Читаем без скачивания Два ларца, бирюзовый и нефритовый - Средневековая литература

4) когда Сын Неба обличает и казнит изменника.

Тому, кто сумеет указать на истинную общую причину всего перечисленного, была обещана награда, а называющего заведомо ложную причину, правитель распорядился наказать бамбуковыми палками.

На следующий же день у дворца наместника выстроилась очередь из наставников и прочих мудрецов, принадлежащих к разным школам. Первый, попавший на прием, войдя в палаты не стал терять времени и сразу же провозгласил: общей и истинной причинной всех перечисленных явлений служит дао. Сказавши так, мудрый наставник умолк и замер в ожидании награды. Но Лян спросил его: подходит ли дао в качестве общей причины не только для перечисленных случаев, но и для четырех случаев, им противоположных:

1) когда ребенок улыбается;

2) когда море успокаивается;

3) когда дракон спит;

4) когда Сын Неба играет в шахматы со своим советником.

Соискатель награды не задумываясь ответил, что указанная им причина подходит и для этих случаев.

– Тогда она не подходит мне, – разочарованно сказал наместник Лян и велел наказать самозванца должным образом.

Узнав об этом, очередь претендентов на награду быстро растаяла. Время от времени знатоки вопроса являлись во дворец наместника, но всякий раз объявляемая ими единая причина не казалась Ляну убедительной. Лян больше уже не наказывал неудачников, но в целом был глубоко разочарован.

ТРЕБУЕТСЯ ответить, имеет ли задача решение? Существует ли причина, общая для всех четырех случаев, но не настолько общая, чтобы быть причиной и их противоположностей, и если существует, то какова она?

Если исходить из того, что в мире нет беспричинных событий, следует признать, что и плач ребенка, и шторм на море, и ярость дракона и гнев императора всегда вызваны определенной причиной. Но отнюдь не всегда одной и той же. Может случиться так, что причина окажется общей, это, однако, будет делом случая. А дело случая, в отличие от самого случая, не является определенным событием, и поэтому причины не имеет. Дело случая есть беспричинная причина всех причин.

Итак, каждое из явлений, упомянутое наместником Ляном, может быть вызвано множеством причин – их список вообще не ограничен. Среди них есть и такие, которые могли бы вызвать все четыре следствия одновременно, но при этом они могли бы оказаться и причинами одного из противоположных явлений.

Что же, будет ли честный ответ наместнику таким: господин Лян, единой причины упомянутых вами явлений не существует? Если мы представим эти события однажды случившимися, они вполне могут иметь общее им всем предшествие. Однако это предшествие не будет общей причиной, ведь если воспроизведем его снова, то последствия могут оказаться иными, в том числе и противоположными.

Тем не менее этот ответ следует все же дополнить, заметив следующее: «В каком-то смысле, изгнанный вами даос, указавший на дао, был прав. Ему следовало лишь пояснить, что дао не является еще и причиной каждого отдельного события, оно есть причина самих причин».

И по ту и по эту сторону небес дао выделяет из смутности происходящего отдельность событий, а затем связывает или позволяет связывать эти события причинной связью, чтобы смутность хаоса не втянула их обратно. Сосредоточившись и приглядевшись, человек способен увидеть, где и каким образом связаны между собой два явления, но если речь идет сразу о множестве событий, тем более удаленных друг от друга, смертному редко удается уловить их взаимосвязь, ибо он теряется во множестве переплетений.

Из этой ситуации существует двоякий выход. Если окинуть картину происходящего едином взором, оставив в стороне хитросплетения, можно увидеть всеохватывающее присутствие дао, к которому причастны все события, но не так как лошади, связанные в упряжку, а как узоры на холсте, возникающие благодаря тому, что холст имеет основу и уток.

Если же сосредоточить взор на каком-нибудь отдельном участке взаимосвязи вещей, возникает иная картина, напоминающая связку опытных путешественников, восходящих на вершину снежной горы. В принципе, описать эту связку можно и так: «Ребенок плачет, потому что штормит море, штормящее потому, что гневается Дракон, который гневается, потому что Сын Неба изобличает и казнит изменника…» События неразрывно шествуют в одной связке, которая тут же распадется или обрушится, если одно из них «повернет назад», то есть изменится на противоположное.

Общей причины для перечисленных наместником Севера происшествий не существует, – но зато она существует для их противоположностей. Улыбка младенца, спокойствие моря, сон дракона, император Поднебесной, играющий в шахматы, – во всех перечисленных случаях сущее пребывает в своей самодостаточности. Никакое внешнее колебание не в состоянии нарушить поступь внутреннего, если внутреннее не отвлекается от себя самого и не откликается на первый попавшийся повод. Такое бытие, защищенное от причинения извне, определяется своей собственной причиной – единственной в своем одиночестве и в этом смысле единой для всего самодостаточного.

Но распря, царящая вокруг, способна открыть доступ внешнему, и тогда вторгающиеся извне силы стремятся перепричинить покоящееся в себе сущее – чаще всего это означает причинить горе, несчастье, беду, внести сумятицу, ибо таковы основные виды причинения извне.

И младенец, и море, и дракон, и Сын Неба столкнулись с различными формами внешнего вмешательства – все они лишились самодостаточности, и это обстоятельство тоже можно назвать общей причиной их участи.

27. Примета господина

В эпоху Борющихся Царств много людей погибло в Поднебесной. Тяжело приходилось всем – и купцам, и простолюдинам, и странствующим мудрецам. Но самая тяжелая участь выпала на долю знати: аристократия истреблялась целыми семьями – неудивительно, что встал вопрос о мерах предосторожности, направленных на то, чтобы при случае скрыть свое происхождение.

Властитель княжества Е повелел своим военачальникам научиться в случае необходимости растворяться среди простых солдат. Полководец Ши Коу в соответствии с этим распоряжением провел войсковые учения, в ходе которых он в облачении простого солдата влился в группу пехотинцев из трех десятков человек.

Следовало проверить, легко ли будет обнаружить генерала среди простолюдинов и младших командиров. Для проверки был призван странствующий монах, о котором говорили как о человеке знающем и многое повидавшем. Монах прошелся среди воинов, задал каждому несколько коротких вопросов, после чего без колебаний указал на Ши Коу – к немалому удивлению полководца. Разумеется, Ши Коу пожелал узнать, в чем же состояла его ошибка.

– Моя одежда ничем не отличается от одеяния всех прочих. В походах лицо мое стало обветренным и загорелым, волосы пыльными, а шрамы на лице не отличались от тех, какие есть едва ли не у каждого солдата. Как же ты, монах, смог без особых затруднений распознать во мне военачальника?

Монах грустно улыбнулся и, приблизившись к Ши Коу прошептал ему несколько слов.

ТРЕБУЕТСЯ ответить, какими могли быть слова, сказанные монахом и чего не учел военачальник Ши Коу?

Монах, поскольку он был человеком наблюдательным и многое повидавшим, вполне мог сказать полководцу следующее:

– Загар, одежда, шрамы и все подобные вещи суть общие приметы войны, но не особые приметы воина. Есть более надежный знак принадлежности к высшему сословию. Обычное дело, когда господин не договаривает до конца свои фразы, ибо он, во-первых, привык повелевать, а во-вторых, привык, чтобы его понимали с полуслова. Поговорив с тобой не более минуты, я сразу понял, что ты – господин.

Не столь важно, что сказал странствующий монах Ши Коу, поскольку человек, потративший столько времени на распознание господина, явным образом лишен не только мудрости, но и элементарной наблюдательности. Беседовать с каждым в присутствии настоящего господина – верх нелепости, это все равно, что угадывать, в какой руке зажат горящий уголек, дожидаясь запаха паленого мяса.

Ибо мир устроен так, что безошибочно и неизменно отличать истину от лжи не способен никто из смертных. Распознавать мудрость исключительно по ее внешним приметам едва ли рискнули бы даже бессмертные. Но для того чтобы, не теряя времени, отличить человека, наделенного благородством и отвагой, от простолюдина, лишенного этих качеств, хватит обычных человеческих чувств, простого здравого смысла. Монаху достаточно было присмотреться к взглядам окружающих, если уж он неспособен уловить взгляд Небес, и его задача была бы решена.

Но это значит, что затея властителя княжества Е была изначально пустой. Легко затеряться среди прочих может лишь тот, кто и не был господином по природе своей – в таком случае жалеть о его гибели следует не больше, чем о гибели любого солдата.