Читаем без скачивания Дитя господина Лина - Филипп Клодель

Уже поздно. Человек-гора собирается домой. Но он не любит возвращаться в свою квартиру. В последнее время, только сидя на скамейке с сигаретой в зубах, Барк чувствует себя спокойно, потому что сигареты напоминают о друге. Достав пачку, он стучит по донышку, сигарета выскакивает, Барк зажимает ее губами, закуривает, прикрывает глаза, наслаждается первой затяжкой.

И внезапно, пока ментоловый дым проникает в тело, пока человек-гора пребывает в легких сумерках, глядя на мир сквозь опущенные ресницы, издалека раздается голос, будто идущий из другого мира:

– Bonjour! Bonjour!

Господин Барк вздрагивает. Открывает глаза. Голос принадлежит его другу! Он его узнал!

– Bonjour! Bonjour! – продолжаются крики.

Человек-гора вскакивает. Крутится как волчок, пытается понять, откуда идет голос, все более громкий и близкий, несмотря на душащий рев бесчисленных моторов и гул клаксонов. У господина Барка екает сердце. Наконец-то! Совсем рядом, в тридцати или двадцати метрах от него – господин Tao-laï, почему-то одетый в синий халат, с вытянутой рукой и лучезарной улыбкой на пергаментном лице, спешит навстречу другу с воплем «Bonjour! Bonjour!». Барк подбегает к самому краю тротуара. Он счастлив. Кричит:

– Стойте там, господин Tao-laï! Не двигайтесь! Осторожнее! Машины!

От радости и усталости старик позабыл и об улице, и о машинах, о мотоциклах, грузовиках, автобусах, которые едва успевают затормозить в последний момент, чтобы не задеть и не сбить безумца. А тот, светясь от восторга, движется вперед с такой легкостью, словно летит на облаке или плывет по пруду.

Теперь господин Лин может хорошо разглядеть Барка. Слышит его приветствие.

– Ведь я говорил тебе, что мы его найдем! Он здесь! Какое счастье! – обращается старик к Сандью.

Напрасно господин Барк кричит, Лин его не понимает. Мчится вперед. Улыбается. До встречи осталось метров десять. Человек-гора и старик видят в лицах друг друга, в глазах друг друга непередаваемую радость – оба мечтали об этой минуте.

Внезапно лицо господина Барка меняется и застывает – глаза вытаращены, рот открыт. Время будто останавливается. Старик сознает, что его друг кричит, но не слышит крика, дикий грохот перекрывает все шумы и приближается. Господин Лин поворачивает голову и видит машину, летящую на него, не в силах затормозить, перекошенное лицо водителя, его напряженные руки, сжимающие руль, и растерянный испуганный взгляд. Старик обнимает внучку крепче прежнего, закрывает собой, как щитом. А минуты тянутся, тянутся.

Немому кино нет конца: беззвучные вопли человека-горы, на которого Лин снова уставился и которому улыбается, долгое горизонтальное скольжение машины на полной скорости, ужас в глазах водителя. Время превращается в бесконечность. Но господину Лину не страшно, он уже не чувствует усталости, он снова увидел друга, все хорошо; главное – защитить внучку, старик мурлычет первые слова любимой песни; машина совсем близко; девочка открывает глаза, смотрит на деда; тот целует малышку в лоб и вспоминает родные лица, запахи далекой страны, моря, леса, неба, огня, животных, цветов, шкур, – и сотни ароматов захлестывают Лина одной волной, когда его тело отлетает на несколько метров от машины, складывается пополам, предохраняя ребенка, когда раздается глухой удар головы об асфальт, и вместо боли приходит тьма.

Господина Барка знобит. В течение нескольких секунд он не двигается с места, будто заново переживая уже случившуюся катастрофу, видя улыбку господина Tao-laï, машину, несущуюся на полной скорости, резкое торможение и столкновение, тело, подброшенное в воздух, а затем тяжело приземлившееся на асфальт, звук, похожий на удар топора по дереву.

Господин Барк дрожит. Тело окружили зеваки. Водитель в машине неподвижен. Наконец человек-гора бросается к старику, в ярости расталкивает любопытных. Господин Лин, скорчившись, лежит на боку. Полы синего халата, разметавшиеся по сторонам, напоминают венчик огромного цветка. Рядом – разорванный мешочек с черной пыльной землей и выпавшая и кармана фотография, которую Барк узнает.

Он опускается на колени. Поднимает фотографию. Ему хочется обнять друга, поговорить с ним, успокоить, попросить продержаться до приезда «Скорой помощи», пообещать, что в больнице его вылечат, он поправится, и тогда они снова будут вместе гулять, пойдут в ресторан у моря, поедут в деревню, больше никогда не расстанутся – честное слово.

Глаза господина Tao-laï закрыты. Из раны на затылке струится кровь. Она течет по мостовой, словно ручеек, в пяти разных направлениях: эдакий рисунок руки с пятью растопыренными пальцами. Господин Барк наблюдает за тем, как жизнь старика исчезает в потоках, покидает бренное тело, и вдруг при взгляде на странную, написанную кровью картину ему вспоминается недавний сон – об источнике, деревьях в лесу, тихом вечере, чистой воде и забвении.

Как раньше, господин Барк кладет руку на плечо старика и долго ее не убирает. Очень долго. Никто не осмеливается потревожить друзей. Спустя какое-то время человек-гора медленно встает. Люди смотрят на него вопросительно. Расступаются. Будто ослепленные красотой или светом. Только тут господин Барк замечает в ногах у одного из зевак Сандьё, чудесную куклу господина Tao-laï, с которой старик никогда не расставался и о которой ежесекундно хлопотал, как о настоящем ребенке. Барк любуется черноволосой куклой, и сердце его замирает – малышка одета в розовое шелковое платье. Человек-гора не верит своим глазам. Ни единой царапины. Игрушка в целости и сохранности. Разве что лицо немного удивленное или застывшее в ожидании. Барк наклоняется, аккуратно поднимает куклу. С улыбкой шепчет ей на ухо «Сандьё», а слезы уже катятся по щекам. Человек-гора возвращается к телу друга и кладет куклу ему на грудь. Кровь остановилась. Господин Барк закрывает глаза. Внезапно на него наваливается невероятная усталость. И глаза уже не хотят открываться. Ночь под опущенными веками тиха. В ней уютно. Нет ни малейшего желания прерывать покой.

– Сандью… Сандью…

Господин Барк не открывает глаза.

– Сандью… Сандью…

Он слышит голос, но знает, что это сон. Чудесный сон, от которого нельзя отказаться.

– Сандью… Сандью…

Голос все еще звучит. Становится громче. И счастливее. Господин Барк открывает глаза. Старик смотрит на него с улыбкой, прижимает к сердцу Сандьё, одной рукой гладит девочку по волосам, другой, дрожащей, тянется к человеку-горе. Пытается поднять голову.

– Не двигайтесь, господин Tao-laï! Не двигайтесь! – орет Барк, смеясь радостным смехом, необъятным смехом, который не остановить. – «Скорая помощь» сейчас будет!

Старик понял. Он аккуратно опускает голову на асфальт. Барк берет друга за руку. Рука теплая, живая. Человек-гора готов расцеловать каждого человека в толпе, каждого, кого мгновением раньше с удовольствием бы прибил. Господин Tao-laï жив! Жив! «Вот что значит бытие! – думает человек-гора. – Чудо, смех, счастье, надежда неожиданно пробивают пустоту и мрак!»

Уже вечер. Небо молочного цвета слегка хмурится, опускается ниже обычного. Легкая молчаливая Сандью лежит на груди у деда, и господину Лину мнится, что внучка заряжает его своей молодой энергией. Старик словно перерождается. Какая-то несчастная машина его не убьет. Он прошел через войны, переплыл моря, он голодал. Теперь он непобедим. Господин Лин целует малышку в лоб. Улыбается человеку-горе. Несколько раз произносит: «Bonjour». Барк тоже говорит: «Bonjour, bonjour», и повторенное дважды слово кажется Лину песней, песней для двух голосов.

Приезжает «Скорая помощь». Спасатели суетятся вокруг раненого, со всеми предосторожностями укладывают его на носилки. Старик будто не чувствует боли. Господин Барк не выпускает его руку из своей. Весна только-только началась. Все расцветает. Старик смотрит на друга с улыбкой. Худыми пальцами прижимает прекрасную куклу к сердцу так крепко, словно от нее зависит жизнь, словно игрушка – настоящая внучка, тихая, спокойная и вечная.

Дитя рассвета, дитя Востока.Единственное на свете.Дитя господина Лина.

Примечания

1

Сандьё (Sans Dieu фр.) – французское «Sans Dieu» (Сандьё) созвучно «Sang diû» (Сандью).

2

Добрый день (фр.).