Читаем без скачивания Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма - Эмиль Золя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чудесный день» — это замечательное начало. Сеар сразу же сумел достичь крайней степени тон простоты, которую все мы, люди старшего поколения, искали в литературе. Нас обвиняют в том, что нам не хватает воображения, — возможно; во всяком случае, мы не гонимся за воображением, мы выбираем только правдивые сюжеты, одни только факты, стараясь в самое простоту их вложить как можно больше общечеловеческих качеств. Так вот я в самом деле думаю, что теперь трудно будет превзойти Сеара, построить целый роман на еще более простой основе. Наши критики решили, вероятно, что это сделано на пари.
Госпожа Дюамен, жена архитектора, женщина вполне порядочная, не блещущая умом, однажды, снедаемая скукой и вожделением, соглашается на свидание с живущим по соседству коммерсантом г-ном Трюдоном. И вот в воскресенье, когда мужа нет дома, она назначает ему встречу на мосту Берси, завтракает с ним в ресторане Маронье, а когда г-н Трюдон становится слишком настойчивым, оказывает ему сопротивление — он делается ей противен и только выводит ее из себя. Начинается ливень, разражается гроза, и им приходится просидеть целый день в отдельном кабинете; оба недовольны, — оба до смерти надоели друг другу. Потом, в фиакре, когда они едут домой, желание овладевает ими снова, и расстаются они очень нежно. Г-жа Дюамен возвращается к себе, ныряет под одеяло к мужу, который уже лег, и в темноте предается мечтам, слыша, как живущий над ними Трюдон, которого ее упорство довело до отчаяния, предается любви с подобранной им на улице проституткой.
Как, и это все? Да, все. Но тогда выходит, что автор посмеялся над читателями? Ничуть; смеяться он не хотел, как не хотел и потакать их вкусам. Мне кажется, он просто задался целью придать интерес самому банальному происшествию, рассказав его, вызвать какие-то глубоко человеческие чувства. И ему действительно удалось сделать из пошлой истории г-жи Дюамен целый роман — роман о мещанке, которой в один прекрасный день приходит в голову отведать страсти и которая возвращается к своей повседневной жизни счастливая этим, хоть и не состоявшимся, адюльтером.
Вчитайтесь в роман, проследите в нем тонкий и глубокий анализ. Это настоящий трактат по психологии, в основу которого легли мелочи обыденной жизни. Конфликт начинается в нем с первых встреч г-на Трюдона и г-жи Дюамен. Все описано очень подробно: бал, на котором они встречаются, их свидание, ожидание на мосту Берси, потом — их долгое вынужденное заточение в кабинете ресторана, где вместо того, чтобы насладиться радостями, о которых оба мечтали, они переживают невыносимую муку, что, кстати сказать, весьма нравственно и поучительно для мещанок, которых романы гг. Фейе и Шербюлье почти что толкают на адюльтер. Но больше всего меня поразила одна сцена, написанная первоклассно с точки зрения анализа чувств: г-жа Дюамен и Трюдон едут в фиакре, в полном изнеможении, оттого что не предались греху, и сердца их сжимаются при мысли, что им предстоит расстаться после долгих томительных часов, которые теперь обретут для них сладость воспоминания. Вместе с ними вы от души сочувствуете жалкому людскому счастью, которое ежеминутно ускользает, чтобы никогда больше не вернуться. А какой страшный своей банальностью конец: г-жа Дюамен на супружеском ложе подле храпящего мужа слышит, как у нее над головой красавец Трюдон завершает свой день в объятиях проститутки! Здесь одно только описание происходящего становится на редкость красноречивым обвинительным актом глупому мещанскому адюльтеру. Сеар начал с романа, который, — говорю это, не боясь ошибиться, — будет иметь успех, ибо он пронизан отчетливо выраженной мыслью и отмечен печатью большого своеобразия. В романе нашли себе выражение крайности; вот почему он стоит особняком и обращает на себя внимание.
И тем не менее легенда делает свое дело. Сеара и Гюисманса неразрывно связали с Энником, Алексисом и Мопассаном. Остальными я займусь в другой раз, не обольщая себя, однако, надеждой, что публика сразу изменит после моих слов тем готовым суждениям об этих писателях, которые она почерпала из газет.
К тому же будущее — за моими молодыми друзьями. Пусть пишут — их будут знать.
АЛЕКСИС И МОПАССАН
© Перевод А. Шадрин
Я обещал представить широкой публике пятерых молодых писателей, которых забавы ради присяжные шуты нашей прессы изображают в карикатурном виде, выдавая их за моих учеников. Я уже говорил о Гюисмансе и Сеаре. Сегодня на очереди Ги де Мопассан и Поль Алексис.
С Мопассаном я познакомился у Флобера. Это было что-нибудь около 1874 года. Он только что окончил коллеж; в нашем литературном кружке он еще никем не был замечен. Иногда в воскресенье, после двух часов, мы являлись в маленькую квартирку на улице Мурильо, в эти узенькие комнаты, окна которых смотрели в тенистый парк Монсо. Мопассан чаще всего уже был там — он приходил позавтракать со своим учителем; каждую неделю он читал Флоберу новые литературные опыты, а тот заставлял его основательно переделывать недостаточно хорошо звучавшие фразы. В нашем присутствии он старался не обращать на себя внимание, говорил мало, слушал с умным видом славного малого, который чувствует свою силу и все берет на заметку.
Впоследствии мы все стали товарищами, и он просто поражал нас рассказами о своих подвигах. Среднего роста, коренастый, мускулистый, румяный, он был тогда заядлым гребцом и, для собственного удовольствия, проходил за день двадцать лье по Сене. Кроме того что он был неотразим как мужчина, он рассказывал умопомрачительные вещи о женщинах, занимал нас описаниями потрясающих любовных похождений, от которых наш добрый Флобер хохотал до упаду.
До того времени мы даже не задавались вопросом, есть ли у Мопассана талант. Мы знали кое-какие его стихи, написанные специально для мужчин, — но ведь преуспеть в этом жанре не так уж трудно. Поэтому мы были поражены, когда он напечатал маленькую поэму «На берегу», где были черты первоклассного писателя, редкая простота и уверенность письма, обличавшие зрелого мастера. С этих пор он стал для нас что-то значить; среди писателей молодых, выросших у нас на глазах, он оказался одним из самых даровитых; он был больше всех других наделен смелостью и силой, нужными, чтобы продолжать дело литературы своего времени, приняв его из рук старшего поколения.
Другим удивившим нас произведением, другим откровением для нас стала «Пышка», новелла, которую Мопассан поместил в сборнике «Меданские вечера». Когда я последний раз говорил с Флобером в Круассе, он сказал: «Мопассан только что написал новеллу, и очень хорошую, вам понравится». Когда я получил наш сборник уже в напечатанном виде и прочел ее, я пришел в восхищение; разумеется, то была лучшая вещь из всех шести; в ней есть уверенность, своя манера, психологический анализ, тонкий и проницательный, делающие этот рассказ маленьким шедевром. Словом, «Пышки» оказалось достаточно, чтобы в глазах просвещенных читателей Мопассан выдвинулся в первые ряды и стал одним из многообещающих молодых литераторов.
Вот каков его характер: нормандская кряжистость, полнокровие, писательский аристократизм в стиле. Разумеется, он многим обязан Флоберу, приемным сыном которого он был в последние годы. Но у него есть присущая ему одному манера, присущие ему одному черты, сквозившие уже в его первых стихах; сейчас они утверждаются в прозе, — это мужественность, смакование чувственной страсти, которой полыхают его лучшие страницы. И в этом нет никакой нервической извращенности, одно только желание, сильное и здоровое, это — свободная, земная любовь, жизнь, широко раскинувшаяся на солнце. Это придает всему, что он пишет, особый, очень яркий отпечаток крепкого здоровья и хорошего настроения, к которому порою примешивается желание немного прихвастнуть.
Недавно вышел сборник новелл Мопассана «Дом Телье».
Я не стану распространяться о первой новелле, по которой он назван. Речь идет о владелице известного заведения, приведшей пять своих девиц в деревенскую церковь соседнего департамента, где племянница ее должна принять первое причастие; с этой минуты внимание автора сосредоточивается на вырвавшихся на свободу девицах, на их молодости, оживающей на лоне природы, на чувстве благоговейного умиления, которое овладевает ими в маленькой церквушке с такой силой, что рыдания их обращают на себя внимание присутствующих. Это — исключительный по своей тонкости психологический анализ, и вся рассказанная Мопассаном история, которая заканчивается возвращением этих женщин, счастливых, помолодевших, овеянных свежим воздухом, останется документом, представляющим большой интерес для физиолога и психолога.
Вы спросите меня: «Зачем понадобилось выбирать подобные сюжеты? Неужели нельзя было написать о женщинах честных?» Конечно, можно было. Но мне кажется, что Мопассан избрал этот сюжет потому, что ощутил какую-то очень человечную ноту, потрясающую самые основы бытия. Несчастные женщины, рыдающие на коленях в этой церкви, прельстили его воображение как великолепный пример того, как воспитание, полученное в юные годы, берет верх над самыми дурными привычками; к этому присоединяется еще особая впечатлительность женщины, потребность в чудесном, вера, которая продолжает теплиться даже в самой отвратительной повседневности. У писателя и в мыслях не было смеяться над религией, напротив, он, пожалуй, скорее изобразил ее могущество. Это целый эксперимент — философский и социальный, — проделанный смело и вместе с тем с большим тактом.