Читаем без скачивания История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века - Анита Шапира

же время, когда внепарламентская активность усилилась благодаря деятельности Gush Emunim и поселенцев, Peace Now и спонсируемого Shas движения покаяния, возникли два параллельных явления. Люди были склонны отказываться от публичной сферы и оставаться дома. Это было выражением общественного разочарования в политической деятельности и невозможности влиять на политические процессы в стране. Это было также следствием усиления влияния телевидения, превратившегося в израильский «племенной костер». До 1990-х годов на израильском телевидении было только два или три канала. Просмотр телевидения создал своего рода воображаемое сообщество, состоявшее из большей части израильской общественности. Кондиционирование воздуха, которое с повышением уровня жизни стало обычным явлением в Израиле, сделало митинги и собрания на открытом воздухе гораздо менее привлекательными, чем раньше. Тем временем радикальные группы как слева, так и справа привлекали своих приверженцев на акции уличных театров. Телевидение переносило каждое животрепещущее событие с улицы в дома людей. Внепарламентские и другие экстраординарные события приобрели непропорционально большое значение, и средства массовой информации, освещающие их, укрепили мнение общественности о том, что руководство потеряло контроль, было слабым, не заслуживающим доверия.

Вакуум, созданный уменьшением власти политической системы, был заполнен судебной системой, усиление которой впервые стало очевидным в 1970-х годах. Ряд вопросов решало не правительство, а суд. Яркими примерами становятся государственные комиссии по расследованию (комиссия Аграната после войны Судного дня и комиссия Кахана после резни в Сабре и Шатиле), решения которых были обязательными для правительств из-за общественного давления. Верховный суд стал местом обращения граждан с жалобами на произвол властей не только в отношении прав человека, как в 1950-е годы, но и в вопросах культуры и политики. Именно Верховный суд постановил разрешить телетрансляции в канун субботы, а поселение Элон-Море было объявлено им незаконным и подлежало эвакуации. В течение 1980-х годов Верховный суд прекратил автоматически утверждать жалобы на ЦАХАЛ и ШАБАК в отношении административных задержаний и экспроприации земель на оккупированных территориях. Арабам, проживающим на территориях, хотя они не были гражданами Израиля, было предоставлено право подавать петиции в Верховный суд. Такие институты, как ЦАХАЛ, полиция и ШАБАК, потеряли право на организационную автономию и защиту от судебных исков.

Одним из поворотных моментов, положивших начало новой эре судебного господства, стало дело с автобусом № 300 1986 года. Все началось с того, что террористы предприняли неудачную попытку угнать автобус. По словам представителя ЦАХАЛа, террористы были убиты. Однако прибывшие на место журналисты сообщили, что видели, как сотрудники сил безопасности уводили двух террористов. Позже выяснилось, что они были допрошены, а затем убиты следователями ШАБАКа. ШАБАК пыталась скрыть свою причастность. Показания оперативников в суде оказались ложными, что подорвало доверие судей к отчетам ШАБАКа. Когда дело было раскрыто, премьер-министр Ицхак Шамир, его заместитель Шимон Перес и министр обороны Рабин не согласились с тем, чтобы оперативники ШАБАКа предстали перед судом, как того требовал генеральный прокурор. В результате генеральный прокурор был вынужден уйти в отставку. Его преемник согласился на сделку с признанием вины, в результате которой президент государства помилует обвиняемых до того, как они предстанут перед судом.

Тогда в последний раз израильское правительство смогло отправить в отставку генерального прокурора. Эта конкретная борьба между судебной и политической системами закончилась мнимой победой правительства, но на самом деле данный случай подчеркнул тот факт, что государственные органы подчиняются закону, а также наличие примата судебной системы над политической. С тех пор судебная система не принимает показания ЦАХАЛа, ШАБАКа и полиции как должное, и эти организации не освобождаются от судебного надзора.

Верховный суд занял линию, которая противоречила прежним обычаям израильской судебной системы. До 1980-х годов Верховный суд считал себя уполномоченным толковать законы в рамках юридических прецедентов, оставаясь при этом верным букве закона. После этого он начал интерпретировать законы, основываясь на том, что судьи считали нормативными ценностями, изложенными в Декларации независимости Израиля как еврейского демократического государства. Это был переход от судебного формализма к активности: Верховный суд стремился участвовать в формировании характера и ценностей государства. «Крайне сомнительно, что в мире есть еще один судебный институт, за исключением Верховного суда Соединенных Штатов, чья активность и участие в вопросах политики столь велики»[247], – заявил юрист Амнон Рубинштейн. Судебный активизм заключался в расширении сферы действия locus standi, права гражданина или органа на подачу заявления в Верховный суд. В прошлом данное право предоставлялось только лицам, заинтересованным в деле или имеющим прямое отношение к нему. Теперь любой гражданин мог подать в Верховный суд любой запрос, представляющий общественный интерес, а это означало, что суд мог пересматривать решения исполнительной и даже законодательной ветвей власти. «Все может быть рассмотрено судом», – заявил судья Аарон Барак, председатель Верховного суда с 1995 по 2006 год.

На это изменение явно повлияла американская система правосудия. В первые годы существования израильского государства судьи исходили из континентальной правовой традиции. Теперь источником влияния служили США, где многие израильские юристы изучали право. Американская система правосудия настороженно относится к государству и стремится ограничить его власть, поощряя индивидуализм за счет приверженности обществу. Верховный суд Израиля продвигал аналогичную либеральную повестку дня, проявлением чего стало принятие в 1992 году двух основных законов: Основного закона о достоинстве и свободе человека и Основного закона о свободе занятий. Со времен основания государства было признано, что вместо конституции, которая не имела шансов на принятие, Кнессет примет ряд Основных законов. Эти законы имели бы более высокий статус, чем обычные законы (хотя об этом никогда не говорилось категорически), и могли быть отменены только большинством голосов в Кнессете. Кнессет принял эти два Основных закона за несколько дней до выборов 1992 года почти без публичных обсуждений. Они составляют основу «законодательной революции» в Израиле, которую продвигал судья Барак в 1990-х годах.

Два Основных закона составляют израильскую Декларацию прав человека. До того как они были приняты, основные свободы защищались Декларацией независимости, правовой статус которой неясен. После их принятия эти два Основных закона стали основой сферы юстиции. Стоя над обычным законодательством Кнессета, они предоставляют Верховному суду право отменить закон, принятый Кнессетом, если этот закон нарушает равенство или индивидуальные свободы и права, согласно интерпретации Барака.

Эти законы также включают определение Израиля как «еврейского и демократического государства» в духе Декларации независимости. Эти два элемента, олицетворяющие сущность Государства Израиль, были предметом бурных споров в смысле баланса между ними. Судья Барак определил еврейский характер государства в сионистских терминах: Закон о возвращении, национальный гимн, флаг и герб, иврит и культура, еврейский календарь и еврейские праздники. Определение еврейского характера в этих терминах соответствовало светскому восприятию еврейского характера