Читаем без скачивания Как любят мертвые - Чарльз Буковски

Вот так вот. Я поехал домой к Бетти, и мы раскупорили бутылочку.

Я ведать не ведал, что через пару лет вернусь сортировщиком и просортирую, весь сгорбившись на табурете, почти 12 лет.

Часть 2

1

Тем временем дела шли. У меня случилась длинная цепочка удач на скачках. Мне там стало увереннее. Каждый день я нацеливался на определенную прибыль, где-то от пятнадцати до сорока баксов. Слишком многого не просил. Если не выигрывал вначале, ставил еще чуть-чуть – если бы лошадь пришла, еще остался бы запас прибыли. Возвращался домой, день за днем в выигрыше, показывая Бетти большой палец еще с улицы.

Затем Бетти нашла работу машинистки, а когда баба находит работу, сразу же замечаешь разницу. Мы киряли ночи напролет, и она уходила по утрам раньше меня, вся с перепоя. Теперь она поняла, что это значит. Я вставал около 10.30, выпивал лениво кофе и съедал пару яиц, играл с собакой, заигрывал с молоденькой женой механика, жившего на задворках, подружился со стриптизершей, жившей в доме впереди. К часу дня я был на бегах, возвращался с выигрышем и выходил с собакой к автобусной остановке встречать Бетти с работы. Хорошая житуха.

Потом однажды вечером Бетти, любовь моя, все и выложила после первого стакана:

– Хэнк, это невыносимо!

– Что невыносимо, детка?

– Ситуация.

– Какая ситуация, детка?

– Я пашу, а ты валяешься. Все соседи думают, что я тебя содержу.

– Черт, а когда я работал, а ты валялась?

– Это по-другому. Ты – мужик, а я – женщина.

– О, а я и не знал. Я думал, что вы, суки, всегда орете за равные права.

– Я знаю, что происходит с этой пампушкой на задворках, разгуливает перед тобой, сиськи нараспашку…

– У нее сиськи нараспашку?

– Да, СИСЬКИ! Ее здоровенное белое вымя!

– Хммм… Действительно большие.

– Вот видишь! Заметил-таки!

– Ну и какого черта?

– У меня тут подруги есть. Они видят, что происходит!

– Это не подруги. Это сплетницы поганые.

– А та б лядина спереди, что танцоркой выступает?

– Она что – блядина?

– Да она же на что угодно вскочит, лишь бы хуй торчал.

– Ты совсем сбрендила.

– Я просто не хочу, чтобы все эти люди считали, будто я тебя содержу. Все соседи…

– К черту соседей! Какая нам разница, что они думают? Нам же раньше было плевать. А кроме того, я плачу за квартиру. Я покупаю еду! Я выигрываю на скачках. Твои деньги – это твои деньги. Раньше тебе так никогда не фартило.

– Нет, Хэнк, все кончено. Я так больше не могу! Я встал и подошел к ней.

– Ладно, ну хватит, детка, ты сегодня просто немного расстроена.

Я попытался ее облапать. Она меня оттолкнула.

– Ладно, черт возьми! – сказал я. Вернулся к своему креслу, допил, налил еще.

– Все кончено, – сказала она, – больше ни единой ночи с тобой не сплю.

– Хорошо. Оставь себе свою пизду. Не такая уж она и замечательная.

– Дом себе возьмешь или съедешь? – спросила она.

– Бери себе.

– А собаку?

– И собаку бери, – ответил я.

– Она будет по тебе скучать.

– Я рад, что хоть кто-то будет по мне скучать.

Я встал, вышел к машине и снял первую же квартиру, где висела табличка. Переехал я в тот же вечер.

Я только что потерял трех баб и собаку.

2

Не успел я опомниться, как у меня на коленях сидела молоденькая девчонка из Техаса. Не буду вдаваться в подробности, как мы с ней познакомились. Короче, она возникла. Ей 23, мне – 36.

У нее были длинные светлые волосы и хорошее плотное мясо. Я еще не знал в то время, что денег у нее тоже много. Она не пила – пил я. Поначалу мы много смеялись. И вместе ездили на скачки. Она была красоткой, и всякий раз, когда я возвращался на место, какой-нибудь обсос придвигался к ней поближе. Их там водились десятки. Они всё подползали и подползали. А Джойс просто сидела. Разбираться с ними приходилось двумя способами. Либо брать Джойс и отваливать, либо говорить парню:

– Слышь, приятель, эта уже занята. Хиляй отсюда.

Но сражаться с волками и лошадьми одновременно – это слишком. Я проигрывал. Профессионал ходит на бега один. Я это знал. Но думал, что, может, я – исключение. И пришел к выводу, что вовсе я никакое не исключение. Деньги терять получалось так же быстро, как и у любого другого.

Затем Джойс потребовала, чтобы мы поженились.

Какого черта? – подумал я, все равно я спекся.

Я отвез ее в Вегас жениться подешевле, затем сразу же привез обратно.

Продал машину за десять долларов и не успел очухаться, как мы оказались в техасском автобусе, а когда приземлились, в кармане у меня оставалось семьдесят пять центов. То был очень маленький городок, все население где-то под 2000. Экспертами этот городок был признан, как писали в одном большом журнале, последним городом в США, на который враги захотят сбросить атомную бомбу. Ясно почему.

А все это время, сам того не ведая, я пробирался назад к почтамту. Мать его.

У Джойс в городе был домик, где мы валялись, еблись и жрали. Кормила она меня до отвала, я от нее растолстел и ослаб одновременно. Ей все было мало. Джойс, жена моя, была нимфой.

Я ходил гулять по городку в одиночестве, чтоб от нее сбежать, со следами зубов по всей груди, шее и плечам – и кое-где еще, что беспокоило меня больше и было довольно болезненно. Она пожирала меня живьем.

Я хромал по городу, а они на меня таращились, зная и про Джойс, и про ее сексуальные позывы, а также про то, что у ее деда и отца денег, земли, озер, охотничьих угодий больше, чем у них всех вместе взятых. Они жалели и ненавидели меня одновременно.

Однажды утром прислали карлика – он поднял меня с постели и начал возить по округе, показывая то и это, мистер Такой-то-и-такой-то, отец Джойс, владеет вон тем, а мистер Такой-то-и-такой-то, дедушка Джойс, – вот этим…

Мы ездили все утро. Кто-то пытался меня напугать. Мне было скучно. Я сидел на заднем сиденье, а карлик думал, что я – пройдоха и вкрался в доверие к их миллионам. Он не знал, что я – несчастный случай, бывший почтальон с семьюдесятью пятью центами в кармане.

Карлик, бедолага, болел чем-то нервным и ехал очень быстро, время от времени