Читаем без скачивания Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Шурасик, который знал все на свете, кроме одного: почему он такой зануда, порой принимался рассуждать, что Лукоморский дуб – одна из параллельных реинкарнаций мирового древа. Однако Таня, видевшая мировое древо в квартире у Дурневых, очень в этом сомневалась. Мировое древо было легким и стремительным. Оно взмывало ввысь, точно пирамидальный тополь или кипарис. Громадный же, неуклюжий, давящий своей мощью дуб скорее был олицетворением язычества, силы земли или хаоса.

Обходя дерево, Таня случайно заметила между его толстыми корнями нечто вроде естественно образовавшейся ниши или норы, достаточно глубокой, чтобы в нее мог пролезть человек. Движимая любопытством, Таня легла на живот и поползла внутрь. Ей пришло в голову затаиться здесь и после напугать Пуппера. В норе было так темно, что она едва различала свои же ладони.

«А ну как меня кто-то с той стороны схватит и затянет внутрь! Или я сама застряну!» – опасливо подумала Таня.

Но ее никто не схватил. Вместо этого пальцы неожиданно натолкнулись на что-то холодное, звякнувшее в темноте. Таня поспешно отдернула руку. Лишь минуту спустя она набралась храбрости и, вновь ощупав загадочный предмет, поняла, что это нечто вроде круглого металлического блюда. Разве только внутри блюда не бывает кожаных ремней.

«Ага, тогда я, кажется, догадываюсь, что это может быть!» – подумала Таня.

Ухватившись за ремень, она выползла из норы и с немалым трудом вытащила наружу серебряный щит.

Щит сверкал, точно зеркало. Таня некоторое время разглядывала в нем свое лицо. Центр щита был ровным и идеально отшлифованным. Если он и искажал отражение, то незначительно. По краям щит покрывали руны, вписанные в орнамент, состоящий из виноградных листьев и гроздьев.

«Чего только не найдешь на Буяне! Интересно, Сарданапал знал, что под дубом лежит щит?» – подумала Таня, удивляясь, что, пролежав в норе, щит совсем даже не потускнел. Впрочем, у магических предметов – а щит явно относился к их числу – были свои отношения со временем.

Разглядывая щит, Таня прождала Пуппера еще минут двадцать. Окончательно потеряв терпение, она решила вернуться в Тибидохс. Спускаться с холма по снегу ей не хотелось. Тогда, сев на перевернутый щит, она оттолкнулась, подобрала ноги и помчалась по покрывавшему снег насту.

Вначале щит скользил медленно, точно осваиваясь в новом качестве, но вскоре разогнался, как пикирующий контрабас. Ветер поспешно завел свою стремительную песню. Он то звенел как комар, то фальшиво насвистывал какой-то мотивчик. Таня вцепилась в ремни. Она и не надеялась, что сумеет так разогнаться. К тому же круглый щит вращало, так что малютка Гроттер спускалась то боком, то спиной вперед.

Пытаясь выровняться, Таня увидела стремительно приближавшийся к ней дуб – крайний из дубов нижней рощи, о которой она совсем забыла. Поняв, что никаким другим способом избежать столкновения не удастся, Таня Гроттер торопливо скатилась со щита и, раскинув руки, стала тормозить о снег.

Снег забивался ей в рукава, за воротник, щипал шею и грудь. Немного не докатившись до дуба, Таня остановилась, оказавшись рядом с перевернувшимся щитом. Голова у нее кружилась. Ей почудилось, что дерево, в которое она едва не врезалась, неожиданно раздвоилось. Отделившись от ствола, к Тане подбежал Гурий. Он был синенький от мороза, закутанный, как отступающий француз в 1812 году, в какие-то шерстяные платки, но очень бодрый.

– О Таня! My dear! – воскликнул он, пытаясь обнять и поцеловать ее.

Таня заслонилась щитом. Страждущий англичанин, закрывший от предвкушения глаза, поцеловал в щите свое отражение, едва не примерзнув к нему языком.

– Таня! Почему ты такая суровая? Я не видел тебя больше месяца, а ты даже не подарить мне поцелуй! – разочарованно сказал он.

– Подумаешь, месяц. Это еще не повод, чтобы обмениваться микробами… Ладно, если хочешь, можешь пожать мне руку, – разрешила Таня.

Воспользовавшись разрешением, Гурий долго мял ее ладонь. Одновременно он зачем-то сунул левую руку в карман.

– Ты случайно не феминистка? У нас в Магфорде много феминисток! – озабоченно спросил он.

– Феминизм – это к Шито-Крыто! У меня другой диагноз, – сказала Таня.

– Диагноз? Какой? – забеспокоился Гурий. Приученный тренером принимать перед едой кучу витаминов, он ужасно боялся всевозможных болезней.

– Простой и неизлечимый. Я Гроттерша, и этим все сказано.

Гурий с облегчением перевел дух.

– Ты не подумай, я очень уважаю феминисток. Моя хорошая знакомая Гореанна феминистка, но… – начал он.

– Но жениться на ней ты не хочешь и согласен уступить ее Перуну. С тобой все ясно. Все вы такие. Вам всем клушу подавай, – фыркнула Таня.

Она уже жалела, что не прикинулась феминисткой. Это был бы эффектный и простой способ раз и навсегда отделаться от Гурия. Пуппер заморгал. Глазки у него стали печальными и умоляющими, как у песика, который выпрашивает мясо.

– Таня, почему у нас все не так? – печально произнес он.

– Как не так? – спросила Таня.

– Не так.

– А как чтобы так?

– Я не знаю как, но не так, – сказал Пуппер еще печальнее.

– А конкретнее нельзя? Какого так ты от меня ожидаешь? – поинтересовалась Таня.

Гурий смущенно порозовел.

– Никакого не ожидаю. У меня все о'кей, – поспешно проговорил он.

Таня почувствовала, что еще немного и Пуппер встанет у нее на одну доску с Жикиным. Гурий ей катастрофически надоедал. Самый простой способ потерять девушку – это свалить на нее вину за свои неудачи. Или обращать слишком много внимания на ее настроения. Гурий совершал обе ошибки разом.

– Ты опоздал на свидание. Я уже хотела вернуться, – сказала она.

– Я не опоздал. Я тебя искал! – возмутился Пуппер, но возмутился как-то вяло.

Почему-то Тане показалось, что Гурий темнит. Если он действительно был здесь, в нижней роще, то почему не окликнул ее, когда она только поднималась на холм? Или он надеялся, что Таня найдет щит, который Пуппер разглядывал теперь с явным смущением, будто видел его когда-то прежде? И зачем он все время держит руку в кармане?

– И что же важное ты хотел мне сообщить? – спросила малютка Гроттер, опасаясь совсем разочароваться.

Пуппер засветился от счастья.

– О! Я придумал, как уговорить моих теть согласиться на нашу помолвку! Мы должны убежать на край света и скрываться, пока тети не скажут «да». Возможно, даже записаться в команду бабаев и тренироваться с ними. Бабаи умеют держать тайны… Ты не думай, что это надолго. Через несколько лет я сам смогу распоряжаться своим счетом в банке и тогда…

Таня почувствовала раздражение. Она успела уже наслушаться подобных проектов, когда кормила обмороженного Пуппера с ложечки в магпункте. И вот опять! Их отношения с Пуппером, как заезженная пластинка. Когда же наконец Гурий выдумает что-то новое?

– Гениальный план. Идея записаться в команду бабаев мне особенно понравилась. Поговорим лучше о птичках. Как поживают твои тети? – спросила она.

Гурий передернул плечами.

– Знаешь, ничего, – произнес он. – Очень мило улыбаются. И тетя Настурция, и та тетя, которая снится магвокатам… Я ведь к ним недавно вернулся, жалко их стало. И знаешь, они такие смирные. «Гурий, мы тебя умоляем, не покидай нас! Гурий, что нам сделать, чтобы ты забыл об этой ужасной русской?» Я им шутки ради сказал, что хочу салат из комариных сердечек, так утром сам об этом пожалел… Представляешь, большой стол, куча комариных крыльев и две мои тети, бледные после бессонной ночи, как две ведьмы, склонились над маленькой тарелочкой с чем-то таким алым. Я потом три дня не мог уснуть.

– А магвокат Хадсон? – спросила Таня. Она уже неоднократно выслушала от Пипы рассказ о ее геройском поступке, который с каждым разом обрастал все новыми душещипательными подробностями.

– Про Хадсона тети даже не заикаются. Я и самого Хадсона видел. Он приходил с какими-то бумажками. Сделал вид, что ничего не случилось, хотя и сморщился, будто откусил сырую луковицу… – сказал Пуппер.

Таня засмеялась.

– Это же Пипа его тогда телепортировала! Кстати, ты знаешь, она тоже здесь!

– Пипа́ в Тибидохсе! Я знал, я чувствовал! Пипа́ такая славная! – воскликнул Пуппер, и его глаза странно затуманились.

Должно быть, любовная магия вуду имела обратный отток, и Гурий, сам того не подозревая, все больше привязывался к Пипе. Хотя о любви, разумеется, говорить пока не приходилось. Лишь о дружеском интересе или начальной нежности, которые иногда предшествуют чувству.

Спохватившись, что он слишком увлекся, расхваливая Пипу, Гурий поумерил свои восторги.

– У меня еще одна магвость! – вспомнил он, мигом становясь серьезным. – Я слышал, как наш тренер говорил по зудильнику с Бессмертником Кощеевым. Бессмертник позвонил в тот момент, когда наша команда отрабатывала правильную посадку на метлу и взлет с разбегу. Тренер не хотел, чтобы мы это слышали, но получилось так, что Бессмертник был возбужден и говорил слишком громко. Почти кричал. Понимаешь?