Читаем без скачивания Восьмая поправка - Сергей Качуренко

– Кстати, Александр Вадимович, – обратился я к уважаемому другу. – Есть интересная информация. Если ее грамотно проверить, то появятся основания для официального расследования. У пропавшего в Невирье Максимчука были документы о финансовых махинациях тамошних руководителей. Если он их раздобыл через областное финуправление, то можно же «копнуть» в этом направлении?

– Слышал, Игорек? – Саша ткнул пальцем в экран. – Это уже что-то. Давай действуй. Отправь «гонца» в экономическую службу и пусть совместно приступают к проверке. Это уже не просьба. Письменное распоряжение я пришлю. А все что связано с поездкой Сергея Ивановича, выполняешь по своему усмотрению. Напрямую никуда не вмешиваешься, пока не будет улик. Просто помогай, чем можешь, но с умом. Здесь я тебе не начальник.

– Есть у меня один человек в тех местах, – отозвался Жуков. – Он сейчас на «гражданке», но заканчивал вместе со мной Львовскую школу милиции. Поработал всего год опером в Любомле, а потом уволился и затерялся где-то в Шацких лесах. Я сам его давно не видел, но, думаю, что он может быть нам полезен.

– Не возражаю, только осторожно, – согласился Волощук.

Жуков молча закивал, а спустя минуту наше интернет-совещание было окончено. Но только с Киевом. Пододвинув к себе планшет, Жуков сказал:

– Свяжусь ка я с нашим «офисом» в Любомле. Они должны знать, как найти Лэма.

– Лэма? Это и есть твой человек?

– Да, Степьюк Владислав Богданович. В школе милиции его так прозвали. Лэм – любимый писатель-фантаст Степьюка. А вообще-то Влад – довольно интересная личность. Я даже не удивился, когда он из милиции ушел. Степьюк из тех индивидуумов, кому не то что в милиции, а вообще по жизни неуютно. Все чего-то ищут, исследуют. Как будто их отправили в длительную командировку, из которой поскорее хочется вернуться домой.

Последние слова заставили с немалым удивлением посмотреть на молодого оперативника. Тот перехватил мой взгляд и, заулыбавшись, заверил:

– Да Вы не подумайте ничего такого, вотта-штуккас, – рассмеялся Игорь, вставив непонятное словечко, показавшееся мне узкопрофильным сленгом. – С головой у Лэма все в порядке. Он просто все вокруг видит по-своему. Правда, иногда не замечает, что шокирует этим окружающих. Не научился «фильтровать базар». За что и получал всегда взбучки от начальства.

– Знаю я таких людей, – подтвердил я, вспоминая непростые отношения преподавателей нашей школы милиции с курсантом Саечкиным. – Один из них – мой друг. Его тоже долго «штормило», пока он понял, что в этой жизни нужно чувствовать себя как дома и одновременно как в командировке.

Тем временем на экране планшета появилось странное изображение. На серой стене пустого кабинета висел портрет президента страны в деревянной рамке. Потом появился стул, который кто-то поставил перед экраном, а после этого на стул уселся улыбающийся лысый паренек лет двадцати пяти. Он прокашлялся в кулак и выкрикнул:

– Алло-алло! Витаю Вас, Игорь Сергеевич. Любомль на связи.

– Привет, Василь. Мне нужно срочно разыскать Степьюка. Давно его видел?

– Давненько, – отвечал Василь, листая блокнот. – У меня где-то были его телефоны…

– У меня сейчас нет времени, – остановил его Игорь. – Пожалуйста, найди его и пусть срочно со мной свяжется. Очень надо. Только чтоб об этом никто знал. Все, до связи.

Дождь шел не переставая. Доехав на машине до центра, я оказался в «пробке». Наверное, из-за дождя отключилось электричество, поэтому на площади возле ЦУМа скопилось около десятка троллейбусов. Проехав затор, припарковал машину с тыльной стороны драмтеатра и, прихватив из багажника зонт, поспешил к месту встречи. По дороге решил провериться на предмет слежки, хотя и оснований для этого не было. Но, как говорится, береженого Бог бережет. Скорее для очистки совести, чем по нужде, посетил подземный туалет на центральной площади. Уже на выходе остановился, делая вид, что не раскрывается зонд, а сам осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, пошел в кафе.

Пан Везовский предстал предо мной в элегантном темно-синем костюме с черной «бабочкой» на фоне светло-голубой рубашки. После рукопожатия зашли в кафе, где для нас уже был приготовлен столик.

– Я заказал чисто волынский обед, – торжественно объявил Алоиз. – Здесь подают изумительную грибную юшку и вареники с ливером и шкварками.

После тещиного «легкого» завтрака я не успел проголодаться, но перед юшкой с варениками устоять было невозможно. Ожидая заказ, поговорили о делах. Не вдаваясь в подробности, я рассказал о пропаже человека в Невирье. И о странной смерти того, кто отправился на поиски пропавшего. Объяснил, что именно этим и должен был заниматься Слепчук. А в конце сообщил, что собираюсь отправиться в Невирье с женой, и что было бы неплохо появиться в тех краях под видом историков или этнографов.

– Без твоей помощи не обойтись, – наблюдая за реакцией Элвиса, закончил рассказ. – Может, сможешь раздобыть для нас официальную «ксиву[4]»? Ну, чтоб в Невирье нам оказали всяческое содействие. Что скажешь?

Везовский какое-то время молчал. Шевеля растопыренными пальцами, рассматривал золотые украшения на своих руках. Потом неспешно принялся раскуривать сигару. Выпустив изо рта кольцо сизого дыма, наконец, заговорил:

– Я знаю Волынь, как эти пять пальцев, – Алоиз выставил вперед пятерню. – Это моя родная земля. Моя любовь, пше прошам.[5] Однако Невирье – это моя боль. Пану, конечно, известно, что я меценат, как и то, что Алоиз Везовский бывший злодей… Но, не будем об этом. Помнишь у «советов» была телепередача «Алло, мы ищем таланты»? Вот этим я и занимаюсь сейчас. Ты не знаешь, сколько молодых дарований пропадает в нашей глуши. А я их нахожу и вытаскиваю хотя бы до уровня Луцка. Бог не дал таланта художника или поэта, но я имею деньги и связи, чтобы другие могли пробиться в люди. Наверное, так я хочу выпросить прощение у Всевышнего за свои грехи…

– Алоиз, я не священник, – вставил я, пытаясь вернуть его к теме разговора.

– Да, я знаю, но прости мне эту слабость. Не ведаю почему, но мне с паном легко говорить. Тебя, наверное, многие любят?

– Алоиз, я не психотерапевт.

– Прости, прости. Уже перехожу к делу. Так вот из Невирья мне не удалось еще никого вытащить. И не потому, что там нет талантливых людей. Около года назад на «Варшавском» рынке увидел парня, который продавал картины. Оказалось, что он сам их пишет. Конечно, не Шишкин, но в его лесных пейзажах меня поразило настроение. Сам он из Невирья. Сирота – родители рано умерли, потому что много пили. Парню нужно было на что-то жить, вот и начал рисовать. В общем, договорились с ним, что я приеду в гости посмотреть, чем можно помочь. Потом дела меня задержали. Попал в Невирье только через два месяца. Так он за это время уже спился. Ты представляешь? Я бегом в районный отдел культуры. Ну, чтоб обратили внимание – талант пропадает. Меня сразу к районному «голове» провели. Ну, думаю, солидный подход. Обрадовался. А тут – облом. Этот козел, пся крев, меня так далеко послал, что я с тех пор в Невирье ни ногой.

– Тебя послали, и ты все так оставил? – недоверчиво переспросил я. – Ты же в авторитете?

– Ай, прошу пана, – отмахнулся Элвис. – Об этом я тогда и подумал. Мне же сказали, что на того парня заведено дело за контрабанду. И что обо мне могут сообщить, как о подельнике, если не уберусь из Невирья. Что мне оставалось делать?

– Контрабанда – это, скорее всего, брехня.

– А кто знает? Мне по вашим ментовским инстанциям ходить как-то не с руки. Можешь считать, что Элвис испугался. Короче, обломали меня заниматься Невирьевскими талантами.

– Так что, не поможешь мне с командировкой?

– Я разве так сказал? Пан здесь от Георга, а для этого человека я сделаю все. Да мне и самому интересно туда поехать. Раньше повода не было, но теперь есть. Я не злопамятный, но в глаза тому местному «бугру» посмотреть хочется. Идею ты хорошую подкинул – на счет этнографической экспедиции. Я такую «ксиву» достану, что нас с почетным караулом встречать будут.

– А вот этого не надо. Нам туда на «кошачьих лапках» нужно прокрасться. Но документы, конечно, понадобятся надежные и убедительные. Так чтобы расположить к себе людей, а бдительность начальства притупить. А «нароем» чего-нибудь, тогда и посмотришь «козлу» в глаза.

К нам подошел официант и положил перед Везовским бумажную салфетку. Я заметил, что на ней что-то написано. Алоиз быстро достал из пиджака телефон и кому-то позвонил. Потом слушал секунд пятнадцать, а напоследок выдал длинную тираду на польском языке, которую закончил словами: «Холера ясна!».[6] Оглядевшись по сторонам, объяснил:

– Мои каратэ́ли срисовали «хвост», который пан притащил за собой.

Я знал, что по-польски «каратэли» означает «вооруженная охрана», но сейчас не это имело значение. Я лихорадочно соображал: «Похоже, что меня уже начал опекать Жуков, хотя он мог бы и сказать об этом. А может и не захотел, чтобы мое поведение было естественным. И Деревянко мог приставить свою охрану. Он как никто другой понимает опасность мероприятия. Но сейчас нужно успокоить «авторитета», а то перепугается и откажется помогать». Наклонившись вперед, быстро заговорил: