Читаем без скачивания По колено в крови. Откровения эсэсовца - Гюнтер Фляйшман

— Черт побери, рядовой! Я им приказывал открывать огонь?

— Никак нет, герр генерал.

— Вот и прекрасно, рядовой. Могу я отдать такой приказ?

— Разумеется, герр генерал.

— Нижайше благодарю! — не скрывая сарказма, ответил Роммель.

Тут раздался щелчок, и герр генерал пробормотал:

— Дурачок.

Когда Крендл остановил наш «Опель Блиц», мне показалось, что началось землетрясение. И, как обычно, в наушниках тут же прозвучала его знаменитая фраза:

— Нет, Кагер, ты должен это видеть!

Слава богу, в прицепе можно было открыть дверцу, оставаясь у рации. Бельгийцы, французы и англичане сосредоточили огонь на полях между нами и Сен-Юбером, и наши пехотинцы и бронемашины вынуждены были отойти. Герр генерал, наблюдая за этим в бинокль со своего «Железного Коня», общался с пехотинцами и мотопехотинцами.

— Я не отдавал приказа отступать! Вперед! Только вперед!

И техника, будто по мановению волшебной палочки, тут же повернула снова на Сен-Юбер. Битва была страшной. Части вермахта и 2-й полк СС «Дас Райх» на полном ходу ворвались в город, но их тут же скосил прицельный пулеметный огонь и осколочные снаряды.

Тут вновь раздался голос Роммеля:

— Пусть 10,2-см сосредоточат огонь на зданиях с краю.

Я передал приказ сровнять с землей все, что было на пути у пехотинцев и бронемашин, обеспечить им надлежащий огонь прикрытия, чтобы войти в город.

Крендл тоже созерцал сражение в бинокль примерно с дистанции в 1,5 километра. Я из без бинокля видел, что нам задали солидную взбучку. Поле было усеяно нашими погибшими и ранеными солдатами, я тут же связался с санитарной ротой и доложил обстановку. Герр генерал распорядился бросить все имевшиеся силы на Сен-Юбер.

Официально мы с Крендлом были приписаны к резервной роте. И вот я, взвалив на спину «Петрике», проверив патроны, в составе резервной роты вместе с Крендлом почесал на поле боя.

Офицер вермахта, лежа за вездеходом, отчаянно махал мне. Вынужден признать, он был прав — антенна «Петрикса» превращала меня в отличную цель. Проявляя чудеса акробатики, чтобы не угодить под пули, я добежал до лейтенанта. Тот с места в карьер приказал:

— Вызывай офицера связи 2-го полка СС «Дас Райх»!

Я быстро пробежал по всем частотам, но ответа так и не получил.

— Чего они не отзываются? — нетерпеливо спросил лейтенант.

Что я мог ему сказать? Откуда мне было знать почему? Я продолжал вызывать 2-й полк СС «Дас Райх», но безрезультатно.

— Почему не отвечают? — заорал лейтенант. — Ты хоть с рацией обращаться умеешь, солдат? — рявкнул офицер.

И я, наплевав на субординацию, тоже заорал:

— Понятия не имею почему!

Сам не пойму, как это у меня вышло. Ползком я продвинулся поближе к вездеходу. И тут 2-й полк СС «Дас Райх» наконец отозвался. Офицер резервной роты желал знать, с какого места надежнее всего войти в Сен-Юбер. Ему посоветовали входить с юго-востока, ориентир — ворота в каменной стене. Мол, вермахт контролирует их, более того, там расположился пункт приема раненых.

— Дай-ка желтую ракету! — потребовал лейтенант. Желтая ракета означала: «Внимание всем!» Я вытащил

ракетницу, зарядил нужный патрон и нажал на курок. Ни в какую! Я нажимал и нажимал, но выстрела так и не последовало. Какое-то время лейтенант молча наблюдал за мной, потом протянул руку за ракетницей. Повертел ее в руках, но, видимо, тоже не мог объяснить, в чем дело. А тем временем артиллерия неприятеля перенесла огонь, и снаряды рвались в опасной близости от нас.

Потом лейтенанта вдруг осенило: оказывается, ракетница не была снята с предохранителя. После этого он, решив проверить чувствительность спускового крючка, пальнул в вездеход. Ракета отрикошетила и, шипя, стала носиться по земле, едва не оставив нас без глаз. Офицер выхватил еще один патрон из патронташа у меня на поясе, зарядил и наконец пустил желтую ракету. Я передал пехотинцам приказ продвигаться на юго-восток, а лейтенант, раскрыв радиоотсек вездехода, вызвал экипаж и приказал выехать вперед наступающих.

Приближаясь к Сен-Юберу, наши солдаты заблудились в густых клубах дыма. Я ощутил во рту привкус гари. Стараясь держаться за вездеходом, мы продвигались вперед, но тут ударил пулеметный огонь. По мере приближения к каменной стене огонь ослабевал. Мы миновали ворота, у которых на посту стоял солдат вермахта.

На площади перед воротами вперемежку валялись подстреленные лошади, собаки, трупы военных и гражданских. Брошенный тут же скарб странным образом дисгармонировал с обстановкой — игрушки, ведра, умывальники, простыни, столы, стулья и другая мебель и даже виолончель. Посовещавшись о чем-то с фельдфебелем вермахта, лейтенант резервной роты вернулся и стал призывать всех к себе.

Когда мы собрались, он объяснил нам нашу задачу. Мол, мотопехотинцы оказались зажаты восточнее этой площади, и наша задача вызволить их. Мы с Крендлом, переглянувшись, поняли, что и мы оказались на войне. Нам предстоял экскурс в пасть льву. Ни шуток, ни разглагольствований не было. Было лишь осознание солдатского долга. Тут-то я и вспомнил все, чему меня учили в школе в Бранденбурге. Мне не раз тогда приходилось слышать фразу: «Отдать жизнь за Отечество». Вот этот момент и настал. Вид площади перед воротами мгновенно изменил мои привычные представления о жизни. Герр генерал на других частотах руководил сражением из своего «Железного Коня». Без моей помощи. Я тогда ему был уже не нужен. Убьют меня, он мигом найдет замену. И я кану в забвение. Чувство это было непривычным и пугающим. Раньше в подобных ситуациях я пытался искать утешения у родителей. Но сейчас они были в далеком Магдебурге, им было невдомек, что как раз в эту минуту их сын рискует жизнью, они гордились, что их сын отдает долг фатерланду. Но мне было тогда не до гордости — меня мучил страх. Страх и смятение. Умирать я не рвался, как любой другой на моем месте. И тут вся наша резервная рота в полном составе принялась мочиться прямо на городскую стену Сен-Юбера. И я понял почему — от страха.

Лейтенант велел не отходить от него далеко во время атаки. Наша группа двинулась к зданиям справа от площади, остальные вдоль улицы. По мере того как мы углублялись в город, пулеметный огонь и артобстрел усиливались. До нас донеслась усиленная громкоговорителем французская речь. Лейтенант осведомился у меня, о чем говорят. Я не сомневался, что кое-кто в нашей резервной роте понимал по-французски, потому что я на лицах многих прочел страх.

А голос между тем вещал: «Вы, ублюдки немецкие! Мы навешаем вам по самую завязку! Наше оружие наготове! Давайте, подходите поближе, немецкие свиньи!»