Читаем без скачивания Я – Шарлотта Симмонс - Том Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совершенно бессознательно она вдруг оторвалась от губ Хойта, откинулась назад и строгим голосом – да-да, как хозяин собаке – сказала:
– Нет, Хойт!
– Что – «нет»?
– Ты знаешь, что. – Пожалуй, это прозвучало не слишком любезно, чересчур коротко.
– Что я знаю «что»? – В его голосе звучал вызов, но на лице при этом было совершенно собачье выражение – так смотрит на хозяина собака, которую застукали за чем-то запрещенным. Получив хороший выговор, она стоит, понурив голову, и смотрит на хозяина печально-покорными глазами, явно гадая, ограничится ли дело словесной выволочкой или же последует шлепок.
Впрочем, это продолжалось недолго, Хойт быстро взял себя в руки и вновь стал королем Хойтом Крутым сент-реевским. Спокойным, даже холодным голосом, в котором читалось легкое презрение к столь непоследовательной позиции «партнера по переговорам», он поинтересовался:
– И что ты собираешься делать?
– Я пойду домой, Хойт.
Голос Шарлотты дрожал. Ей было трудно выговорить в один прием даже короткую фразу. Хорошо еще, что у нее хватило духу обратиться к Хойту по имени. Это придало ее словам хоть какой-то намек на уверенность в правильности своего решения. Более того, она даже нашла в себе силы провести ладонью по его левой – не пострадавшей в битвах и сражениях – щеке.
– Извини, Хойт, мне действительно пора.
Она попыталась на прощание чмокнуть его в губы, но он вдруг отвернул голову так, что губы оказались вне пределов ее досягаемости.
Теперь Шарлотта испугалась, что зашла слишком далеко – не позволив ситуации зайти слишком далеко, – и что все пропало и разрушено.
– Мне в самом деле очень жаль, Хойт.
– Вас понял, перехожу на прием, – отозвался Хойт с убийственно доброй улыбкой на лице. Эта улыбка не оставляла никаких сомнений в том, что он хотел сказать: «Учти, это последнее «прости».
– Понимаешь, дело в том…
– Дело в том, что тебе пора. – Он пожал плечами и улыбнулся все той же доброй и в то же время не оставляющей никаких надежд улыбкой, а потом еще раз пожал плечами.
Шарлотта выбралась из машины и, перешагнув бетонную шпалу, обозначавшую границу периметра парковки, пошла напрямик по газону к воротам Мерсер. Ей почему-то вспомнилось, как она впервые подходила к этому туннелю, уводившему ее к новой жизни… вспомнился отец со своей чудовищной русалкой, вытатуированной на предплечье и, словно красный сигнал светофора, предупреждавшей посторонних: «Не суйся, хуже будет»… и как отец отказался от помощи студента-добровольца, опасаясь, что тому придется давать чаевые… а еще старый проржавевший пикап со спальными местами прямо в обшарпанном грязном кузове… потом семья Эймори и поход в «Скворчащую сковородку»… в общем, все удары и поражения, которые ей пришлось пережить в первые дни своего пребывания в Дьюпонте… и как ей тяжело тогда пришлось… Как же долго она шла едва ли не к единственной своей победе – и как легко, буквально одним своим неосознанным движением превратила эту победу, этот триумф в поражение! Все, о чем могла мечтать девушка, попавшая в блистательный Дьюпонт из деревенской глуши, – ну, если не все, то главное: бойфренд – старшекурсник, красавец, живое воплощение типа воина-победителя, да что там – сама победа во плоти! И надо же было… сначала она позволила ему зайти так далеко… а потом маленькая девочка из Спарты вдруг запаниковала… обломала парня в самый неподходящий момент… Но ведь не должна же она была позволить Хойту то, что он собирался сделать… Это не было даже ее решением. У Шарлотты просто сработал рефлекс, такой же естественный рефлекс, какой вырабатывается у ребенка, случайно прикоснувшегося к раскаленной докрасна дверце печки… да-да, именно докрасна, как топили у них дома Чуть раньше нее к туннелю Мерсер подошла компания ребят и девчонок. Все было как всегда: девушки визжали и кричали – веселые и возбужденные оттого, что были с парнями, а один из парней что-то выкрикнул нарочито серьезным голосом, как и полагается произносить уморительные шутки – самые остроумные шутки в мире, с точки зрения визжащих девчонок. Старомодные светильники окрашивали их лица в нездоровый желтушный цвет, пока они не скрылись в тени туннеля. Шарлотта услышала гортанный рев хойтовского «шевроле», сорвавшегося с места. Глушитель прогорел, мелькнуло в голове у Шарлотты. Ее скромных познаний относительно устройства автомобиля вполне хватило на то, чтобы определить причину рева… вот папа – он бы в две минуты заварил этот глушитель, и ездить бы стало намного комфортнее… и она просто умирала от желания оглянуться и посмотреть в ту сторону, где разворачивался здоровенный «субурбан», даже зная, что отсюда, от входа в туннель, она не сможет увидеть, смотрит на нее Хойт или нет, но она умирала от желания оглянуться сквозь темноту и дурацкий болезненно-желтый, мертвенный свет бесполезных и аляповатых старомодных фонарей, отражающийся в ветровом стекле… она так отчаянно хотела взглянуть на него, словно сказать: «Хойт, я ведь не хотела тебя обидеть, я совсем не хотела рвать с тобой отношения!»
– Шарлотта!
Она оглянулась. К ней подошла Беттина, которая спросила озабоченным голосом:
– Эй, что случилось?
– А что – заметно?
– Ну… вообще-то да, – ответила Беттина. – Тебя ведь раскусить – дело нехитрое.
Подруги вдвоем вошли в туннель, который подсвечивали изнутри всего две специально подобранные слабенькие лампочки. Лучше уж вообще никакого света чем такой, почему-то подумалось Шарлотте.
– Что же я натворила! Какая же я все-таки ду-у-у-у-ура, – сказала она. Она проговорила это громче, чем собиралась, и эхо разнесло слова по всему туннелю. На мгновение «ду-у-у-у-ура» повисло в воздухе, как стон, как жалобный вой, как крик отчаяния.
– Да что же уж такого глупого ты натворила? – спросила Беттина.
Но Шарлотта ее не слушала. У нее в мозгу словно щелкнул какой-то переключатель, и теперь оставалось только вновь обрести дар речи. Вот тогда первым ее вопросом к подруге будет такой: как найти повод, любой самый дурацкий повод, чтобы позвонить Хойту и чтобы при этом не выглядеть жалкой и умоляющей?
Когда Хойт вернулся, в библиотеке были только Вэнс и Джулиан. Вэнс подмигнул ему:
– Что-то ты на этот раз припозднился, старик. Ну как, плейбой, удалось… перепихнуться?
Хойт плюхнулся в свое персональное кресло и сказал:
– Ну-у-у… я бы не сказал – перепихнуться в полном смысле этого слова, но мы над этим работаем. Понял? Ничего, рано или поздно все будет нормально. Мы своего добьемся. А знаете, что я надумал? Приглашу-ка я ее на наш официальный бал.
– Что? Эту малолетку? – изумился Джулиан. – А как насчет той – Не-помню-как-зовут? Я ее так и прозвал – Не-помню-как-зовут, потому что ты с ней два месяца… протрахался в полном смысле этого слова, – он ткнул большим пальцем в сторону лестницы, – прежде чем узнал ее имя. Если бы в Книге рекордов Гиннеса была категория «самое долгое анонимное траханье», ты бы наверняка попал в эту книгу, плейбой хренов.
Хойт, рассеянно глядя куда-то в пространство перед собой, сказал:
– Насчет перепихнуться она была в порядке, мужики. Нет, честно, просто охренеть. Но она дала мне большой отлуп. Даже по телефону со мной больше не разговаривает, твою мать. Вот неблагодарная – считает, что я всего-навсего обычный бабник из клуба. Так прямо и сказала.
Вэнс и Джулиан в один голос взвыли.
– Бабник! – завопил Джулиан. – Твою мать! Нет уж, девчонку, которая так к тебе относится, приводить нельзя, да и лучше вообще с ней не связываться!
– Джулиан прав! – заявил Вэнс. – Еще не хватало привести такую идиотку на официальный бал Сент-Рея! Ни хрена, много чести будет!
Приятели еще некоторое время поприкалывались по этому поводу, но вскоре поток остроумия иссяк, и Хойт, дождавшись паузы, сказал:
– И все-таки факт остается фактом: на бал мне идти не с кем! Не могу же я просто позвонить любой девчонке и объявить: «Слышь, красотка, у нас тут в Сент-Рее завтра крутая тусовка, и я тебя с собой возьму, чтоб мужики не подумали, что мне вообще никто не дает».
– Есть вариант: ты всегда можешь отбить девчонку у Ай-Пи, – оживился Джулиан.
– Не понял. Ты это про кого? – спросил Хойт.
– Да ты ее знаешь – это Глория, с психологии-философии. Девочка первый сорт, пальчики оближешь. Да за такую бабу я сам готов себе левое яйцо отрезать. И как только этот мудак Ай-Пи сумел уговорить ее быть его девушкой на балу, я даже не представляю. Просто охренеть!
– Ну… нет, на хрен, – подумав, сказал Хойт. Затем, выдержав паузу, заключил: – Не-е-ет… Я все-таки использую свой шанс и приглашу Шарлотту.
– Эй, чувак! – торжествующе улыбаясь, воскликнул Вэнс. – Что я слышу? Твою мать, ты даже запомнил, как ее зовут! Наверно, это любовь!