Читаем без скачивания Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если мне не понравится то, что я увижу?
– Видишь ли, – ответил Филос, – это не имеет никакого значения. Нравится или не нравится – всего лишь обычные факты в ряду прочих фактов. Нам интересно увидеть то, что увидишь ты, после того, как подвергнешь свой опыт мыслительной обработке.
– И что тогда?
– Мы узнаем себя лучше.
Криво усмехнувшись, Чарли сказал:
– Но вы узнаете только то, что я думаю, а не то, что есть.
– Уж мы как-нибудь разберемся, – с такой же усмешкой отозвался Филос.
И они оба рассмеялись.
А потом Чарли Джонс сказал:
– Ладно, уговорил.
Он широко зевнул, извинился и спросил:
– Когда начнем? С утра пораньше?
– Я думал…
– Послушай, дружище! – взмолился Чарли. – Денек выдался непростой, и я едва стою на ногах.
– Ты устал? Ну что ж, я могу подождать, пока ты отдохнешь.
И Филос поудобнее устроился в грибовидном кресле.
Чарли недоуменно посмотрел на него и сказал:
– Я хотел сказать, что мне нужно поспать.
Филос вскочил и хлопнул себя по лбу.
– Спать! – воскликнул он. – Прости, пожалуйста, я совершенно забыл. Конечно… Но как вы это делаете?
– То есть?
– Дело в том, что мы не спим.
– Ничего себе!
– А как вы спите? Птицы, например, кладут голову под крыло. А вы?
– Да мы просто ложимся и закрываем глаза. Только и всего.
– Понятно. Ну что ж, я подожду, – кивнул Филос. – Сколько мне ждать?
Чарли искоса посмотрел на своего собеседника. Может, тот над ним шутит?
– Ну, – протянул он, – обычно мы спим часов по семь-восемь.
– Восемь часов!
И тотчас же, словно устыдившись собственной неосведомленности, а может, и любопытства, Филос двинулся к двери.
– Лучше я уйду и оставлю тебя одного. Хорошо?
– Отлично.
– А если ты захочешь есть? – спросил Филос.
– Все в порядке! – отозвался Чарли. – Мне все объяснили, когда показывали, как включать и выключать свет.
– Тогда я спокоен. Да, а здесь, в шкафу, для тебя одежда.
Филос легко тронул небольшой спиралевидный знак на стене, противоположной от кровати, и тут же открылась раздвижная дверь. Шкаф стоял открытым лишь мгновение, но за дверью Чарли увидел сверкающие ткани, отливавшие всеми цветами радуги.
– Выбери то, что тебе придется по вкусу, – сказал Филос.
И, помолчав, добавил:
– Ты, наверное, найдешь их излишне… излишне закрытыми, но мы постарались сделать так, чтобы тебе было удобно. Видишь ли… никто из наших людей никогда не видел мужчину.
– Так вы что, все женщины?
– Да, в общем-то, нет! – ответил Филос. И, помахав Чарли рукой, исчез.
Ясно, Смитти пользуется средствами от «Старого пирата».
Херб стоит в ванной комнате на первом этаже и изучает содержимое туалетных шкафчиков. Один шкафчик висит над унитазом, а другой – над полочкой для зубных щеток и пасты, рядом с раковиной. Во всех этих домах – по два шкафчика. Так в рекламных проспектах и обозначено: шкафчик для «Нее» и шкафчик для «Него». Джанетт шкафчики в их доме называет «Его» и «Наш», и, вероятнее всего, Тилли Смит распространяет свое влияние и на шкафчик Смитти, потому что половина полок в нем завалена явно женским барахлом. Оставшееся место отведено пенам до и лосьонам после бритья. Херб сочувствует Смитти – на рынке есть средства по уходу за лицом и получше, чем то, что предлагает «Старый пират». Например – «Гладкие щеки». Херб так ценит это средство потому, что имел прямое отношение к созданию этого слогана. Выглядел он так: картинка латиноамериканского волка (выбор животного – ответственная задача: ошибешься – обязательно кого-нибудь обидишь), который трется челюстями о шкуру самки с набухшими сосцами; а поверху – слова: «Желаешь иметь гладкие щеки»?
Так, что тут еще? «Пайлекс», почти в полный голос произносит Херб. Транквилизаторы, само собой, буферизированный аспирин и бутылка чудовищного цвета желто-голубых капсул. Наверняка, «акромицин». Стараясь не касаться ничего вокруг, Херб наклоняется над бутылкой. Судя по дате, куплено три месяца назад. Херб мысленно восстанавливает цепь событий. Именно тогда Смитти на время бросил пить.
Аденома простаты?
Бесцветная губная помада. Бесцветный лак для ногтей. А это что? Маскирующий карандаш. Какой еще, к черту, маскирующий карандаш? Коричневый, номер двести три. Херб наклоняется еще ниже. Маленькими буквами написано, что карандаш используется после наложения тонального крема. Да, время никого не жалеет, Смитти! А лучше так: время не жалеет Смитти!
Чарли вспомнил (вспомнил! вспомнил!) считалочку, которую слышал в детском саду от старших детей. Девочки старшей группы прыгали через веревочку и считали:
Король – направо, барон – налево! В своем дворце сидит королева, Она родила малыша! Сверкают наряды! Придворные рады, Несут малыша-крепыша!Молча повторяя строку за строкой, Чарли заснул. Ему приснилась Лора… Они познакомились совсем недавно, а оказалось, что знают друг друга целую вечность; у них уже появился свой любовный язык, понятный только им двоим и больше никому. Эта мужская штучка, Чарли, говорит Лора. А он вторит ей: эта женская штучка, и смеется над ее повизгиванием, когда майский жук залетает ей в пышную прическу абрикосового цвета, и она покатывается со смеху, не в силах остановиться.
Возвращаясь из глубин сонного забытья, Чарли вторгся в странную зону, где ясно и холодно осознал, что Лора отдалена от него немыслимыми просторами пространства и времени, но здесь же он одновременно, почти воочию увидел свою мать, сидящую в ногах кровати. Правда, по мере того как он проходил через эту зону, он все яснее понимал, что находится в Ледоме и что пробуждение не будет для него шоком. И вместе с тем, присутствие матери ощущалось все явственнее, и, когда он, наконец, открыл глаза (он не увидел ее), она (она сама, а не ее образ) исчезла с явственно слышимым хлопком. Раздосадованный и опечаленный, он некоторое время оплакивал свою мать…
Но потом он встал с кровати и подошел (впрочем, не слишком близко) к окну. Погода ничуть не изменилась, и, похоже, он проспал целые сутки, поскольку небо, пусть и затянутое облаками, было таким же светлым, как и вчера, когда его привели из Первого научного.
Чарли готов был корову съесть, а потому, вспомнив данные ему инструкции, подошел к кровати, на которой спал, и потянул за одну из золотистых планок, после чего часть стены неправильной формы (здесь не было предметов квадратных, прямоугольных, полностью вертикальных или горизонтальных) отошла в сторону, и из ее глубины, словно язык из отверстого рта, выдвинулась плоская поверхность стола на роликах. На нем стояло большое блюдо и тарелка. В тарелке была каша, а на блюде – горка фруктов, окрашенных столь экзотически и разложенных так изысканно, что они могли бы усладить взор самого тонкого ценителя прекрасных форм. Там было по паре обычных бананов и апельсинов, и какие-то гроздья, напоминавшие виноград. Прочие же фрукты были Чарли совершенно незнакомы: голубые, пятнистые, ярко-алые и зеленые – казалось, распухшие от сочной мякоти, рвущейся наружу.
Но больше всего Чарли хотелось не есть, а пить. Он полжизни отдал бы за что-нибудь холодненькое и свежее,
