Читаем без скачивания Завтра в тот же час - Эмма Страуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 14
В каждой руке у Элис болталось по большому пакету: в одном дорогущий свитер, в другом коробочка с объедками от ужина «для домашнего питомца». Она никогда, ни разу в своей нью-йоркской жизни, не оказывалась одна посреди ночи в самом западном районе тридцатых улиц. Она прошлась до Восьмой авеню, где попала в толпу людей с чемоданами на колесиках, направляющихся к Пенсильванском вокзалу. Пьяной она себя не чувствовала, но мир приобрел несколько придурковатый налет, и она хихикала, продираясь сквозь поток тел на тротуаре. Станция метро была совсем рядом, но ей не хотелось туда спускаться. Прелесть Нью-Йорка заключается в прогулках, счастливых случайностях и незнакомцах, и потом, ее день рождения еще не закончился, поэтому она зашагала дальше. Свернув, она пошла по Восьмой авеню мимо убогих магазинчиков с магнитиками, брелками, футболками I ♥ NY и поролоновыми перчатками в форме статуи Свободы. Элис прошла почти десять кварталов и вдруг поняла, что у нее появилась точка назначения.
Подростками они с Сэм вместе с друзьями много часов просиживали в барах: в «Дублин Хауз» на Семьдесят девятой; в баре «Погружение» на углу Амстердам-авеню и Девяносто шестой с неоновой вывеской в форме пузырьков, хотя он и находился в опасной близости к дому; а также в нескольких облюбованных студентами местечках на Амстердам-авеню с ободранными столами для бильярда, где за двадцать баксов можно было купить ведро пива. Иногда они даже забредали в бары около Нью-Йоркского университета на Макдугал-стрит: оттуда можно было сбегать через улицу за фалафелем, а затем вернуться, делая вид, что где-то там находился их офис и они просто выбежали на обед. Но их излюбленным местом была “Matryoshka” – бар в русском стиле на станции метро первой и девятой ветки на Пятидесятой улице. Сейчас там проходит только первая ветка, но тогда была еще и девятая. Все вещи постоянно менялись, хотя иногда это было и незаметно. Наверное, поэтому люди часто не чувствуют себя на свой возраст. Это ведь происходит так медленно: каждый день ты просто становишься чуть более медленным и скрипучим, а мир вокруг меняется так постепенно, что к тому времени, когда угловатые машины эволюционируют в обтекаемые, к желтым такси присоединяются зеленые, а жетоны в метро заменяют карты, ты уже ко всему этому привыкаешь. Все мы по сути – лягушки в кипятке.
Бар “Matryoshka” был единственным в своем роде. На станциях встречались крошечные лавчонки размером с платяной шкаф и магазинчики, где продавали воду и батончики, кое-где в мидтауне попадались обувные мастерские, где также продавали зонты и другие вещицы, которые могли вдруг понадобиться занятым пассажирам, было даже несколько барбершопов, но ничто из этого не могло сравниться с этим местом. Во всех барах обычно темно – отчасти в этом и есть их суть, но “Matryoshka”, пристроившаяся на лестничном пролете с левой стороны от турникетов, была подземельем в буквальном смысле. Туда вела черная дверь, а единственным опознавательным знаком была нарисованная на уровне глаз буква «М». Элис не заглядывала туда пятнадцать лет. Она знала, что бар все еще там, – это было злачное место, подземная достопримечательность, куда редакция «Нью-Йорк мэгэзин» любила отправлять репортеров и кинозвезд, чтобы заполучить «реальную атмосферу». Элис хотела написать Сэм, но потом подумала о том, как это будет выглядеть: «У меня день рождения, и я тусуюсь в баре на станции метро. Одна!» Это была и шутка, и мольба о спасении, но Элис не хотела, чтобы ее спасали. Она хотела пропустить последний бокальчик в месте, которое любила, пойти домой и на следующее утро проснуться сорокалетней, а потом в один прекрасный день она могла бы начать жизнь заново.
На лестнице толпился народ, и Элис забеспокоилась, что “Matryoshka” стала слишком популярным местом и теперь, чтобы попасть туда, нужно отстоять очередь, чего она, разумеется, делать не будет, но оказалось, что эти люди просто выходили из метро. Дверь была открыта, внутри бара царила знакомая, чуть забродившая темнота. Даже подпиравший дверь барный стул – черный, с потрескавшимся кожаным сиденьем – был очень похож на тот, на котором Элис в свое время провела много часов, положив тощие подростковые локти на липкую барную стойку. Бар состоял из двух комнат: тесного пространства, куда входили посетители, где располагался сам бар, и зоны с черными кожаными диванами, которые, судя по их виду, кто-то когда-то любил, а потом выбросил на тротуар, и в итоге они оказались спущены по ступенькам входа в подземку и обрели здесь свой последний приют. Там же стояло несколько престарелых пинбольных автоматов и один музыкальный, тот самый, который им с Сэм так нравился. Это ее удивило – когда она была в старшей школе, музыкальные автоматы стояли повсюду, в барах и закусочных, иногда встречались маленькие настольные, но она уже много лет не видела такого, как этот, – огромный ящик высотой до плеч, размером с типичную нью-йоркскую гардеробную. Бармен кивнул ей, и Элис вздрогнула. Это был тот же чувак, который работал тут сто лет назад, – что, конечно, было неудивительно, скорее всего, он был тут хозяином, – но он выглядел в точности так же, как тогда. Может, появилось несколько седых волос, но Элис была уверена, что он изменился не так сильно, как она сама. Полумрак красит всех.
Она приветственно кивнула в ответ и пошла глянуть на второй зал. Чаще всего они с друзьями проводили время именно там, потому что там было больше диванов и места, чтобы развалиться, флиртовать и танцевать. Дальний угол занимала фотобудка: иногда
