Читаем без скачивания Дитя господина Лина - Филипп Клодель

Друзья делают несколько шагов и садятся на скамейку. Лицом к морю. Зима на исходе. Солнце пригревает. В небе щебечут и кружат стаи птиц, порой они ныряют в воду, а затем взмывают ввысь, летят брызги, и, если улов удачный, воздух серебрится от рыбьей чешуи. Рыбаки на лодках спокойно чинят сети. Некоторые насвистывают. Другие громко переговариваются, смеются. Приятное место. Господин Лин дышит полной грудью и прикрывает глаза. Да, он не ошибся.

Здесь настоящие ароматы – соли, ветра, сушеной рыбы, смолы, водорослей, воды. Невероятно! Впервые эта страна чем-то пахнет, впервые у нее есть запах. Старик чувствует себя почти опьяненным. Всем сердцем он благодарен другу за то, что тот привел его на берег.

Господин Лин поправляет на девочке одежки, чтобы ей легче дышалось, и сажает между собой и человеком-горой. Ребенок открывает глаза. Смотрит на море. На необъятное блюдо воды. Старик тоже смотрит на море. Вспоминает корабль и все, что произошло – перед ним мелькают чудесные, страшные, омерзительные картинки из прошлого. Словно удары кулаком – в грудь, в живот, во все члены. Да, далеко за морем, много-много дней назад, все это было. Было.

Господин Лин поднимает руку и пальцем показывает на море, на небо, на бело-голубой горизонт, затем вслух произносит название своей страны.

В этот момент господин Барк чувствует, как мурашки пробегают у него по спине, как от напряжения и возбуждения у него вздуваются вены, он тоже вспоминает чудовищные, жуткие, страшные вещи. Громким голосом он произносит вслух название страны господина Лина, страны за чертой горизонта. Затем повторяет название – все глуше и глуше, у него опускаются руки, опускаются плечи, он роняет окурок, но не спешит его раздавить и не закуривает новую сигарету.

Господин Барк, человек-гора, повторяет название страны старика как молитву, и глаза его наполняются слезами, которые он не пытается скрыть; слезы текут по щекам, по подбородку, по шее, за воротником рубашки их уже не видно.

Господин Лин кладет руку другу на плечо и тихонько похлопывает по нему. Тогда господин Барк отводит взгляд от моря. Сквозь потоки воды, выливающиеся из его глаз, он смотрит на старика.

– Я знаю вашу страну, господин Tao-laï, я ее знаю… – Густой голос господина Барка вдруг становится тоненьким, хрупким, разбивающимся.

– Да, я знаю ее, – продолжает он, снова глядя на море, вдаль. – Я туда ездил. Давным-давно. Я не решался вам сказать. Знаете, у меня не спрашивали моего мнения. Меня принудили. Я был молод. Ничего не понимал. Шла война. Не та, что сейчас. Другая. Одна из многих. На долю вашей страны многое выпало…

Господин Барк на секунду умолкает. Слезы льют ручьем.

– Мне было двадцать лет. Что мы знаем в двадцать лет? Я ничего не знал. В голове было пусто. Дырка от бублика. Я был большим ребенком. Вот и все. А мне в руки вложили ружье. Фактически дали ружье ребенку. Я видел вашу страну, господин Tao-laï, о да, я многое там повидал и помню так отчетливо, словно вернулся вчера, во мне все осталось – запахи, цвета, дожди, леса, детский смех и крики.

Господин Барк поднимает помутневшие глаза к небу. Делает глубокий вдох.

– Когда я приехал и все увидел, то подумал: вот на что похож рай, если он существует. Нам приказали разрушить рай, посеять в нем смерть. Ружья, бомбы, гранаты…

Господин Лин внимательно слушает человека-гору, который тихо рассказывает свою историю, в то время как слезы текут у него по щекам. Старик цепляется за звук, за интонацию, силится уловить начало или конец какого-то сюжета. Вспоминает фотографию смеющейся женщины, которую Барк показывал несколько дней назад. Думает о странной карусели в парке; друзья ходили на нее смотреть – она крутится и крутится без конца. Деревянные лошадки – как леденцы на палочке. Кружатся. Двигаются вверх, вниз. Дети смеются, машут родителям руками. Играет громкая ярмарочная музыка. Человек-гора тыкал пальцем в каждую лошадку и много говорил. Судя по всему, он отлично знал, как работает карусель, и любил ее. Господин Лин не понимал почему, но внимательно слушал и кивал. Сандью казалась счастливой. Ей тоже нравилось зрелище. В конце прогулки человек-гора пожал руку мужчине, который занимался каруселью. Они обменялись парой слов, и господин Лин вместе с Барком покинул парк. После этого человек-гора долго молчал.

Господин Лин внимательно смотрит на своего плачущего друга, который продолжает что-то говорить. Теперь старик почти уверен, что женщина с фотографии и карусель с лошадками как-то связаны, но ни того, ни другого в жизни Барка больше нет, и он страдает, именно из-за этого он плачет, сидя солнечным днем на скамейке у моря.

– Все эти деревни, в которых мы побывали, джунгли, которые мы прошли, нищие люди, в которых нас заставляли стрелять, хлипкие соломенные домики, как тот, на вашей фотографии… Огонь в домах, пожары, вопли, голенькие детишки, бегущие по дорогам в темноте, в ночи, во время пальбы…

Господин Барк перестал говорить, но все еще плачет. Его тошнит. Тошнота идет из глубины, его колотит, трясет, он складывается пополам. Стыд буквально рвет Барка на части.

– Простите меня, господин Tao-laï, простите… за все, что я сделал вашей стране и вашему народу. Я был мальчишкой, дураком, которого заставили стрелять, разрушать, убивать… Я настоящая сволочь, сволочь…

Господин Лин смотрит на друга. Человек-гора сотрясается в долгих рыданиях, будто спровоцированных его же последними словами. Барк весь дрожит, напоминая корабль во время шторма. Старик пытается обнять друга за плечо, но тщетно – рука слишком короткая. Тогда он просто улыбается, выражая своей улыбкой все то, на что не способны слова. Затем снова поворачивается к морю, глядит вдаль и произносит название своей страны уже не с печалью, а с радостью и с надеждой. Обняв господина Барка обеими руками, Лин чувствует себя счастливым и защищенным; Сандью по-прежнему лежит между ними.

Спустя три дня господин Барк приглашает господина Лина в ресторан. Это грандиозное место с кучей столиков и официантов. Господин Барк удобно усаживает друга, который восторженно смотрит вокруг. Никогда еще старик не бывал в таком потрясающем месте. Человек-гора просит дополнительный стул, на котором устраивают Сандью. Затем обращается к человеку в забавном черно-белом костюме, диктует ему что-то, тот записывает, кивает и удаляется.

– Мы повеселимся, господин Tao-laï, вот увидите!

Господин Барк повязывает себе вокруг шеи большую белую салфетку, лежавшую рядом с тарелкой.

Господин Лин все повторяет за человеком-горой – повязывает салфетку себе, потом внучке, которая терпеливо ждет своей очереди, молча сидя на стуле.

– Мы с женой иногда приходили сюда, – говорит Барк. – Когда хотели себя побаловать.

Его голос опять становится глухим. Пауза. Он заговаривает, но произносит фразы медленно. Иногда надолго умолкает, будто ищет слова глубоко в себе и с трудом находит.

«Нелегок его путь», – думает господин Лин. Хрипловатый глубокий голос человека-горы кажется старику родным, хотя он даже не понимает монологов Барка. Голос напоминает о морской волне, бьющейся о скалы, о валунах, катящихся с горы, о ветре, приходящем в долину издалека – смеющемся, стонущем, свистящем. Это музыка жизни, в которой фальшивых нот и недостроенных аккордов столько же, сколько гениальных ходов и бессмертных гармоний.

Господин Барк молчит. Запрокидывает голову. Тыльной стороной ладони вытирает пот. Через стеклянную стену ресторана смотрит на облака.

– Какое огромное небо… – шепчет он.

Затем обращается к другу:

– Я несказанно рад быть здесь с вами, господин Tao-laï.

Появляется официант с подносами. Господин Барк заказал все лучшее. Ничто не искупит вины. Человек-гора вспоминает о дне в порту, обо всем, что тогда сказал и почувствовал, вырвал из сердца, о своем молчании, о страдании, о стыде, о жестах старика. Кровь невинных людей не смыть.

Господин Барк и господин Лин едят и пьют. Господин Лин пробует блюда, о существовании которых не подозревал. Все вкусно и ново. Маленькими глотками он пьет вино, которое подливает человек-гора. Голова горит. Столики постоянно двигаются. Старик смеется. Иногда пытается угостить каким-нибудь диковинным кушаньем малютку, но та не хочет. Она молчит, не плачет, просто не ест. Господин Барк наблюдает за дедом и внучкой с улыбкой. Некоторые посетители оборачиваются и с любопытством разглядывают друзей. Но Барку плевать.

После десерта, когда на столе уже прибрано, Барк наклоняется к сумке, стоящей рядом, вынимает подарочный пакет и протягивает господину Лину.

– Сюрприз! – восклицает он. И поскольку старик не решается взять пакет, продолжает: – Ну же, господин Tao-laï, это подарок для вас! Прошу, возьмите!

Господин Лин берет пакет. Руки у него дрожат. К подаркам он не привык.

– Откройте же! – подбадривает господин Барк, призывая к действию одновременно жестом и словом.