидетельствуют против. Поломанные ногти, шрамы, мозоли, оставленные тяжелой работой.

Вверх по косогору поднялся Шанаган.

— Не повезло бедняге! Но откуда он взялся? Не мог же он прийти сюда один!

— Тут был еще один, самое малое, — проронил Толли. — Тот, кто его прикончил.

— Да, — подтвердил Казби, — эту рану сделала пуля. Ночью. — Глянул на меня. — Не индеец, а то бы он остался без волос. Непонятно все это.

— Капитан Фернандес встретился нам севернее, чем ему следовало находиться, — напомнил я. — Собственно, он не имел права там быть. Не мог ли он охотиться за этим человеком?

— На нем форма испанский армии, — согласился Толли. — Возможно, дезертир.

Я бережно откинул полы сюртука. На внутренней стороне имелись карманы, в кармане справа оказались кремень, огниво и огрызок карандаша. На карандаше и на краю кармана виднелась кровь. Я взглянул на откинутую правую руку. И на ней тоже кровь.

Наш строй остановился в лощине внизу, и Соломон Толли обернулся к ним.

— Лучше поехали своей дорогой, — сказал он. — Здесь неподходящее место, чтобы отбивать нападение индейцев.

Он с приличной скоростью двинулся в путь, Казби за ним. Шанаган последовал их примеру.

— Брось его, — посоветовал он. — Муравьи его съедят или волки, какая разница?

Бизоний Пес продолжал рыскать вокруг. Я распахнул рубашку покойника, нащупав что-то под ней. Золотая медаль на золотой цепочке. Изящная вещица, тонко сработанная. У первого встречного такой не увидишь. Я забрал ее, заметил кольцо с гербом, взял и его тоже. В мешочке под поясом лежал квадрат бумаги с грубо набросанной картой, три золотые монеты и две пуговицы из серебра с мальтийским крестом. Ничего знакомого на карте я не нашел. Положив кольцо и медаль в мешочек, я сунул его себе в карман. Эти мелочи могут помочь выяснить, кем был убитый, — если это вообще удастся.

Индеец подъехал ко мне. Я затащил тело в расщелину и навалил сверху кустов. Больше ни для чего не оставалось времени. Но загадка меня не отпускала.

Уже в седле я указал на импровизированную могилу.

— Сумеешь выследить убийцу?

Он пожал плечами, и мы присоединились к остальным. Последний индеец как раз выезжал из лощины. Тут же ехал Ходит Ночью. Бизоний Пес зарысил в голову процессии, а я принялся ездить взад-вперед, ища знаки на местности. Ходит Ночью увязался за мной, и я рассказал ему о нашей находке.

«Кто убил его? — раздумывал я. — И почему?»

Глава 8

Мой спутник пробегал глазами заросший травой склон.

— Ходит здесь, я думаю, где трава примята.

У него глаза были лучше моих: в таком отдалении я не замечал никакой примятой травы. Но подъехав поближе, я различил след. На траве попадались брызги крови.

Тогда-то я и рассказал ему об исчезнувших беконе, муке и порохе. Он слушал, ничего не говоря, но, видимо, придя в недоумение: вор берет только один кусок бекона, хотя мог больше, и утаскивает порох, оставив свинец.

— Или он взял лишь то, в чем крайне нуждался, иди не хотел нести больший вес.

— Не этот, — произнес Ходит Ночью.

Мне пришла в голову новая мысль.

— Выстрелы прозвучали за несколько минут до четырех, и примерно в это время встревожились наши лошади. Кто стащил у нас бекон и муку, очевидно, находился поблизости от лагеря, когда стреляли.

Воин уставился в пространство и через минуту поднял два пальца, затем сделал знак, обозначающий «вместе».

Мертвец и беконный вор — вместе?

— Ежели так, прошлой ночью они должны бы устроить лагерь, — предположил я.

Оставаясь настороже, мы отправились назад по следу раненого. Он падал несколько раз, но неизменно вставал опять. След привел нас к седловине, куда мы приближались с некоторыми предосторожностями. Шайен сделал мне знак, ждать с лошадьми, а сам ползком взобрался на ближайший бугор.

Выждав, он подал знак подойти. Спустился, забрался на спину своей лошади, и мы пересекли седловину и въехали в неглубокую, поросшую густой травой долинку. В другом ее конце, двухсот ярдов не будет, — рощица ив и тополей, трава сочнее: пробивается ключ. Рядом пара антилоп, при нашем приближении ушли — верный признак, что поблизости никого больше нет.

И однако меж деревьев мы обнаружили остатки костра. Над ними стояла узкая ленточка дыма. В разворошенных угольках еще попадались алые искры.

Я тщательно оглядел все вокруг. День ото дня мои скромные познания в искусствах лесов и полей возвращались ко мне, а прислушиваясь и наблюдая, мне удавалось их пополнять.

Ходит Ночью выставил три пальца и ловко изобразил знаки, символизирующие мужчину, женщину и мальчика.

— Женщина? Как она могла тут оказаться?

Невероятно. Но индеец показал мне отпечаток сапога для верховой езды, слишком маленький, чтобы принадлежать кому бы то ни было, кроме женщины.

Здесь побывали четыре лошади. Сейчас не осталось ни лошадей, ни вьюков. Что случилось с мужчиной, мы уже знали, а остальные? Пятеро человек приходили сюда и что-то искали. Это мне объяснил Ходит Ночью, внимательно изучивший почву вокруг: мы уже ехали обратно. Многое я заметил и сам, но до изумительного умения читать следы, проявляемого моим спутником, мне было далеко.

— Они пришли ночью… ничего не нашли.

— Так получается, эта женщина и мальчик где-то здесь одни? Надо их разыскать.

— Ты ее знаешь? — Моя тревога привела индейца в недоумение. — Она из твоих?

— С ней никого, кроме ребенка. Она нуждается в помощи.

Засыпанный вопросами, я пытался растолковать свое поведение. Нет, я не хочу ее как женщину. Я не знаком с ее племенем. Принципы, руководящие мной, явно были ему чужды, поскольку для большинства индейцев любой незнакомец — это вероятный враг, а наши идеи рыцарства в их мировоззрение не входят. Но у них есть собственные понятия о славе и доблести, и я разъяснил свои намерения так: