Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

Поэтому останутся раритетные бумажные книги, останутся раритеты типа Брокгауза и Ефрона. Толстый том Кэрролла, который можно забыть на дачной веранде, и ветер будет шелестеть в нём Тенниела. При этом раритетные книги будут представлять из себя и музейные ценности, и вполне функциональные предметы — такие, как ручная мельница для специй, которую прадедушка привёз с турецкой войны, вот она хоть и старинная, но ей можно пользоваться, она все так же мелет перец, и стала каминной безделушкой.

А вот другая справочная литература, лишённая золотого обреза Брокгауза, отомрёт, потому что кнопочные словари, разумеется, удобнее для пользования. Научная литература станет электронной — кстати, художественная литература занимает не самый большой сегмент книгоиздательской деятельности. Но "сетевая литература" и электронная книга понятия из разных сфер. Хотя электронная книга, скорее всего, будет "запитываться" от сети, минуя все эти дискеты и компакт-диски.

Во-вторых, проблемы "сетевой литературы" — это проблемы современной литературы как таковой. Литература — это производство текстов с внимательным отношением к словам и к связям между этими словами. Ведь, если положить в сеть тексты Бунина, то от этого качество текстов его не меняется. В литературе есть только критерий качества, в Сети этот критерий осложнён толпами графоманов. В Сеть легче пробраться, она демократична. В ней есть огромное количество хороших текстов, рядом с ними продуцируется еще большее количество текстов средних, и уже безумное количество текстов графоманских. Последних в Сети бесчисленное множество: масса людей, которые думают, что они умеют писать, нажимая на клавиши компьютера, хочет о себе заявить. Вообще, чтобы на человека — на его текст или на его комментарий к чужому тексту, — обратили внимание, он должен быть интересен сам по себе. Времена подзаборных гениев, неинтересных при жизни никому, но заслуживших посмертную славу, прошли. Но это другая, бесконечная тема. Мы её трогать сейчас не будем.

Суть в том, что при современном росте населения количество существующих книг неосмысленно велико. Сеть интересна нам другим — возможностью компьютерной сортировки текстов, их доступностью и очень быстрым их обсуждением. Читателю всегда хочется высказаться, при этом каждый человек считает себя равновеликим автору. Особенно, если он вступил с ним в диалог. Раньше писатель был небожителем, было большой редкостью и счастьем, если читатель получал ответ от писателя на своё письмо. Сеть же предполагает возможность свободного обсуждения.

Есть и третий аспект сетевой литературной деятельности — журналистика. Интересно, что традиционной русской словесности серийные детективы и любовные романы конкуренции не составляют. Именно журналистика нового образа — "интеллектуальные путеводители", или "интеллектуальная кулинария", короткие эссе размером в экран компьютера побивают позиции литературы XX века гораздо вернее. Лучшие образцы этого жанра делаются своими для своих, интеллектуалами для интеллектуалов. И их авторы внимательно следят за тем самым, о чём я уже говорил — за алхимией соединяющихся слов, за тайным значением буковок

19 июня 2003

История про количество книг

В продолжение предыдущей темы вот что я хотел сказать.

Суть в том, что при современном росте населения количество существующих книг неосмысленно велико. Велико неосмыслимо. А ведь человек античности мог прочитать все книги, которые существовали на свете (если исключить экзотичных китайцев), ну и за исключением долговых расписок соседних полисов. В Средние века существовал универсальный язык и прочие сдерживающие обстоятельства. В эпоху Возрождения фронтальное чтение стало занятием уже почти невозможным.

Собственно, мне кажется, что Рубиконом в этом смысле было именно Возрождение, возникновение множества текстов на национальных языках, и проч., и проч.

Но и тогда теоретически можно было прочитать книги хотя бы по своей специальности.

К концу XX века стало невозможно прочитать всё уже по своей специальности.

Мы читаем только произвольно сделанную выборку.

20 июня 2003

История про чужую весеннюю дачу

Я ехал долго — и всё среди каких-то пыльных полей. Март наваливался на Подмосковье безжалостным солнцем, казалось, на окрестности вылили с неба целый ушат радиации.

Вдоль дороги стояли кирпичные кубические дома в три этажа. Было такое впечатление, что по окрестностям пробежал великан и рассыпал повсюду свои красные кубики.

Если присмотреться, то можно было понять — на какой стадии оборвался жизненный путь хозяина. Этот успел подвести дом под крышу, а этот только вырыл яму, и тут же его взорвали в "Мерседесе". Вот поросший лопухами фундамент застреленного бандита, а вот чёрные провалы вместо окон — хозяин бежал в Гондурас.

Я размышлял о новой формации привидений, — учитывая, сколько тел закатано в бетонные фундаменты этих домов. Тем более, что покупать дом убитого у коллег всегда было плохой приметой.

Но тут я приехал на вполне достроенную дачу моих друзей. Все окрестности были уже уставлены автомобилями, похожими на гигантские обмылки. Мы приехали справлять день рождения Аннушки.

Вовсю трещал огонь в гигантском мангале, протяжно, как раненая птица, пела какая-то французская певица — она жила в маленькой коробочке под приборной доской. Вообще, все машины стояли с открытыми дверцами, так что француженка просто оказалась первой, кого я услышал.

Я поцеловался с именинницей, вручил ей коробку, похожую на торт, обнялся с двумя известными людьми и одним неизвестным и уселся в уголке.

Стол уходил куда-то за горизонт. Я убедился, что и другого конца не видно.

День рождения напоминал Британскую империю — за этим столом никогда не заходило солнце.

Ко мне тут же наклонился неизвестный человек, с которым я обнимался.

— Тебе рабочие не нужны, а? — спросил он сноровисто, и не дожидаясь ответа, забормотал: — Я ведь сразу за ними на рынок подъезжаю и беру пучка два.

"Пучка два", — повторил он несколько раз прислушиваясь к себе и вспоминая. Я легко представил себе, как продавцы увязывают нескольких молдаван и украинцев в пучки и пакуют в "Газель", что трогается вслед за джипом покупателя.

Аннушка ходила где-то далеко, как луна по краю неба.

Она была нашей Лилей Брик, Мэрилин Монро нашего городка. Все мы побывали в ней, вернее, она благосклонно принимала нас в себе, но в каждом случае это был приход в гости, а не обустройство на новом месте жительства.

Каждый помнил её грудь и плечи, запах кожи, капельки пота — но дальше жизнь не продолжалась. Дальше падал нож фотографического резака, что пользовали любители квартирной и проявки и печати в советские времена.

Фотографии, на которых мы сидим за столами, и равноправными участниками которых стали горные пики бутылок и долины салатов — вот что осталось.

Муж-красавец тоже наличествовал — такой муж, который