Читаем без скачивания Золото Роммеля - Богдан Сушинский

Впрочем, на то она и «папесса», – личный секретарь, личная медсестра и просто любимая женщина папы римского, – чтобы позволять себе то, что непозволительно другим женщинам из папского окружения.

– Все это похвально, господин Скорцени. Поэтому уверена, что вы также простите мне и то, что в разговоре с вами я представилась госпожой д’Ардель.

– Так это были вы?! Именно вы, а не госпожа Эслингер?

– Если синьора Эслингер уверяла вас в обратном, то, несомненно, взяла грех на душу, – успокоительно улыбнулась Паскуалина.

«Еще один грех, на свою несчастную, истерзанную…» – вполне реалистично представил себе Скорцени, как бы капризно пожаловалась в данном случае на судьбу сама Марта.

– Впрочем, согласитесь, что существуют женские грехи, которые способен прощать не только Господь, но и всякий великодушный мужчина.

– Теперь все прояснилось. Француженка, говорящая на немецком, с убийственным для берлинского слуха австрийским акцентом, – мягко улыбнулся штурмбаннфюрер, принимая предложение «папессы» отойти от «Мадонны» и распятия и присесть за небольшой столик. – Признаю, сногсшибательная конспирация.

Скорцени, конечно же, слегка плутовал против правды: никакого особого австрийского акцента в речи фрау Леннарт не сохранилось. Однако решил: пусть «папесса» считает, что все равно он «расшифровал» бы владелицу телефонного голоса, а его появление здесь – своеобразная игра в поддавки. Обер-диверсант еще только обдумывал, как вести себя с этой приближенной не только к папе римскому, но и к самому Господу, женщиной дальше, как неожиданно открылась дверь, и на пороге возникла Марта фон Эслингер.

«А вот и она, виновница этого “торжества”! – мысленно ухмыльнулся штурмбаннфюрер. – И, в невозмутимости своей, вновь предстает в ипостаси агнеца Божьего».

– Стол накрыт, фрау Леннарт, – объявила вошедшая, склоняя голову перед «папессой» и напрочь игнорируя присутствие Отто.

В то же время он заметил, как взгляды женщин встретились и на несколько мгновений застыли. Это был обворожительный и бессловесный сговор двух соперниц-единомышленниц. Поняв это, штурмбаннфюрер как-то сразу же почувствовал себя неуютно.

Вежливо предложив Скорцени перейти в соседнюю комнату, то есть последовать за фон Эслингер, «папесса» тем не менее позволила себе нанести очередной удар:

– Не волнуйтесь, господин штурмбаннфюрер, я не стану напоминать о том, что в резиденции папы вы представали передо мной в роли некоего доктора Рудингера, консультанта строительной фирмы «Вест-Конкордия» из, если мне не изменяет память, города Санкт-Галлена.

– Вот такой вы мне нравитесь больше, – уже откровенно рассмеялся Скорцени и с трудом сумел спохватиться, поскольку чуть было не положил руку на ее плечо. Вовремя сдержавшись, он сконфуженно взглянул на «папессу»:

– Великодушно простите, фрау Леннарт.

– А почему вы считаете, что мне не нравится… нравиться вам? – спокойно отреагировала на это Паскуалина, предусмотрительно, однако, отдаляясь от гиганта, которому едва достигала до плеча.

Стол был сервирован в сугубо корсиканском духе: две бутылки вина, три вида овощных салатов и два щедро политых вином куска жареной говядины.

– Неожиданно все это, – признал Скорцени, окидывая взглядом стол пиршества на двоих. – Все неожиданно: звонок, поездка, стол, общество…

– Война завершается, однако нас с вами по-прежнему ожидает много всяческих, больших и малых, потрясений.

Появился слуга и принялся медленно, вальяжными движениями наполнять бокалы. Обер-диверсант, возможно, не обратил бы на это внимания, если бы с первых же мгновений не признал в нем «бедного, вечно молящегося монаха Тото». Другое дело, что сам английский разведчик оставался совершенно безразличным к нему, и Скорцени вынужден был вести себя соответственно. На этой вилле они как бы находились на нейтральной территории, в которой действовало табу на любое противостояние агентов служб безопасности. Эдакая святая обитель диверсантов, в которой они очищаются под сенью неприкосновенности.

Единственное, что бросилось штурмбаннфюреру в глаза – в этот раз Тото был облачен в великолепно скроенный светский костюм, и когда он наклонялся, чтобы переставить прибор, рукоять одного пистолета выступала из-под брючного пояса, другого – из заднего кармана.

– Правда, нам стало известно, что тучи, которые сгущались над папой римским, теперь уже окончательно развеяны, – Паскуалина настороженно взглянула на Скорцени и, выждав, пока Тото удалится, продолжила: – Как известно и то, что вы не настаивали на продолжении этой антихристианской акции фюрера – похищении папы. Скорее наоборот…

– Скорее наоборот, – кротко признал обер-диверсант. – Эта акция не нравилась мне с самого начала, в самом ее замысле.

– Почему не заявили об этом сразу же, господин Скорцени? – укоризненно покачала головой «папесса».

– Выступить по радио с осуждением приказов фюрера? – саркастически подергал исполосованной шрамами щекой обер-диверсант.

– Ваше понимание юмора мне знакомо, – невозмутимо заверила его Паскуалина. – Но если на несколько минут отвлечься от него… Всего лишь следовало сообщить мне о вашей позиции. Еще тогда, во время встречи в резиденции папы.

– Не представлялось возможным, госпожа Леннарт. Ситуация была иной. Все прояснилось значительно позже.

– Вы правы: ситуация представлялась совершенно иной. Но мы чуть было не приняли против вас ответные меры. Лично против вас, – их взгляды скрестились и замерли.

– Мир не понял бы вас, если бы подобные контрмеры приняты не были. Если бы не последовала попытка… принять их.

– Но видит Всевышний, что я была… решительно против каких-либо… контрмер, – медленно, с расстановкой, произнесла Паскуалина, стараясь таким образом придать значительности каждому своему слову. – Очень решительно… выступала против идеи убрать вас еще до того, как вы со своими диверсантами подступитесь к резиденции папы.

– С чего вдруг такое сердоболие?

– Если бы я представала в другой ипостаси, то ответила бы сугубо по-женски, что в какой-то степени вы понравились мне.

– Но это было бы неправдой.

«Папесса» многозначительно улыбнулась и неопределенно как-то покачала головой.

– Ну, скажем так, не совсем правдой. С одной стороны, мне очень хотелось, чтобы это противостояние между вами и папой завершилось именно таким образом, как оно и завершилось.

– То есть «ни миром, ни войной».

– Чтобы Гитлер отозвал вас из Италии, – откорректировала его ответ Паскуалина, – поскольку сам отказался от своей затеи. С другой же стороны, я понимала: если вас убрать, Гитлер напустит на папу целую стаю других диверсантов и просто наемных убийц. И тогда уже все мосты, ведущие к примирению, будут, пользуясь вашей же терминологией, взорваны.

15

Они выпили немного вина и с минуту молча колдовали над салатом. Тишина, царившая в это время в комнате, как и во всем здании, была подобна тишине монастырской кельи.

Застолье начинало напоминать тайную вечеринку с дамой. Скорцени все еще не до конца уяснил для себя, почему Паскуалина решилась на приезд на Корсику и на этот странный визит. Однако уже прекрасно понимал, чем «папесса» рискует, если их встреча станет известной журналистам.

– Когда после войны по отношению к вам лично мир окажется еще более ожесточенным, чем сейчас вы – по отношению ко всему остальному миру, вы неминуемо вспомните об Италии, обо мне, о папе римском, а главное, о папской резиденции «Кастель Гандольфо». Не зарекайтесь, штурмбаннфюрер, не зарекайтесь, – с чисто женской суеверностью упредила она возражение Скорцени. – Еще неизвестно, как все сложится.

– В любом случае я буду помнить о вашем снисхождении ко мне, фрау Леннарт.

– Пока что рассчитываю на то, что и сейчас, в это очень смутное время, когда к власти на севере Италии вновь вернулся этот мерзавец Муссолини, жизнь папы будет оставаться в безопасности. Для нас не секрет, что Муссолини считает папу римского таким же врагом, как и короля, вместе с маршалом Бадольо, которые в свое время свергли и арестовали его. Хотите не согласиться со мной?

– Не вижу оснований, – передернул могучими плечами обер-диверсант рейха.

– Однако дуче вряд ли осмелится предпринимать что-либо против Святого престола без вашего, штурмбаннфюрер, одобрения и соучастия.

«Так вот оно в чем дело! Вот почему мятежная “папесса” решилась на приезд сюда и встречу с “первым диверсантом рейха”, как именовали тебя римские газеты после освобождения твоим отрядом из-под ареста самого дуче».

Скорцени с самого начала их встречи предполагал, что дело обстоит именно так. Но это было всего лишь предположение. Теперь же он как-то сразу почувствовал себя увереннее. И даже не от того, что ему ничего больше не угрожает на этой напичканной людьми «папессы» и монаха Тото вилле, из которой он теперь сможет уйти, сохранив достоинство. А скорее от осознания, что загадка, которая мучила бы его еще, наверное, очень долго, оказалась «разгаданной» самой Паскуалиной – ясно, недвусмысленно и весьма доходчиво.