Читаем без скачивания Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев

Например, А. Махнач вспоминал: «Перед тем как получить подразделения, нас направили (16 человек) в один батальон 455 сп в целях проверки внутреннего распорядка взводов. Б-н находился в км-трах пяти от центра крепости в одном из его фортов (наших фортов за крепостью, по рассказам бойцов, было несколько. Они были соединены ходами под землей с крепостью). Во время своего пребывания в форту я проходил вместе с другими офицерами в подземные ходы на метров 300, где была уже вода и сырость. Невдалеке была небольшая река от форта»[1343].

О подземных ходах вспоминал и А. Леонтьев, сражавшийся в Цитадели. Ночью, переплыв Мухавец в районе 455 сп, проползя через весь Северный остров, ему удалось выйти из крепости через «подземный лазарет» в главном валу: «Лабиринты мы очень хорошо знали, так как дело старое (иногда без увольнительных ходили в город, а не через ворота)»[1344].

Однако, судя по всему, Леонтьев ушел через хорошо знакомый ему ветеринарный лазарет (т. н. «гавриловский капонир»), где действительно имеется проход через вал. Что же касается Махнача — то, говоря о «ходах, ведущих в крепость», он ссылается на рассказы бойцов. Самому же, как видно из рассказа, до крепости дойти не удалось — за ведущий в нее ход он принял, вероятно, одну из потерн, соединявших жилую казарму с капонирами или полукапонирами[1345].

Планировка помещений и размещение сооружений на территории крепости было одной из причин, создавших главные проблемы ее защитников — их разобщенность и невозможность прорыва за ее пределы.

Если присмотреться, то через всю историю штурма проходят либо попытки проломить какие-либо из ее стен, либо, как альтернатива этому, самоубийственные перебежки и прорывы под шквальным огнем со всех сторон. Если бы были какие-либо другие пути — сквозные подвалы или ходы, — они, несомненно, использовались бы защитниками. Конечно, среди них было много тех, кто прибыл в крепость накануне, не зная всех ее секретов — но немало и других, находящихся в ней уже давно и успевших облазить все мыслимые и немыслимые закутки. Тем более в критической ситуации — несомненно, что перед тем как идти на тот или иной прорыв, бойцы изучали все возможности наиболее безопасного выхода. И то, что никаких «чудо-ходов» найдено не было, говорит только о том, что их нет.

…На деле же все было прозаичнее. Перед Ельце была поставлена невыполнимая задача — именно здесь, на западе Северного, и располагалась одна из крупных группировок, находившихся в крепости. Кроме того, в ДНС жило немало командиров — стойких и опытных стрелков, вскоре так или иначе добывших оружие. И, наконец — на Северный из Цитадели сбежалось немало бойцов.

Именно нехваткой сил у Ельце объяснялась и странная неуязвимость стрелков (сил для тщательной зачистки и последующего удержания строений у него не было), и меткость снайперов — подбежав к какому-либо строению или миновав его, солдаты Ельце не успевали ни закрепиться, ни проверить его изнутри, — в итоге из этих же строений по ним били в упор, и особой меткости или снайперских винтовок и не требовалось. Даже после ввода в полосу наступления батальона Парака (практически удвоения численности атакующей группировки) — успех все же не был достигнут. И, скорее всего, батальонам Ельце и Парака[1346] удалось выйти к дороге от Трехарочного до Северных ворот только потому, что Северный, выходя к определенному предвоенными планами району сосредоточения, покинуло большинство его защитников (батальон Ландышева).

Пример с атакой Ельце и Парака показателен еще и тем, что несколько приглушает такие причины провала плана стремительного штурма, как слабый артналет, толстые стены, или невозможность пробиться в Цитадель из-за окружающих ее рукавов Мухавца. На Северном ничего этого не было — лишь долгая и упорная борьба за каждое строение. И главная ее причина — прежде всего численное превосходство обороняющихся после преодоления первого испуга.

Главный итог боя на Северном острове 22 июня — он доказывает изначальную обреченность идеи о штурме с налета имеющимися силами. Можно лишь предполагать, что было бы, введи Шлипер в первые часы в бой на Северном острове не батальон Парака, а весь полк Кюлвайна, или сосредоточь он в полосе Ельце основную массу артогня — но к чему эти гадания? В истории Брестской крепости и так много неизвестного, чтобы использовать сослагательные наклонения.

Попытки Шлипера и Йона исправить ситуацию оказались не менее провальными, чем стремительный штурм. Прежде всего — резерв дивизии (батальон Парака) вводится в бой без полного понимания обстановки (с батальоном Праксы связи нет). В итоге, уже задействовав Парака, можно было задуматься — имело ли смысл продолжать атаку на Северном, когда выяснилось, что и на Западном, и на Центральном дело не только практически провалено, но и срочно требуются силы для деблокады окруженных?

Последующие атаки через Трехарочный кажутся тем более странными, что в руках немцев к этому времени находился Тереспольский мост. Наступать главными силами именно там, у Тереспольского, сосредоточившись у ворот (или пройдя вдоль казармы к Бригидским, а оттуда через плац), а не атакуя по открытому обстрелу со всех сторон Трехарочному мосту, кажется наиболее логичным. Атаки через Трехарочный можно объяснить только тем, что, введенный не там, где нужно и не тогда, когда нужно, батальон Парака уже увяз в бою и не мог перебросить силы на Западный.

В итоге атаки от Бригидских и Тереспольских ворот с наиболее благоприятного исходного рубежа из-за недостатка сил ни к чему не привели. Даже там, где немцам и удавалось закрепиться (полковая школа 44 сп), их, неспособных привлечь резервы, сразу же выбивали. А в это время силы, возможно и способные чего-то добиться, раз за разом откатывались от Трехарочного.

К тому времени, когда в дело вошел полк Кюлвайна, возникли новые обстоятельства — в штабах, ужаснувшись размеру потерь, начали склоняться к тому, чтобы вообще прекратить атаки. Неудача с использованием штурмовых орудий заставила окончательно принять решение — на сегодня хватит!

В итоге, когда у дивизии после прибытия I.R.133 наконец-то появились силы, способные решить задачу по деблокаде окруженных, было уже поздно — от «стремительного налета» перешли к «тщательной осаде». Как видим, «моральный эффект» 22 июня поразил скорее командование 45-й дивизии, чем защитников крепости, но еще раньше — ее атакующие подразделения, что особенно четко проявилось при атаке «штугов».

Вывод. Причина провала штурма — чрезмерность задачи, стоящей перед дивизией. Преследуя в первую очередь цель по захвату мостов на Мухавце, она не могла выделить на цитадель достаточно сил. Далее, стремление захватить на цитадели «все и сразу» привело к распылению и без того слабых, выделенных для ее штурма сил, а попытка обеспечить их продвижение — к распылению средств, прежде всего артиллерии.

Взятие на себя невыполнимых обязательств, неблагоприятное развитие обстановки — следствие недооценки командованием дивизии и корпуса противника, стремление к эффектным результатам, обусловленное неопытностью как командования дивизии, так и командования и личного состава ее частей и подразделений.

…Поскольку главной причиной «морального эффекта» были потери дивизии, то здесь самое время сказать о них. При этом можно рассмотреть лишь итоговые потери 45 I.D.и (в т. ч. и приданных ей частей и подразделений) как в полосе ее наступления 22 июня, так и в проводимых ее частями боях за Брест за весь период боев — с 22 по 30 июня.

Распределение потерь по дням, хотя о нем и будет сказано, вряд ли оправданно, учитывая обстановку, — факт смерти или ранения фиксировался тем днем, когда был найден труп или раненый поступал на пункт оказания медпомощи. Поэтому погибшие 22 июня отнесены к 24 июня, когда были найдены. Если же факт смерти фиксировался по свидетельским показаниям (отсюда, вероятно, число погибших 22 июня, приводимое Йоном и Гшопфом), то эти данные весьма условны. Например, погибшими 22 июня вполне могли значиться и найденный впоследствии раненым Тойчлер, и убитые 23 июня немцы, засевшие утром 22 июня в столовой 33-го инженерного полка (и с этой минуты, вероятно, считавшиеся пропавшими без вести).

Потери 45-й дивизии за 22–30 июня, это не потери в бою за Брест (в черте города наступала и 31-я дивизия, а часть 45-й дивизии — к югу от Бреста). Это тем более и не потери в бою за Брестскую крепость — как минимум, вне ее пределов погибли подносчики лодок для группы Кремера, да и сам Кремер. Бои велись и у переправ на Мухавце, и в Бресте. Говоря о потерях дивизии, в их число необходимо включить и потери приданных ей подразделений, а также подчеркнуть, что ведется подсчет только тех (хотя позволят ли имеющиеся данные сделать это?), что были понесены ими и дивизией в Бресте и вокруг него.