Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
03 июля 2003
История о Лескове № 4
В "Левше" время спутано, как мочала. Казачий атаман Платов живёт на три десятка лет дольше, чем отмерила ему реальность.
Герои умирают за идею. Странник Флягин, сидя на дрожащей палубе парохода, рассуждает будто Шпенглер — будет война, по всему видно — будет. А, отвлёкшись, говорит — стало быть, умирать надо. За себя жить поздно. Монашеское надо снять, потому что воевать в нём неудобно, нечего идеей форсить, а умереть — к этому мы приучены, нам не привыкать.
Левша, умирая, хрипит о ружьях, чищеных кирпичом. Не надо, говорит, не портите калибр. Не слышат его, а ведь не о чем больше ему стонать, кроме как о поруганном его механическом деле, о государственном деле. Не о матери, не о невстреченной жене. О ружьях. Храни Бог войны, ведь стрелять не годятся. Мне умирать, а вам жить — с этими расчищенными ружьями. Не слышат.
Лесков рано, может быть раньше других, если не считать Булгарина, понял, что делает с писателем общественное мнение. Он не проговаривается о своём знании, но оно чувствуется. Один из томов лесковского собрания сочинений сожгли по указанию главного управления по делам печати. В царское, старорежимное, оговариваются источники, время. Что в этом, несмотря на изменившуюся обстановку, есть некое почётное обстоятельство.
Все это не анекдот. И история Левши — не анекдот, хотя об этом сняты фильмы и написаны книги. Даже у Замятина есть свой вариант "Блохи", не первая и отнюдь не последняя история об этих насекомых в литературе. Она всего лишь иллюстрация столкновения Запада и Востока, порядка и ужаса, которые на самом деле навсегда перепутаны, как следы блохи на человеческом теле. Блоха — известна, она миф, живущий отдельно от Лескова.
03 июля 2003
Ночная история
Поглядел, что тут было за время моего отсутствия. Ужас и страх, однако. То упыри какие-то кричат, о Церкви и бесовстве и норовят язычников раскассировать, то мусульманским близнецам головы отрезали, то всё дождь обсуждают, которого я в глаза не видел.
А у меня в спину так вступило, что уж и не знаю, дойду ли я сегодня до службы.
Мне прислали три приглашения на одну и ту же пьянку в нечитаемой кодировке. Издеваются.
Я полагаю, что это солнцеворот на всех действует.
Вокруг — банда упырей.
Тьфу, пойду я спать.
09 июля 2003
История про Америку
"Там статуя Свободы, на благо всем страдальцам попала в небо пальцем"
Однажды я получил послание, начинавшееся так: "Нынешние мировые события вновь дали возможность всем желающим развязать в российском обществе антиамериканскую истерику. Ощущая необходимость что-то ей противопоставить, я выступаю инициатором литературной акции "Мы любим Америку" и приглашаю вас принять в ней участие. Наиболее естественной формой такого участия было бы выступление с текстами, как-то связанными с США (будь то эссе, стихи или переводы американской поэзии), однако это условие не кажется мне принципиальным: любое ваше выступление со своими произведениями будет уместно и необходимо в такой рамке".
Я прочитал этот текст и задумался. Теперь, когда эта акция уже отошла в прошлое, можно сказать, что я об этом думаю.
Америку у нас не любят. Её не то, чтобы ненавидят, а именно — не любят, как не любили во времена моего школьного детства сыновей богатых родителей за их сытость и каникулы, проведённые заграницей, за бицепсы, накачанные в спортивной секции, за предопределённое поступление в институт и отцовскую машину.
И, иногда, когда они начинали драться, то понятно, что приёмы тогда ещё не запрещённого и пока вновь не разрешённого каратэ положат их противника в грязь за школой. Но была ещё надежда, что в драке им хоть надорвут по шву школьную форму, испачкают — хоть кровавыми соплями их белые кроссовки.
Сейчас я пытаюсь разобраться в собственных чувствах, и сознательно делаю это тогда, когда поезд ушёл, повод истончился и это — всё более и более моё частное переживание.
Итак, у меня складывается впечатление, что американское государство — огромная бюрократическая машина, угрюмый механизм — мне не всегда понятный. И не надо мне тыкать в нос какие-то аргументы за то, что это государство — исчадие зла, или, наоборот — рай земной. Я этого не знаю. И если начать спорить, то Америка окончательно превратится в сказочного Вольдеморта, которому одни молятся, а другие — ненавидят. Между тем, и те и другие — посторонние, и наполняют этими чувствами только своё внутреннее, отведённое для Америки пространство внутри головы.
А начать это следовало бы с исторической фразы:
— Почему вы пришли на занятие по военной подготовке в штанах наиболее вероятного противника?! — гневно спрашивал нас военрук. И был вовсе не прав — штаны те были сделаны в странах — вероятных союзницах. По крайней мере солдаты этих стран были вооружены не М-16, а АК-47. Противник становился то невероятным, то вновь — вероятным, время шло криво, и моя страна проиграла в холодной войне.
Для меня бессмысленно разделение американского народа и американского государства — потому что я не вполне ясно понимаю, что это такое. Есть такое время, когда лучше честно признаться в своём невежестве — в том, о чём говорят все.
Слово "народ" стёрто, а из параметров государственной машины я лучше всего помню тактико-технические характеристики бомбардировщиков двадцатилетней давности. Нет никакой Америки "вообще", а есть конкретный штурмовик А-10 и танк "Абрамс", предназначенные убивать меня точно так же, как Сухие и МиГи были предназначены убивать кого-то на той стороне. Есть конкретный писатель Рита Райт-Хемингуэй и Марк Твен, и ещё есть всякие грантодатели, что дают за этнографические рассуждения денег. Тут вот ведь какая штука — если попросят тебя сказать о какой стране, сразу шевелится мысль — не позовут ли тебя туда, не посадят ли в виде плюшки-коврижки в самолёт, не повезут ли куда — и это унизительнее, чем писательская делёжка шапок. А ведь я хотел бы увидеть Большой
