Читаем без скачивания Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного - Робер Мантран

Наконец, на пристани Балата разгружаются суда, привозящие самые разнообразные продукты питания из разных стран.

Это элементарное перечисление далеко не охватывает всей реальности, но, по крайней мере, показывает рассредоточение приемных пунктов импортной торговли в Стамбуле в отличие от их сосредоточения на берегу Галаты. Эта разбросанность объясняется очень близким соседством с наиболее плотно заселенной частью города и в особенности с самыми большими торговыми центрами в городском ансамбле — с кварталами Эминёню, Мехмет-паши, Баязида, а также с бедестанами. Не говоря уже о территориальной близости к Сералю, который выступает в роли отнюдь не последнего в масштабе столицы клиента. Как и в Галате, здесь близ пристаней размещены разгрузочные площадки, пакгаузы, склады, всякого рода хранилища, принадлежащие как правительству, так и негоциантам, лавки ремесленников и мелких коммерсантов, обслуживающие судовладельцев и судовые экипажи. Между Эминёню и Баязидом располагаются и хане (гостиницы), в которых селятся по преимуществу крупные негоцианты.

Если принять во внимание огромную территорию, могущество и богатство Османской империи, особенно в XVI веке, пристани столицы отражали эпоху самой лихорадочной, самой кипучей деятельности, обусловливаемой все возраставшим притоком населения, которое нужно было кормить, и огромным объемом строительных работ, предпринятых султанами и высшими сановниками, требовавшими постоянного подвоза в соответствующих количествах строительных материалов. Само богатство правителей стало призывом к расширению потребления как товаров широкого спроса (продовольствия в первую очередь), так и предметов роскоши. Все эти факторы благоприятствовали развитию торговли лишь в одном направлении — в направлении роста импорта продовольствия, других товаров конечного потребления, а также сырья для обрабатывающей ремесленной промышленности, частной и государственной. Эта активность порта сохраняла, как кажется, свой прежний ритм и в следующем, XVII веке, поскольку население столицы продолжало еще увеличиваться, но уже не было прежнего подъема, прежнего ускорения. Наступила, по-видимому, эпоха стагнации — впрочем, при сохранении весьма высокого уровня развития. Да, торговля Стамбула была однобокой, так как этот великий город ничего не производил на экспорт. Практически все произведенное государственными мастерскими и ремесленниками-частниками в столице же и потреблялось, а вывозимые на Запад товары производились вне Стамбула. Стамбул служил всего лишь центром транзитной торговли, через него на Запад шел поток восточных экзотических товаров — из стран черноморского бассейна, с севера Анатолии или из более отдаленных Армении и Ирана. Хотя Турция и обладала торговым флотом, который находился в собственности у частных владельцев (государственного не существовало), он не осмеливался выходить за пределы вод Османской империи. Ни один турецкий судовладелец (независимо от национальности, в расчет принималось лишь подданство) не рисковал вести торговлю в западных портах Средиземного моря, не говоря уже об Англии или Голландии. Такая бездеятельность имела свои причины (на которых мы остановимся ниже{110}). Она-то и развязывала руки купцам с Запада, которые не преминули воспользоваться предоставленной им возможностью. Особенно с того момента, когда Османская империя не смогла более скрывать синдром своего упадка, то есть со второй половины XVII века{111}.

ГОРОДСКАЯ СОЦИАЛЬНАЯ СРЕДА

Демография

Когда Мехмет II овладел Константинополем, город уже несколько десятилетий не походил на былую имперскую метрополию. Еще до 1453 года многие из горожан покинули его, и хотя нет возможности точно установить численность оставшихся жителей, к моменту завоевания она, по всей видимости, была менее 100 тысяч человек{112}. Все они, или почти все, были, разумеется, греки. Вместе с тем существовала и небольшая мусульманская община, наличие которой отмечается по меньшей мере с середины предыдущего XIV века{113}.

Завоевав город, Мехмет II тут же приступил к депортации греков и к заселению города новыми жителями: прежде всего вывезенными из Малой Азии турками, а также христианскими подданными Османской империи, насильственно переселенными оттуда же, с Балканского полуострова и с островов Эгейского моря. Это первое переселение оставило свой отпечаток на топонимике столицы, так как новоселы, прибывавшие из одной и той же местности, обосновывались в столице гнездами, что и отражалось на названии занятых ими кварталов. Так, кварталы Аксарай, Балат, Караман, Чаршамба носят названия городов, откуда прибыли их новые жители. Отметим появление в столице, помимо турок, греков с островов Архипелага, армян из Малой Азии, евреев из Салоник. Практически все эти переселения производились насильственно, так что термин «депортация» здесь вполне уместен. Стоит, однако, отметить и то, что невольные новоселы получали не только жилища изгнанных греков, но и ряд льгот в области ремесленной или коммерческой деятельности. Мехмет II желал вернуть Константинополю былую кипучую жизнь, превратить его в главное средоточие мусульманского мира, оттеснив в тень Каир, находившийся тогда во власти мамелюков. В достижении раз поставленной цели султан был упорен, а новые победы на Балканском полуострове обеспечивали его дополнительными людскими ресурсами. И все же с некоторым недоверием приходится относиться к сведениям о том, что численность населения Стамбула к концу XV века достигла будто бы 200 или даже 250 тысяч человек{114}.

Только в XVI веке происходит стремительный рост численности населения города — следствие последовательной «переселенческой» политики, проводимой Баязидом II и особенно Селимом I и Сулейманом Великолепным. Баязид селит в Константинополе, недалеко от ворот Силиври, валахов. Селим, завоевав Тебриз и частично Кавказ, переселяет оттуда ремесленников, известных своим искусством — особенно в производстве керамических изделий. Таким же образом он поступает после завоевания Сирии и Египта, а Сулейман Великолепный следует примеру предшественника, взяв Белград: в итоге сирийцы, египтяне и сербы становятся стамбульцами. Другие этнические меньшинства прибывают в столицу по доброй воле: изгнанные из Испании мавры и евреи, христиане с Балканского полуострова и мусульмане из арабских стран — всех их притягивают громкая слава Стамбула и блеск царствования Сулеймана Великолепного. Эпоха благоприятствует миграции, притоку в столицу рабочей силы: Стамбул переживает строительную лихорадку, растущие запросы армии и флота создают рабочие места в арсеналах и в государственных мастерских, что автоматически влечет за собой рост торговли товарами широкого потребления и предложения всякого рода услуг.

Демографический натиск, характерный для XVI века, снижает свои темпы в XVII: строительный бум постепенно сходит на нет, поскольку государство беднеет, а султаны и их великие визири становятся все менее предприимчивыми.

Численность населения все же продолжает увеличиваться, однако новые иммигранты прибывают в Стамбул почти исключительно из внутренних районов Анатолии. Нестабильность социальной жизни этого региона и прежде всего отсутствие личной и имущественной безопасности побуждают жителей искать убежища в больших городах. В столице же — в первую очередь.

Хотя переписей населения Константинополя ни в XVI, ни в XVII веках не проводилось, тем не менее имеются косвенные указания, позволяющие дать приблизительную оценку его численности. В турецких документах 1520–1535 годов, то есть относящихся к началу правления Сулеймана Великолепного, содержится информация о наличии в Стамбуле 46 635 мусульманских дворов, 25 232 христианских и 857 еврейских. Всего, округляя, — 80 тысяч дворов, что дает в сумме, опять-таки округленно, 400 тысяч жителей{115}, распределенных по признаку религиозной принадлежности в следующей пропорции: 58 % мусульман и 42 % христиан и евреев. Около 1550 года врач Синан-паши, Лагуна, оценивает жилищный фонд столицы в 104 тысячи домов, из которых 60 тысяч принадлежит туркам, 40 тысяч — христианам и 4 тысячи — евреям. Что приводит к заключению об общей численности жителей Стамбула в пределах 420–520 тысяч человек{116}, распределяемых в пропорции: 58 % мусульман, 42 % неверных. Совпадение пропорций, почерпнутых из разных источников, достаточно убедительно для весьма правдоподобного вывода.

Данные статистики такого рода в XVII веке становятся куда менее определенными. Иностранным путешественникам не удается, и не без причины, прийти к согласию относительно численности столичного населения. Джордж Сэндис в начале столетия оценивает ее в 700 тысяч{117}. В 1640 году венецианский байли[5] Альвизе Контарини полагает, что она перевалила через миллион{118}. Пьетро Чиврано, другой байли, оценивает ее в 800 тысяч (1680){119}. В конце столетия Турнефор, «внимательно рассмотрев вопрос, больше не сомневается в том, что Константинополь по численности своего населения разнится от Парижа», что, конечно, не добавляет ясности{120}. Если попытаться подвести итог цифровым данным, которые привел Эвлийя Челеби, то полученное число намного превысит миллион, а это для середины XVII века — явное преувеличение. Два турецких документа конца XVII века{121} позволяют оценить число жилищ неверных (обитатели коих обязаны платить джизью, подушный налог) в 62 тысячи; стало быть, христианское и еврейское население Константинополя насчитывало от 250 тысяч до 310 тысяч человек. Далее. Согласно сведениям французского купца в Константинополе Фабра — сведениям, относящимся к тому же времени, — пропорция между мусульманами и неверными в городе оставалась прежней — 58 % мусульман и 42 % неверных{122}. Приложение этой пропорции к данным турецких документов позволяет исчислить население Стамбула: 350 тысяч мусульман и 250 тысяч неверных, всего — 600 тысяч жителей. По максимальной оценке в столице в ту эпоху проживало 310 тысяч неверных и 430 тысяч мусульман, что в сумме дает 740 тысяч человек. Итак, можно полагать, что в середине XVI века население самого Стамбула, без пригородов, составляло около 500 тысяч человек, а несколько позднее и с пригородами — 600 тысяч. В конце века стамбульский мегаполис, Ускюдар и пригороды по Босфору включали примерно 700 тысяч жителей. Иначе говоря, по численности населения столица Османской империи занимала первое место в Старом Свете.