Читаем без скачивания Пиджин-инглиш - Стивен Келман

Дин:

— Нашел чего?

— Не-а!

Дин:

— Наверное, затер следы. Да еще дождь прошел. Все улики смыло. Надо искать другие зацепки, вот и все.

Я:

— А что ты купишь на свою половину вознаграждения?

Дин:

— Пожалуй, «Плейстейшн-три». И новый велик. И до фига фейерверков.

Я:

— Я тоже!

Лучше партнера, чем Дин, детективу не найти, он все их штучки знает. И ничего, что он такой рыжий. Зато сечет классно, а мозг — это главное для детектива.

Очень хотелось пробежаться по туннелю, но толпы такие, что не разгонишься. Зато я устроил эхо — очень громкое и долгое.

— Мы в метроооооооооооооооооо!

Зверски круто. Народ вокруг так и подпрыгнул. Я представил, что папа, и Агнес, и бабушка Ама слышат меня и кричат в ответ:

— Слышим тебя! Надеемся, метро понравилось!

У подъезжающего поезда странный запах. Словно горячий ветер в лицо дует. Горячий и вонький. Ужасно противно, когда он лицо обдувает.

Я:

— Напердели тут.

Лидия:

— Включи мозги. Ничего подобного.

Я:

— Точно-точно. Все в поезде разом пернули. Прямо в лицо.

Поезд останавливается, и все принимаются толкаться. Не терпится в вагон им пролезть. Словно места не хватит. Мозги бы включили. Места полно, все влезут. Поезд-то длиной с целый туннель. Когда состав трогается, в животе все скручивает, совсем как в самолете, я даже чуть не свалился. Да тут еще все пихаются. Зверски круто.

Лучше бы мама стояла рядом с нами, но как раз стоять ей не хотелось. Ей нравится сидеть. У леди рядом с ней волосы розовые. Прикольно.

Там, где палисадников нет, стоят машины. Прямо под окнами. Типа машина ждет не дождется, когда ей откроют дверь, будто она и не машина вовсе, а собачка, которую выпустили пописать-покакать, и она уже сделала все свои дела. Чесслово, мне их даже жалко стало.

Дом тети Сони поделен на две квартиры. Тети Сонина внизу, а вверх по лестнице — еще одна. У тети Сони есть громадный телевизор. Он совсем тонкий и висит на стене, как картина. У нее в квартире все такое новенькое. Даже есть дерево в горшке. Только крошечное. Чокнуться можно. Мне не понравилось. А что будет, когда оно вырастет и проткнет крышу? Умрет ведь.

— А что будет, когда оно вырастет?

Тетя Соня:

— Такие деревья не растут. Оно на всю жизнь останется маленьким.

Типа мертвого младенчика, он тоже никогда не вырастет. Поступать так с деревом очень плохо. Я бы на его месте орал, пока кто-нибудь меня не освободил.

Тетя Соня приготовила кенки[11] и рыбу. Я наелся так, что думал, лопну. А потом еще чаю выпил с двумя кусками сахара. Тетя Соня уронила ложку. Та дзинькнула об пол, а лицо у тети Сони скривилось.

Я:

— Это из-за пальцев?

Мама:

— Харрисон.

Тетя Соня:

— Ничего страшного. Они не маленькие, пусть знают.

Лидия:

— Я тоже хочу знать. Вечно у тебя тайны, мама.

А ведь правда. Мама умеет хранить секреты. Я искал тайник с шоколадками, а нашел ее лотерейные билеты. Хотя мама не устает повторять, что все лотереи рассчитаны на дурачков, которым не терпится потратить деньги зазря.

Тетя Соня:

— Не вижу ничего плохого. Не врать же мне им.

Мама глубоко вздохнула — значит, сдалась — и принялась со страшной скоростью мыть тарелки, будто наперегонки со временем. Обожаю, когда тетя Соня берет верх. Ей есть что рассказать. И все ее истории случились взаправду.

Тетя Соня сожгла свои пальцы на плите. Говорит, это самый простой способ.

Тетя Соня:

— Да ничего особенного. Просто прижимаешь к спирали, пока кожа не сгорит.

Я и Лидия:

— А это больно?

Тетя Соня:

— Скорее страшно. По первому-то разу Горелым несет. И надо вовремя отдернуть пальцы, пока не прилипли к плите. В первый раз я в голос орала.

Меня даже затошнило, как представил. Но я заранее был в восторге от истории.

Тетя Соня:

— А так не очень больно. Особенно если выпить. Много чего в жизни легче переносится под кайфом.

Мама:

— Прекрати!

Лидия:

— А они что-нибудь чувствуют?

Тетя Соня:

— Бывает, на ощупь не пойму, что за предмет взяла.

Лидия:

— Любой предмет?

И мы проверили тети Сонины пальцы — совали ей все подряд, что под руку попадется, а она говорила, чувствует что или нет. С пультом дистанционного управления от телевизора у нее не пошло — даже потише-погромче сделать не получилось.

Тетя Соня:

— Кнопки слишком маленькие.

Лидия дала ей пощупать рукав своего топа — там были такие звездочки на материи. Тетя Соня сделала сосредоточенное лицо. И здесь тоже мимо.

Мама:

— Хватит уже. Оставьте ее в покое, что она вам, зверушка в зоопарке?

Лидия:

— Как у тебя духу хватило? Я бы так не смогла.

Тетя Соня:

— Жизнь заставит, еще не то сделаешь.

Мама:

— Тебя никто не заставлял.

Тетя Соня:

— А по-моему, я еле успела. По этому вопросу у нас с вашей мамой вечные разногласия.

Мама:

— И не только по этому вопросу.

Тетя Соня:

— Но ты ведь, как прежде, любишь меня, а?

Тетя Соня сожгла себе пальцы, чтобы избавиться от отпечатков. Теперь у нее нет никаких отпечатков пальцев вообще, и полиция, если что, не сможет выслать тетю Соню из страны. Отпечатки говорят, кто ты такой. А если их нет, ты никто, откуда приехал, неизвестно, и высылать тебя некуда — сиди себе в Англии.

Тетя Соня:

— Я стерла их самым простым способом. Кое-кто хватается за бритву или зажигалку. Это отнимает кучу времени. А я — раз, и готово.

Стоит отпечаткам снова нарасти, как она их опять сжигает. Зашибись. Тетя Соня говорит, как только найдет подходящее место, то перестанет сжигать пальцы. Такое место, где она поселится на веки вечные и где никто не ворвется к ней и не отправит в дальние края. Тогда и отпечатки пальцев пусть отрастают себе на здоровье.

Я:

— Может, оно здесь, это место?

Тетя Соня:

— Может быть. Посмотрим.

Я:

— Надеюсь, это так. Тогда мы придем к тебе в гости на Рождество, а если мне подарят «Экс-Бокс», я подключу приставку к большому телевизору и будет сплошной улет, вот клянусь.

Тетя Соня не сделала ничего плохого, никого не убила и не ограбила. Ей просто нравится колесить по свету Нравится видеть то, что не видела раньше. А есть такие страны, в которые черным въезжать нельзя, и надо туда прокрадываться. А когда прокрадешься, то живешь себе как все. Тетя Соня делает то же самое, что и другие люди. Работает, ходит по магазинам. Обедает и гуляет в парке. В Нью-Йорке он, кстати, называется Центральный парк, там штук сто площадок для детей и даже каток.

Я:

— Если падаешь на лед, надо поджать пальцы, чтобы их не отрезало коньком. Мне Поппи сказала, мы с ней дружим.

— Так у Харрисона есть подружка?

Я:

— Нету! И с пожарными такая же история, когда ничего не видно из-за дыма, они ощупывают все вокруг себя. Только трогают не пальцами, а ладонями, а то автоматически схватишься за голый провод и мигом поджаришься, как на электрическом стуле.

Тетя Соня:

— Да ну?

Я:

— Чесслово!

А я бы с радостью покатался на коньках, пальцы бы себе сжег, лишь бы попасть на каток. На плите бы спалил, чтоб быстрее. Серьезно. Это была бы моя плата за коньки.

Тетя Соня купила мне настоящий кожаный мяч. А Лидии — диск «Тинчи Страйдер»[12]. Тетя Соня умеет читать мысли и знает, чего тебе хочется больше всего.

Мы уже собирались уходить, и тут явился Джулиус. При нем была бейсбольная бита, а мячика, как всегда, у него нет. Джулиус называет свою биту Мастер Уговоров и никогда с ней не расстается. Он ее гладит и ласково с ней разговаривает, будто это и не бита, а верная собака. А царапины на ней словно шрамы от укусов других собак.

Джулиус:

— Мастер сегодня поработал на славу. Задай-ка ему хорошую ванну, а?

Тетя Соня унесла биту на кухню и принялась мыть. Она вроде тоже относится к ней словно к собаке. А почему — не спросишь, от вопросов у Джулиуса голова начинает болеть. Говорит, что нет средства от головной боли вернее, чем стаканчик-другой.

Джулиус:

— Промочишь горло, а, Гарри?

Я:

— Нет, благодарю!

Джулиус:

— Человеку нужны всего два друга: бита и стаканчик. Первый друг, чтобы добиться, чего хочешь, а второй, чтобы забыть, как ты этого добился. Однажды ты поймешь, о чем я. Оставайся подольше таким же чистым, как сейчас, ладно?

Я:

— Ладно.

По пути домой я видел в метро усатую леди. Сначала подумал, что это грязь, потом присмотрелся — точно, усы. Конечно, не такие густые, как под носом у мистера Кэррола, но самые настоящие усы. Меня смех разобрал, но я сдержался.

Парикмахеров на велосипедах здесь что-то не видно. Там, где я раньше жил, моим любимым парикмахером был Квадво, к велосипеду у него был прикручен радиоприемник, к тому же Квадво всегда предупреждал, когда коснется бритвой твоей шеи, чтобы ты успел собраться. А тут надо идти в салон. Мастера зовут Марио, он вечно мрачный и сердитый. Голову твою дергает, и пальцы у него волосатые. Марио мне и слова не сказал. По-моему, он терпеть не может стричь людей.