Читаем без скачивания Аквариум. Рассказы - Светлана Мятлик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магазин едва держался на плаву – книжки-то стоили гроши – но благодаря постоянным покупателям хозяин кое-как умудрялся сводить концы с концами. Я хорошо ладил с теми стареющими чудаками, которые спускались в наши катакомбы в поисках очередной завалявшейся на полках редкости. Большинство этих типов носили сильно поношенные пальто или куртки неопределённого цвета, а их волосы лоснились и неаккуратно топорщились на висках. Я не мешал им, когда они часами копались в пыльных стопах, почти упираясь в заглавия своими очками в толстых оправах; когда же они, наконец, находили то, что нужно, я писал цену на листке бумаги. Бывало, в магазин заглядывали студенты – этих я недолюбливал за выпирающую из них дурость. А возможно, просто завидовал: ведь я был немногим старше их, а корочки о высшем образовании так и не получил…
Одно в моей работе было плохо: идти домой приходилось через Городской парк, полный осенников. Настя часто заходила за мной в эти тёмные октябрьские вечера, и мы вдвоём неторопливо шагали по тротуарам, пугая асфальт огромной и неожиданной тенью виолончели.
В парке я всегда крепко держал Настю за руку, и ни за что не соглашался отпустить от себя. Однажды я закрыл магазин пораньше – солнце ещё пробивалось из-за углов зданий, нехотя угасая. Был конец октября, почти все деревья потеряли листву и одиноко тянули к небу скучные голые ветки. Зато внизу, возле корней, царило буйство красок. Жёлтые, оранжевые, багровые сугробы из листьев покрывали землю и давали убежище беспокойным осенникам. То здесь, то там что-то постоянно шелестело, взметались вверх разноцветные крылья и крылышки, рождались всё новые вихри, в середине которых крутились невидимые плясуны.
Штук десять осенников танцевали на деревянном помосте, где летом проходили концерты.
– Ой, как красиво! – воскликнула Настя и, воспользовавшись тем, что я невольно загляделся на волшебное зрелище, выдернула свою руку из моей и побежала на сцену.
Осенники тут же окружили её, весело забросав листьями. Теперь они заметно подросли: каждый вытянулся в полупрозрачный смерч высотой с половину фонарного столба. Настя танцевала в центре этого хоровода. Глаза её были закрыты, губы смеялись. Она растопырила в стороны руки и сама кружилась вместе со своими новыми знакомыми, ветер разметал её длинные русые волосы, словно осенние травы.
Я стоял у помоста и смотрел. Я не мог пошевелиться. Страх и восхищение не дали мне ничего предпринять. Я просто надеялся, что всё обойдётся. Я просто ждал.
Смерчи набирали силу. Они стали плотнее, казалось даже, что материальнее. Внезапно я с ужасом понял, что Настя стоит в кольце из сутулых пепельно-серых существ, которые печально и многозначительно обратили к ней свои острые, почти волчьи, морды. Вот оно! Наконец-то я смог разглядеть их как следует! Эти мерзкие твари в серых балахонах хорошо маскируются…
Я попытался вскарабкаться на помост, но шквал мозглого ветра сбил меня с ног. Стоя на четвереньках и жалко мыча, я увидел, как волчки в одно мгновение выросли до небес, закрыв от меня Настю. Она коротко и растерянно вскрикнула – и всё пропало… Ветер мгновенно стих, а листья тяжело упали на сцену.
Настя стояла там одна. Я поднялся, подобрал валявшуюся на земле виолончель.
– Пора домой, а то совсем темно становится, – сказала Настя, медленно и как бы задумчиво спускаясь по ступенькам. В её волосах запутались листья, щёки были бледны. Я обнял её за плечи, знаками поинтересовался, всё ли в порядке.
– Да, а почему ты спрашиваешь? – удивилась она и засмеялась. Смех получился натянутым. Настя вытащила из карманов перчатки и торопливо надела. На правой руке, чуть выше запястья, я заметил круглую, словно пуговка, капельку крови.
Я проводил Настю до подъезда и попрощался. Вернее, попрощалась она.
– Завтра отчётный концерт, мне надо выспаться, – сказала она как-то обречённо и обхватила меня за шею. Глаза её, обычно серые, в свете фонарей показались мне подёрнутыми рыжей паутинкой. Я долго стоял и смотрел на её окна, но она так и не зажгла лампу.
Сейчас, когда я вспоминаю тот вечер, меня охватывает дрожь. Но тогда я ещё не понимал, что случилось, я легкомысленно надеялся, что беда миновала. Чего только не померещится в сумерках – и те высокие согбенные фигуры могли быть плодом моей болезненной фантазии…
Осень незаметно, крадучись, подбиралась к зиме. По утрам я долго не выключал свет в своём сыром подвале, всё сидел за столом, обхватив ладонями кружку с горячим чаем, и, словно сомнамбула, следил за проходящими в окне ногами.
Настя стала реже заходить за мной после занятий. Сначала я боялся, что она встретила кого-то другого и просто стесняется мне об этом сказать, но потом понял, что дело куда серьёзнее.
Она больше ни с кем не встречалась, она гуляла одна. Часами ходила по аллеям парка, задумчиво глядя на осиротевшие деревья и чему-то улыбаясь. Однажды я нашёл её на скамейке: она сидела бок о бок с виолончелью и любовалась танцами осенников. Руки её совсем окоченели, но она, казалось, этого не чувствовала. Когда я дотронулся до её плеча, она подняла голову и посмотрела на меня так, словно и я был одним из них…
– Осень скоро кончится, – сказала она тихо. – И волчки уйдут. Как жалко…
Я хотел ей ответить, что это хорошо. Пусть кончается осень, и пусть заберёт с собой осенников и эту опустошающую хандру, и белый-белый снег наконец укроет озябшую землю и успокоит душу. Но я не умею говорить. Я просто крепко обнял свою Настю, а она была холодная, хрупкая и уже не моя…
Теперь она чаще молчала. Больше не хвалилась мне о том, что собирается перевернуть мир после окончания училища и создать новую, необыкновенную группу. Угас её интерес к разным талисманам и камешкам, системам гаданий и восточным танцам. Лежали непрочитанными модные романы, а две контрамарки на современную пьесу "Крылья", выпрошенные у подруги с таким трудом, провели вечер премьеры в ящике письменного стола.
Собственно, Настя потеряла интерес ко всему. Ко всему, кроме осени. Рыжая сладкая тоска поселилась в Настиных глазах, сделав её тихой и послушной служанкой увядания.
На
