Читаем без скачивания Андрейка и лодырь Ромашка - Юрий Третьяков

Но рассудительный и смирный Алеха не согласился:

— А если он весь свой мусор уже отвез? Ему и не надо больше ехать: он будет дома сидеть, а мы карауль тут, как дураки!

— Нужно узнать, кто такой! — сказал Андрейка. — А как? Очень даже просто! Можно по мусору узнать! Следователи вон по спичке узнают или по одной волосинке: глянет через увеличительное стекло, и готово! А тут вон сколько всего… Приглядывайся да соображай сильней!

Алеха и Моська начали приглядываться к мусору.

— Значит, так… — рассуждал Андрейка. — Штукатурка старая. Вон и обои на ней прилеплены… Банки от краски… Краска масляная, значит…

— Ремонт кто-то делал! — моментально сообразил Моська, и Алеха, гордо улыбаясь, подтвердил:

— Я это же самое только сейчас подумал! Но сказать не успел, ты первый выскочил…

— Точно! — заключил Андрейка, как главный руководитель следствия. — Пока вы оба только еще приступали к думанью, я уже понял!.. Теперь сейчас вспомним, у кого ремонт — и готово!..

Но когда начали вспоминать, кто делает ремонт, оказалось, что ремонт делают многие…

— И у Читаки, и у дяди Пети, и у Полины…

— А вдруг этот ремонт давно уже сделали… — соображал Алеха. — Прошлый год! А мусор все лежал, некогда было… У нас опилки прямо не знаю сколько лет валялись, насилу-насилу выкинули!.. А макуревские не могут, что ли, принести? Еще как: небось зло берет, что у них нет такой полянки!

— Вот еще! — рассердился Моська. — Все не по-твоему!.. Только начнешь что-нибудь думать, а он уже путает!

Однако злись не злись, а прав Алеха… Да и мусор какой-то обыкновенный — в любом дворе может находиться… Пробовали угадать по аптечным пузырькам, припомнив, кто чем болел, но названия лекарств непонятные, не поймешь, от какой они болезни…

Краска и подавно одинаковая: продается в городе в магазине «Хозтовары», не говоря уж о протухлых огурцах и гнилой картошке, которые во всех погребах остаются после зимы. И обувь сильно запылилась и заплесневела сверху. Андрейка даже примерил кое-что — все равно без толку…

В это время на полянку пришла Моськина соседка, Ольгуша, проныра и сплетница, которая никогда не сидела дома, а любила таскаться по дворам, молоть языком и разузнавать новости.

— Чего вы тут бродите? — начала она выспрашивать. — Потеряли что?

— А тебе какое дело? — задрал нос Моська. — Чего приперлась! Не видали тебя тут? Иди, куда шла! Не твоего ума тут — без тебя обойдется!..

Но нахальная Ольгуша хорошо знала Моськин характер и с презрением подняла лицо.

— Хо! Гляньте на него! Испугал! Дрожу прямо! Невоспитанный, а орешь, посинел прямо! Тебя по-человечески спрашивают, так отвечать нужно! Ска-ажите, пожалуйста, какой нервный, спросить нельзя!..

— Хотим угадать, кто тут этот мусор набросал, — объяснил ей Алеха, любивший вежливость.

— Ну? Кто?

— А неизвестно…

Ольгуша быстрыми глазами оглядела мусор и фыркнула:

— Чего тут угадывать? Теть Фросин мусор! Факт остается фактом! Эх вы…

— Откуда знаешь? — подозрительно спросил Андрейка. — Написано на нем, что теть Фросин? А может, чей другой?

— Здрасьте! — дернулась Ольгуша. — Как же не теть Фросин? Это ж ихние бывшие обои — вон к штукатурке приклеены: желтенькие цветочки и вилюшечки… Им привозила племянница из Таганрога… И вон боты теть Фросины; они сначала были с голенищами, потом она их отрезала… А консервы «Печень трески» ей зимой Гриша в посылке присылал пять банок, две она сама съела, одну Полине продала, а две, наверное, и сейчас есть… В тех вон маленьких пузыречках глазная закапка была: она себе в глаза закапывала!.. Каждый пузыречек стоит семь копеек, его через три дня нужно выбрасывать и новый покупать, старое уже не годится. Вот почему их так много!.. А вы не знали?

— Чепуху всякую запоминать еще! — буркнул Андрейка, припоминая, что в этих обрезанных ботах он вроде бы видал тетю Фросю, но тогда не придал значения, не зная, что это может пригодиться.

И насчет пузырьков не сообразил! А ведь недавно отец смеялся: мол, святая исцелительница Хрося лечит всяких невежественных дур нашептыванием, а как у самой глаза заболели — из поликлиники не вылезает и все глазные капли из аптеки перетаскала! А дом свой блюдет пуще глаза, даже никому кругом житья нет через ее дом драгоценный: так и высматривает, не будет ли ее дому от соседей какого вреда:

— Андрюша, детка, ты бы сказал папе свому — нехай бузину чуток подрубя, вить у мине от ней стенка сопрела и крыша ржавея…

Голос — умильный, лисий, но бледный горбатый нос из-под черного платка высовывается, как у бабы-яги…

А когда крыше ржаветь, если ее каждый отпуск сын Гриша окрашивает и теперь вот ремонт целый затеял…

— А я и не запоминала! — вертела плечами Ольгуша. — Я и так знаю! Ух и отремонтировал Гриша теть Фросин дом — прямо что-то особенное! Все блестит! Новыми обоями оклеил: те, желтенькие, говорит, вульгарные были, а эти моющие! Водой можно мыть, а блестят, как мраморные! Ну до того оригинально! А на полу — линолеум, наподобие как паркет, каждая паркетина нарисована — ну что-то особенное! Конечно, имеют средства на такой расход! Деньжонки водятся… На своем «Жигуле» приехал! Он знаете какой практичный? Четыре чемодана привез и сундук заграничный — кофр! Он на своем пароходе в загранки ходит. Им заграничные деньги выдают, чтоб они там тратили. А он не тратит, а приобретает импорт да экспорт всякий, вообще — дефицит! Тут продаст с барышом, вот они и деньжонки! Ох и подживается!

— Откуда знаешь? — продолжал ворчать Андрейка.

— Как же не знаю? Вот новость! Факт остается фактом! Мы у него сами гипюр приобретали! Он раскрыл чемодан, а там — полно всякого гипюру! Разноцветный — до чего оригинальный! А макуревская теть Маша купила тюлю на шесть окон: большие розы, вот такие прямо, и листики… Из Аргентины, что ль… вообще из Европы! Он знаете что еще теть Фросе привез? Бар! Это такой ящичек красивенький, как вот телевизор, только вместо экрана дверка! Открываешь, а внутри все такое зеркальное и миниатюрненькие бутылочки так все и отражаются! Ну, до чего современно! Я тоже мечтаю о баре! Как вырасту, приобрету себе интерьерчик, бар, а на стенку — бра!

— Бра-кра! Тюль-свистюль! — издевался Моська, но Ольгуша не обращала внимания:

— А вы просто лунатики какие-то: ничего не знаете!

Моське надоела ее болтовня, и он закричал:

— Ты много знаешь, нужен он нам, твой бар! У нас поважней есть дела!

— Это какие же? — сощурилась Ольгуша.

— Тебе не положено знать!

— Ух, какие таинственные! — фыркнула Ольгуша. — Чего еще тут знать? Бродят, как лунатики! Лунатики, факт…

И она побежала спасаться, так как разъяренный Моська схватил отрезанный бот и запустил в нее — жалко, что не попал! Ольгуша скрылась за кустами и там хохотала, долго и громко, как артистка, но гнаться за ней не стали, пошли назад.

— Значит, вот это кто… — сказал Алеха. — Сроду не заподозришь…

— Ты не заподозришь, а я заподозрю!.. — возразил Андрейка. — Я его давно заподозрил! Он самый противный!.. Чего ни скажет — все с подковыркой: хи-хи-хи, хе-хе-хе… Я ему как человеку говорю: чего вы не привезете попугая или обезьянку? Правильно ведь сказал? Чем тюль возить, которого и здесь завались, попугая-то ведь выгоднее везти? Не говоря про обезьянок… А он: тут своих обезьян хватает, только осталось хвосты прицепить… Я догадался, на кого намекает… да связываться было неохота! Теперь я ему покажу!

— А что ты сделаешь? — спросил Алеха.

— Знаю что…

Моську осенила мысль.

— Стой! — воскликнул он. — Давайте вот что сделаем! Давайте соберем этот мусор, привезем и у теть Фроси прямо под окнами высыпем. Пускай глядит!

Моськина мысль была, конечно, хорошая и справедливая, но Андрейка ее забраковал:

— Улицу портить? Улица не виновата…

— Тогда… тогда… Перекидаем все к ним через забор! Во!

Так выходило еще лучше, но уперся Алеха:

— Да тут такое пойдет! От одной теть Фроси крику не оберешься! И дома… Отец сегодня только первый день начал со мной разговаривать, и мать ругаться перестала… И все опять сначала, не успеешь отдохнуть?

— Чего ни скажи, все нельзя! — обозлился Моська. — Чего я ни придумаю, нельзя да нельзя… Ну и как хотите!

Рассерженный Моська свернул на стежку, тянувшуюся к его дому… За ним и Андрейка с Алехой разошлись каждый в свою сторону…

Андрейка шел, задумавшись, пока не набрел на Гришу — теть Фросиного сына. Он был тощий, жилистый и кривоногий, а лицо широкое, как блин, с крошечным носиком и реденькими кошачьими усами.

Наряженный в новые синие джинсы и распашную рубаху, изрисованную крылатыми лошадьми, он протирал тряпочкой своего красного «Жигуля», что делал по нескольку раз в день. Рядом стоял подвыпивший пастух дядя Коля Копейкин и спорил про каких-то англичан: